Страница 2 из 80
А запросто, отвечу я.
Когда на сцену выходила Римма Викторовна, то незаметно мог исчезнуть даже грузовик. Армия слонов могла наступать с трубным ревом, а восторженная публика продолжала бы восхищенно взирать лишь на Римму Викторовну, и только на нее.
Она, разумеется, опоздала и теперь приближалась к нам со скромным величием богини, спустившейся с небес.
Первая жена моего мужа родилась примой. Она блистала на сцене уже тридцать лет, она блистала и в жизни, окажись Римма Викторовна на дне океана, то блистала бы и там. Она казалась сотканной из цветов и аплодисментов, и сердца всех вокруг начинали биться в такт цокоту ее каблуков.
— Ненавижу, — прошелестел почти беззвучный шепот, и, оглянувшись, я увидела двух последующих Алешиных жен с совершенно одинаковыми напряженными взглядами. Ну, вы знаете этот взгляд, именно таким смотрят мыши на сытых кошек. Там читалась надежда, что в этот раз хищник пройдет мимо.
Кто из них шелестел ненавистью, я не разобрала, но подозревала, что могли обе. В унисон, так сказать.
— Алешенька, — торжественно и громогласно воскликнула Римма Викторовна, и я принялась отступать назад.
Муж мой слабо трепыхнулся, вытянулся в струнку и замер, не моргая.
За богиней следовали два красивых пажа, которые едва не сгибались под тяжестью корзины цветов.
Я сделала еще шаг к служебному выходу, немного запуталась в пыльной портьере, сверкающий и скользкий мрамор под ногами сменился потертым ковролином, а простор зала — узким коридором.
— Милая моя, — уборщица в синем халате посторонилась, пропуская меня вниз, ее метелка вскинулась, отдавая честь. — Вот кабы я сорок лет назад деру от своего Васьки дала, глядишь, и состоялась бы как личность!
Хохотнув, я отсалютовала ей в ответ и выскочила в душноту июньского дня. Вся толчея и многолюдность осталась у центрального входа, а у черного пели птички и буйствовала сирень. Утопая шпильками в траве, я добралась до кособокой скамейки в густой тени, с трудом согнула себя в сидячее положение под хруст стекляруса и достала из кружевной сумочки единственную вещь, которую взяла сегодня с собой.
У меня не было при себе ключей, мобильника, денег, карт или помады — все это просто не поместилось бы в крохотном клатче.
Зато у меня была миниатюрная колода Таро — та самая, которую мы всегда брали с собой в путешествия. На море мы ездили поездом, и бабушка всенепременно покупала два нижних места, и дребезжали стаканы в подстаканниках, и неторопливо плыли березы за окном, и пахло горячим железом, пылью и пирожками, и бегали по вагону какие-то дети, а мы читали Жюля Верна и мечтали о приключениях.
Колода была совсем потрепанной, на месте проплешин бабушка пририсовывала что-то свое. Так, у Шута вместо собаки появилась кошка, а Повешенный болтался на лиане, а не веревке.
Я любила эту колоду той грустной любовью, с которой всегда прикасаешься к утраченному прошлому.
Привычно уколовшись о глухую тоску, я согрела карты ладонями и вспомнила плюшевого Антона с лезвиями под шкуркой.
Ну что, мил человек, давай посмотрим, отчего ты так меня царапаешь и беспокоишь.
Король мечей — ну, кто бы сомневался. Решительный, расчетливый и хладнокровный циник, ха. Скажите что-нибудь новое.
А дальше началась полная чертовщина.
Колесо фортуны — снова. Дьявол — снова.
Судьба и судьбоносная страсть.
Предсказания, приведшие меня к замужеству.
Я застыла, как громом пораженная. Вытянула новую карту осторожно, словно ядовитую змею.
Ну надо же!
Тайные свидания и роман, скрытый от посторонних глаз.
Измены — бац!
Ссоры, разбитое сердце, бессонница, страдания.
Мамочки, а что-нибудь хорошее этого беднягу вообще ждет впереди?
Получите-распишитесь: Верховная жрица.
Тут новая страшная мысль пронзила меня будто электрическим разрядом.
А не я ли прохожу в жрицах?
Не может же быть такого, чтобы карты так повторяли друг друга — и в моем раскладе, и в раскладе Антона.
Медленно я вытащила ответ на этот вопрос: карта Влюбленные.
Контрольный.
В голову.
— Плохие новости? — раздался мягкий голос над моей головой.
— Отвратительные, — меланхолично согласилась я, разглядывая разложенные по скамейке карты.