Чокнутая будущая

— Что? Как?

Кажется, он действительно удивился. Да, милый, я тоже.

— Мама внезапно приоткрыла завесу молчания, — мне так хотелось быть сейчас спокойной и насмешливой. Притвориться, что это всего лишь забавная история. Ну серьезно, мне почти тридцать, не глупо ли переживать из-за того, кого никогда и не было? Но получалось жалко. — Оказалось, я Олеговна, представляешь себе? А мне так нравилось сочетание: Мирослава Мироновна. Есть в нем что-то такое… экстравагантное. А Олеговной кто хочет может быть, в этом нет никакого смысла.

Антон плавно перестроился, съехал с основной дороги и остановил машину на обочине проселочной, ведущей в какую-то деревеньку. Заглушил мотор. Повернулся ко мне.

— Мирослава, — проговорил он обеспокоенно и обхватил мое лицо своими теплыми широкими ладонями.

— Мой отец биолог, — поделилась я грустно. — Скучный-скучный биолог с длинным носом. Я побывала сегодня на его лекции — и ничего особенного. Мое сердце не взорвалось и не облепило ошметками всю аудиторию.

— Ты сказала ему, кто ты?

— Неа. Не думаю, что скажу. Мне кажется, что я не та дочь, о которой мечтает каждый препод, много лет назад перепихнувшийся со своей студенткой.

— Понятно.

Он отстегнул наши ремни безопасности и притянул меня к себе. Обниматься в машине при некоторой ловкости довольно удобно. Ну, удовлетворительно. По десятибалльной системе обнимашек на пятерку. Хорошо, на тройку. Но я все равно с удовольствием прижалась к нему так сильно, как только смогла.

— Мирослава, — прошептал он, целуя меня в волосы, — просто в качестве предложения… Может, дашь ему возможность решить самому?

— Думаешь? А вдруг…

— Ты не можешь отвечать за поступки других людей. Только за свои собственные.

— Легко тебе говорить. А если я ему не понравлюсь? А если понравлюсь, а он мне нет? Для чего все усложнять, если можно сделать вид, что ничего не было?

Антон засмеялся, чуть отстранился, еще несколько раз слепо меня поцеловал.

— Поступай, что хочешь.

— Я могу посмотреть карты…

— Как хочешь, — он вскинул руки, сдаваясь. Пристегнул нас обратно. Завел машину.

— Что это за ответ такой?

— Мирослава, — выруливая обратно на трассу, Антон так сосредоточился на дороге, что говорил малость автоматически, — ты никогда не думала, что я тоже понятия не имею, что с тобой делать?

О.

Я представила себе, как он сидит за столом в своем безликом кабинете и глубокомысленно раздумывает над такой загадкой вселенной, как Мирослава.

Возможно, даже нервно ломает карандаши при этом.

Или, допустим, пишет уравнения.

Или рвет на себе волосы.

Повернувшись к нему всем корпусом, я внимательно уставилась на Антона.

— А что на этот счет говорит твой психолог?

— Если бы психологи помогали в отношениях с женщиной, то они брали бы за свои услуги совсем другие деньги.

— Так, ладно, — устав от своих собственных переживаний, я охотно переключилась на его. — Давай представим, что я тот самый супер-психолог, который одним махом решит все твои проблемы. Вещайте, пациент, что именно вас тревожит в отношениях с такой прекрасной со всех сторон женщиной, как я. То есть, Мирославой Мироновной. Тьфу, Олеговной.

Антон покосился на меня, на что я ответила преданной и серьезной моськой.

— Скажем, мне надоело, что я не могу поцеловать такую прекрасную со всех сторон женщину, как Мирослава Мироновна тьфу Олеговна, там, где мне приспичит. Например, в центре города. Или скажем, мне надоело проникать в ее дом огородами, а автомобиль оставлять у конторы.

— Так соседи же… А… Ну в смысле. Вот ты о чем.

Я покивала китайским болванчиком, не зная, что еще сказать.

— Доктор? — вопросительно-нервно протянул Антон.

— Продолжайте-продолжайте, — пробормотала я, растеряв весь задор.

Он же меня не бросает сейчас?

Было бы обидно оказаться брошенной черт знает где.

Впрочем, от географии степень обидности вряд ли изменилась бы.

— Основная беда в том, что я боюсь говорить об этом, чтобы не напугать тебя, — быстро и решительно продолжил Антон, как будто боялся передумать и хотел опередить сам себя. — Вдруг ты опять прыгнешь в поезд, догоняй тебя потом. Нет, догнать-то не сложно, но проблема в необратимости твоих решений. Р-раз, и уехала. Р-раз, и развелась. Р-раз, и решила, что отец тебе не нужен. А что, если я на тебя надавлю, и ты решишь, что быть со мной слишком сложно, тебе бы кого попроще?

— То есть, — иногда я умела соображать стремительно. Когда надо было. — Прямо сейчас мы оба боимся, что бросим друг друга? Я — тебя. А ты — меня?

— С чего ты решила, что я собираюсь тебя бросать? — изумился он.

— Ну тебе же надоело то и это…

— Мирослава, — прорычал он.

— Подожди.

Я накрыла его руку на руле ладонью. Погладила. Подышала.

Почему мне никто никогда не говорил, что от каких-то слов в груди может подняться целая буря?

Дайте мне минутку, сейчас я утихомирю ее.

Но все продолжало вокруг кружиться с бешеной скоростью, как будто… Ну знаете, как будто я главная героиня в кино, и камера вращается вокруг, и играет оркестр, и…

Одновременное счастье и боль.

Сколько эмоций может испытать человек и не сгореть лучиной?

— Антон. Антоша… Ты уверен, что нормально ведешь машину? Не переволновался, нет?

— Переволновался. Но нормально. Я помню, что управляю средством повышенной опасности, все в порядке.

— Ладно. Молодец. Антон, даже при одной мысли о том, что мы расстанемся, я дышать не могу, понимаешь? Это на каком-то физическом даже уровне.

— А. Хорошо, — слабым голосом отозвался он. — Спасибо, что сказала.

— Пожалуйста. Но ты меня все равно не торопи, ладно. Потерпи уж как-нибудь. А то навалилось сразу со всех сторон, а я улитка в чуриках.

— Я знаю, знаю, — он улыбнулся, перехватил мою ладонь и поднес к губам. Поцеловал несколько раз. — Просто это не пат, Мирослава. У нас действительно есть варианты. И уж точно я никогда от тебя никуда не денусь.

Ага. «Никогда» это также долго как и «всегда». Антонимы, обозначающие одно и то же. Вот чудеса-то, велик и могуч русский язык.

— Зафиксируйся на этой мысли, ты мне позже все подробно растолкуешь… Смотри, какой клевый мотель слева.

— Ты хочешь в мотель? Может, все-таки доехать до чего-то более приличного?

— У нас же путешествие! Приключение! И прямо сейчас мне до смерти нужна кровать, даже если эта кровать находится в дешевом трактире.

— Устала?

— Нет.

Он расхохотался и принялся разворачиваться.