Страница 23 из 41
И я уже собиралась отправиться по выбранному маршруту, когда со спины неожиданно донеслось:
— Добрый день, Нина Евгеньевна.
Глава 38
— Добрый день, Нина Евгеньевна.
Я так и подскочила на месте от неожиданности.
Повернулась на голос.
Передо мной всего в паре шагов высилась Инга Ильяшева, помощница Муратова-старшего.
На мгновение меня посетила безумная мысль как следует оглядеться. Чтобы удостовериться, что я по-прежнему нахожусь в клинике мужа, а не забрела ненароком на территорию его старшего брата. Потому что… что она вообще могла здесь делать, да ещё и 2 января?
— Д-добрый… Извините, я совершенно не ожидала…
— Это я должна извиниться, — холодный взгляд Ильяшевой прогулялся по мне с внешним безразличием. — Не хотела вас напугать.
— Всё в порядке. Просто… никогда бы не подумала, что встречу вас здесь. Да ещё и сегодня.
— Не особенно люблю праздники, — ушла от прямого ответа Ильяшева. — Они работать мешают.
Да уж, я вот примерно так же позавчера рассудила, решила поработать, пока другие празднуют. И в итоге во что моё благое начинание вылилось? Воспоминания о недавнем дурдоме до сих пор преследовали меня и жгли калёным железом.
При этом я с нарастающей паникой понимала, что вовсе не над теми воспоминаниями я больше всего ломала голову. С Егором всё более или менее было понятно, тут оставалось только действовать.
Но вот объяснить всё, связанное с нынешним владельцем коттеджа, я до сих пор не могла. В какой-то момент я просто устала пытаться подвести его поведение под какую-либо логическую основу и предпочла списать всё на сумасшедшие обстоятельства.
— Не совершайте моей ошибки, — пробормотала я. — Моя попытка проигнорировать праздники закончилась полным провалом.
На красиво очерченные губы Ильяшевой легла улыбка, которую даже можно было назвать располагающей:
— Вам просто опыта не хватает.
А вот это действительно прозвучало очень уж неожиданно. Не припомню, чтобы при мне она вообще когда-нибудь позволяла себе нечто похожее на настоящую шутку.
— Возможно. Но всё равно с Наступившим вас, Инга. Желаю, чтобы этот год у вас выдался продуктивным не только на работу, но и на отдых.
— Благодарю, — отозвалась она и бросила мимолётный взгляд по сторонам. — А вы, очевидно, к сыну приехали?
Я кивнула, но зачем-то всё-таки уточнила:
— И к сыну, и… вот, попыталась на документы о его лечении взглянуть. Не вышло.
— Странно, — прокомментировала Инга таким тоном, который обозначал прямо противоположное. Её будто совершенно не удивило такое положение дел. — Дайте угадаю. Вам наверняка отказали, аргументировав это уникальностью случая и его важностью для человечества.
И снова ирония, на которую я даже, возможно, улыбнулась бы, если бы всё произнесённое болью не отозвалось где-то внутри. Она ведь настолько точно озвучила суть ситуации…
Всякие условности и врождённая робость отступили под жадным желанием разузнать, откуда ей всё это известно.
— Инга, вы что-то знаете?..
Внимательный взгляд из-под соболиных бровей не выдал мне ничего, за что я могла бы зацепиться.
— Боюсь, то же, что и все. Но не вижу причин, по которым вас ставят в один ряд с остальными. Вы мать и имеете полное право на доступ к любой информации, касающейся вашего сына.
— Я бы с большим удовольствием спросила с собственного мужа за подобное, но не могу ему дозвониться, — я стиснула гревшийся в кармане пальто телефон. — Видимо… празднует. Ему сегодня не до работы.
Между нами ненадолго повисло неловкое молчание.
— Как ваш сын себя чувствует?
По тону моей собеседницы, к сожалению, было не разобрать, почему она вообще считала нужным справляться у меня о состоянии моего сына. Но как и там, в коттедже, в первый раз, когда она задала мне подобный вопрос, я предпочла не лезть к ней со встречным. Хотя бы потому что отчётливо понимала: Инга Ильяшева не будет со мной объясняться. Ответ она держала только перед своим начальником.
— Хорошо. Боюсь сглазить, но… действительно хорошо. Ему даже перерыв в лечении назначен. На новогодние праздники.
Ильяшева кивнула, но объяснять свой интерес, конечно же, никак не стала.
— Это отличные новости.
Не поспоришь. Но их неизбежно отравляла ситуация с документами. И тот неприятный факт, что для её прояснения мне придётся общаться с Егором. И пообщаться с ним мне нужно как можно скорее. А он, как назло, где-то пропал.
— Да. Спасибо. Вот бы ещё с бумагами разобраться.
— Разбираться с ними особенно нечего, — абсолютно будничным тоном отозвалась Ильяшева.
Я уставилась на неё немигающим взглядом, пытаясь отгадать, что могло значить это неожиданное замечание.
— То есть…
Она посмотрела на меня безо всякого выражение и слегка поджала плечами:
— Разбираться вам с мужем придётся. С его забором из грифов «секретно» и странным запретом допускать вас к ознакомлению с процессом лечения. А с бумагами как таковыми нечего разбираться. Лежат себе в его кабинете. В сейфе. Вместе с остальной важной документацией.
Моя челюсть отвисла сама по себе, и пришлось поднапрячься, чтобы отыскать слова для вопроса:
— О-откуда вы это знаете?..
Ильяшева качнула головой и сумрачно улыбнулась:
— Это неважно. Профессиональная тайна.
Я растерянно заморгала:
— И… что мне делать с этой неожиданной информацией?
Инга загадочно повела глазами и сделала шаг в сторону, молчаливо обозначая намерение меня покинуть:
— А это, Нина Евгеньевна, уже не моё дело. Не та информация, которой я буду интересоваться.
Глава 39
— Что бы всё это могло значить? — пробормотала я едва слышно, пока наблюдала за удалявшейся от меня помощницей Муратова-старшего.
Если бы всё в моей жизни не становилось уже по обыкновению с ног на голову, я рискнула бы предположить, что Ильяшева только что на что-то яростно мне намекнула.
Но мы никогда с ней и напрямую-то почти не общались. Коротко, по делу, по необходимости. И то лишь потому что она частенько подменяла своё непосредственное начальство на каких-нибудь не особенно сильно нуждавшихся в его присутствии мероприятиях.
Я постояла в коридоре ещё какое-то время, рассматривая летевший в окна снег. А потом мой телефон дёрнулся, оповещая о входящем.
Я взглянула на экран и онемела.
Новое сообщение с того самого анонимного аккаунта. С того самого, который незадолго до Нового года прислал мне первую пачку фотографий, обличающих моего мужа в измене.
Меня бросило в холодный пот. Рука задрожала.
Несколько мучительно долгих мгновений я боролась с тошнотворным, болезненным желанием поскорее увидеть сообщение целиком.
Часть меня этого не хотела. Всячески противилась, скованная диким страхом.
За последнее время слишком много всего произошло.
Ну какой ещё удар мне готовят? И главное, кто этот злокозненный аноним, получивший доступ к моему мессенджеру?
Я парализованно вглядывалась в экран и сама себе возражала. А почему это вдруг злокозненный? Да, конечно, я не могу знать мотивов этого разоблачителя, но разве он мне солгал? Он вообще-то открыл мне глаза на истину.
И дальше всё зависело исключительно от меня.
Наконец я сделала глубокий вдох и смахнула экран блокировки.
Развернулось окошко мессенджера, и пространство чата заполонили новые фото.
Кажется, кто-то эффективно взломал телефон Синицыной или пролез в её цифровое облако. Некоторые фотографии были очевидными селфи. Свежими селфи. Потому что Синицына позировала на них в том самом наряде, в котором Муратов-старший выставил её из коттеджа.
Странно…
Я смотрела на фото обнимавшейся с моим мужем ассистентки и испытывала… облегчение. Облегчение от того, что ни увидела ничего нового. Что это сообщение не вскрывало какую-нибудь совершено новую страшную тайну.
Кто бы ни прислал мне эти фото, удивить меня ими он не смог. Лишь напомнил о том, что я поступала правильно, решив съехать из-под одной крыши с супругом.