Страница 9 из 71
Ведь не может в столь прекрасном и жизнерадостном теле жить древнейший жестокосердный старец? Но ведь живёт?
— Чезааа-ра, — поторопил ведьму Лиар.
— Да, господин, — меж ладоней ведьмы возник пульсирующий шар, сотканный из тумана и тусклого зеленоватого свечения, какое бывает у грибов-гнилушек.
Обычно мне не полагалось подсматривать за колдовскими деяниями, но меня не выгнали, не приказали закрыть глаза. Казалось, хозяин вообще забыл о моём присутствии:
— Создаётся впечатление, что ты не торопишься… приближать нашу победу и возвращать себе юность и красоту, — недовольно скрестил он руки на груди.
А у меня сердце так и съёжилось от осознания, что, возможно, я своими руками приближу эту победу. Но что ещё я могу?.. Поймав себя на запретной мысли, с опаской покосилась на юношу в кремовом камзоле.
Ведьма же продолжала творить волшбу. Брови её судорожно изогнулись, капелька пота скатилась по освещённому зелёным сиянием виску.
За окном вдруг вспыхнула молния! Пронеслись две тёмные тени — может соколы-стражи, а может иная летучая нежить. От рокота грома задребезжали стёкла витража и склянки на полках.
Шар вспыхнул! И… лопнул! Ведьма дёрнулась, будто хотела поймать что-то в воздухе на лету.
Но не успела! Горестно охнула, и...
Я сжалась, ибо догадывалась, насколько страшным может быть гнев хозяина, а судя по реакции Чезары, рассчитывать можно было только на гнев.
Однако Лиар не гневался.
Как только страх расправы перестал застить глаза, и ведьма, и я догадались, что на самом деле всё получилось. Просто хозяин опередил нерасторопную Чезару. Поймал то, что она так старательно пыталась материализовать.
Вдоволь насладившись нашим испугом, Лиар торжественно поднял на просвет маленький сосуд — тонкую трубку из стекла, запаянную с одной стороны, а с другой закрытую плотной маленькой пробкой.
— Это будет легко, — мечтательно улыбнулся он, любуясь перетекающими внутри прозрачными каплями. — С этой редкостью нет ничего проще. Без цвета, без запаха… без единой тёмной частички, понимаешь, Птица? Ни один защитный амулет его не обнаружит. Ведь это яд, созданный светлой душой.
— Нужно добавить в еду? — уточнила я.
— Угу, — кивнул хозяин, дотрагиваясь моей руки, передавая драгоценный сосуд.
— Только помни, смертная, у тебя нет права на ошибку, — проворчала Чезара, голос которой стал ещё более сиплым, а спина ещё сильнее согнулась, став похожей на горб. — Нигде в мире больше нет подобного яда. Я только что сделала невозможное, — подбоченясь, она ожидала похвалы от хозяина.
Однако получила лишь ехидное молчание. Тогда она пояснила, якобы для меня:
— Я украла из магического хранилища Сиддского шахнада последние слезы Люмиастарра, что проклял свой род и род человеческий в момент, когда ещё был восьмым…
Слово «святым» Чезара проглотила, ибо давно не могла произнести. Да и не надо было говорить — я прекрасно помнила сказания о падшем святом.
— Их больше нельзя найти, нельзя воспроизвести, — назидательно скрипела ведьма. — А сила в них такая, что свалит великана.
— Что, Птица, захватывает дух, когда легенды оживают на глазах? — усмехнулся хозяин. — То ли ещё будет, — мечтательно прошептал он.
Я же вцепилась в сосуд с единственным в мире смертельным и неопределяемым ядом, до ужаса боясь уронить его. Или не суметь применить.
Глава 10 Враг на пороге
Полина
Проснулась я, вопреки ожиданиям, не по будильнику, а потому что в дверь квартиры стучали.
Открыв глаза, пожелала развидеть место пробуждения. Зажмурилась и… сделала новую попытку проснуться.
Однако и в этот раз над головой висел тёмно-бирюзовый балдахин. Тот самый, из замка, расшитый золотистыми нитями.
Не приснилось. Значит, всё-таки похитили.
Эта мысль придавила, а вся фантасмагория, что всплывала в памяти в качестве событий прошлой ночи, теперь однозначно трактовалось, как глюки.
Причём искажалось вчерашнее в памяти как-то выборочно: всё, связанное с людьми и событиями, воспринималось, как бред. А вот обстановка запомнилась точно, в деталях. Лучики утреннего солнца, пробивающиеся меж штор, подсвечивали тот же ковёр винного цвета и мебель, и кованую люстру со свечками, и огромный погасший камин.
Только как мне подсыпали галлюциноген? Когда? Я ведь ничего не ела и не пила. Или просто забыла?
Возможно, если бы покопалась в памяти подольше, нашла бы неточности, но дятел, который упорно стучал в дверь комнаты, мешал сосредоточиться.
— Миледи, откройте пожалуйста! — у «дятла» оказался приятный женский голос.
— Кто вы? — спросила сквозь одолевающую сонливость.
К счастью, чувство самосохранения проснулось раньше. Вместе с нежеланием открывать кому попало.
— Миледи, я Уиззи, ваша служанка. Принесла вам умыться.
Что значит — принесла умыться?.. А-а, в комнате нет санузла. Хотя умыться и правда, не помешало бы.
— Вы одна? — уточнила на всякий случай.
— Да, если не считать полотенец и таза, — весело хихикнули за дверью.
— Сейчас открою, — нехотя поднялась с кровати.
Но не успела озвучить своё разрешение войти, дверь распахнулась, впуская светленькую девушку в чепчике, едва удерживающую в руках огромный таз.
— Простите великодушно, миледи — подняла она бровки домиком, и с облегчением выдохнула, когда водрузила на стол свою ношу. — Тяжёлый, зараза, — вытерла девушка пот с лица.
— Это вы меня простите. Не знала, что у вас в руках… такая тяжесть.
Служанка смутилась и не торопилась отвечать.
— Как, говорите, вас зовут? — прервала неловкое молчание.
— Уиззи, миледи.
— Уиззи, Уиззи… — имя показалось знакомым, как и светлокожее личико с закруглённым носиком.
В памяти сразу возникло несколько воспоминаний: девушка, которая склонилась надо мной, уговаривая заснуть… а до этого тёмный коридор… холл… разноцветные светляки, и… кровь на белых манжетах? Ужас, короче.
Думать обо всём, что привиделось за ночь, не хотелось — бессмысленно тратить время на анализ галлюцинаций. Главное, они закончились. Теперь надо понять, что вообще происходит, узнать, где я нахожусь, и подумать, как отсюда выбраться.
Но начать всё же с умывания. Подойдя к столу, я отметила аккуратно сложенные стопочкой полотенца, старинное овальное зеркало на кованных ножках и быстроту, с которой Уиззи тащила из тёмного прикроватного угла узорчатую ширму. Я даже помощь не успела предложить, а она уже расставила ширму так, чтобы та закрыла умывальное место от двери.
— Миледи, — закончив, девушка сделала реверанс.
Или книксен? Странная она. Как и вообще всё вокруг: чепчики, миледи, реверансы… Странные у меня похитители. Похитители-ролевики.
Хмыкнув, глянула в мутноватую гладь зеркала, испещренную пятнышками и царапинами.
И тут же отпрянула от своего отражения. Не потому, что выглядела как-то особенно плохо с утра — обычно мне нравилось собственное отражение спросонья, — но сегодня я была грязной. Именно, грязной. Под глазами темнела не смытая с вечера тушь, а весь подбородок и шею покрывали бурые пятна и такая же бурая крошка.
Склонившись над тазом, принялась отмываться. И только когда защипал подбородок, а растворённая грязь специфически запахла, вспомнила, что меня вообще-то вчера немного порезали.
— Уиззи, у вас есть перекись или хлоргексидин? И пластырь? — попросила, разглядывая в зеркале маленький порез.
— Простите, миледи, мне приказано исполнять все ваши приказы, а-а… — девушка снова смутилась, — я вас не понимаю.
— Ну хотя бы йод у вас есть? Или зелёнка? — для непонятливых указала пальцем на свой подбородок. — Рану лучше обработать и залепить, иначе я вам все полотенца испачкаю.
— Простите, миледи, ничего из того, что вы просите, у нас не имеется.
— Кстати, наволочку я вам, скорее всего, уже испортила. И пододеяльник, — запоздало осенило меня. — Извините, пожалуйста.
Скандалить вообще не хотелось. Вряд ли эта Уиззи по-настоящему причастна к похищению. Выглядела она испуганной, и скорее всего, была такой же жертвой, как и я.