Страница 14 из 16
Глава 7
Антон молчал так долго и загадочно, что за это время я придумала ровно три вещи, о которых он мог меня попросить.
Во-первых, пион из моих волос, чтобы засушить его, а потом долгие годы вспоминать этот обед со слезами ностальгии на глазах.
Во-вторых, поцелуй. Разве мужчине не полагается пытаться поцеловать девушку при любой возможности? Они же охотники, а мы неприступные крепости. Ну, теоретически.
В-третьих, никогда больше не появляться в его конторе — даже в темных одеждах. Не подумайте, что я уж очень мнительная, но порой мне кажется, что я его нервирую. Совершенно непонятно, почему, кстати.
Тут только я сообразила, что ничего не знаю о его личной жизни, кроме того, что он платит Алешины алименты и на нашей свадьбе был без жены.
А вдруг он с кем-то встречается?
Или живет?
Не то чтобы меня сильно смутил бы подобный расклад — ах, оставьте, я ведь и сама замужем.
Но вдруг Антон никаких женщин, кроме бывших жен своего старшего брата, и не видел.
Вдруг он понятия не имеет, что с нами делать.
Или, наоборот, страшный бабник.
Рука сама собой потянулась к сумочке, к колоде, чтобы посмотреть, как там на личном фронте у этого гражданина, как вдруг мое запястье перехватили цепкие пальцы.
Натурально, как в корейской дораме!
Не хватало лишь того, чтобы из-за ширмы вынырнул знойный красавчик и схватил бы меня за другую руку.
А я бы стояла между ними, хлопая глазками.
Какая прекрасная была бы сцена в декорациях взбесившегося балагана, коим являлся интерьер кафешки Гамлета Ивановича.
— Прости, — неожиданно мягко произнес Антон и разжал пальцы, — мне вдруг показалось, что ты сейчас достанешь карты.
— С чего бы это? — изумилась я с пылом воришки, застигнутого прямо на месте преступления.
— Никогда не гадай на меня, — проговорил он все так же мягко, почти нежно, но это была та самая двуличность, которая поразила меня с первого взгляда. Лезвия под плюшем.
— А? — я попыталась сосредоточиться. — Почему?
— Потому что у тебя слишком богатая фантазия, ни к чему ее подстегивать. Мирослава, у меня один брат, а вот жен у него — много. Ни к чему нам лишние сложности, правда?
Божечки, что от вытворял своим голосом.
У его голоса был обволакивающий аромат капучино, когда ты следуешь за кофе и корицей, утратив смысл и осторожность. Я невольно покачнулась Антону навстречу и только секундой позже осознала, что именно он мне сейчас заявил.
«Отстань от меня», — вот что это означало.
Я обещала ему стать пиявкой, а он избегал этой участи изо всех сил.
— На кого мне раскладывать карты, а на кого нет — не твое дело, — с надменностью снежной королевы процедила я. — Ступай, Антошенька, с богом, не смею тебя больше задерживать. И чахни дальше над своими гробами.
Он покачал головой, демонстрируя огорчение моей вспыльчивостью, дружелюбно улыбнулся с потрясающей фальшью, кивнул на прощание и молча вышел.
А я налила себе вина в пузатую рюмку и опрокинула ее в себя.
Не гадать на него!
Фантазия у меня богатая!
Брат у него один!
Ну и в чем он, собственно, не прав?
Гадко признавать, но что было, то было: я опять вывалилась за рамки социальных приличий.
Каждый раз одно и то же.
В чем я была мастерицей — так это в умении грызть себя за все на свете.
Сорняки с такой скоростью погибали от моих рук, что вместе с ними едва не пала смертью храбрых и петрушка.
Он просил не гадать на него!
Да за кого он вообще меня принимает?
Что я ему там сказала?
Ступай с богом?
Чахни дальше над гробами?
Да он решил, что я пафосная истеричка, и правильно сделал.
Да сколько раз я обещала бабушке вести себя, как нормальная девочка.
Не получалось в школе, не получается и сейчас.
Рано или поздно люди пугаются и сбегают.
И Алеша сбежит.
И я снова останусь одна — наедине с изящно прорисованными фигурами, единственными моими собеседниками в последние годы.
И где я прокололась?
Это из-за пиона?
Виляния?
Не надо было включать снежную королеву, как будто мне есть дело до того, что он обо мне думает!
И когда я уже была готова слопать себя с потрохами, позвонил Алеша.
— Милая, спасибо, что уговорила Тоху, — весело сказал он. — Гроб доставили десять минут назад. Давай сходим куда-нибудь поужинать? Надень что-то красивое, ладно?
— Ладно, — печально согласилась я и поплелась переодеваться.
Это случилось, когда я уже открыла калитку соседки тети Нади и притормозила по ту сторону ограды, дослушивая ее рассуждения о преимуществах грунтовых томатов перед тепличными.
Прямо напротив моего дома остановился роскошный автомобиль, и из него вышла мама собственной персоной.
Здрасте-пожалуйста!
Я машинально юркнула обратно за калитку и спряталась в густой тени сирени, подглядывая между прутьями ограды.
— Батюшки, — близоруко щурясь, охнула тетя Надя, — уж не Машка ли явилась, душа пропащая?
— Никого нет дома, — зашептала я зловеще.
Тетя Надя с какой-то особой старческой жалостью посмотрела на меня и решительно двинула к моей матери, которая не спешила отходить от машины, а просто стояла и курила, прислонившись бедром к капоту.
Она была стройная, коротко стриженая, невероятно стильная.
Спорим, моя мама никогда не попадала впросак, и ей никто никогда не говорил «Маша, ни к чему нам лишние сложности, правда?»
— Маруся, — закричала тетя Надя, бодро ковыляя по неширокой двухполоске, отделяющей ее забор от моего, — приехала! А дома-то никого и нету!
Мама, явно не ожидавшая такого громкого приветствия, крупно вздрогнула и обернулась.
— Здрасть, теть Надь, — пробормотала она немного растерянно. — А Мирослава-то?
— А Славка наша замуж выскочила и — фьють! Укатила с чемоданами в город к мужу.
— Бросила дом? — нахмурилась мама.
Обалдеть, вот это упрек!
Что же я, по ее мнению, привязана была к этим стенам?
Между прочим, я ей писала о свадьбе, но у нее был чес по городам нашей родины, и в гастрольном пылу она не нашла времени приехать на торжество. Зато прислала цветы, это правда. Только на неделю позже, чем следовало.
И что-то тогда ее не интересовало, где я буду жить после замужества.
— Так дело-то молодое, — ответила тетя Надя.
— Ладно, — мама затушила сигарету, — я потом ей позвоню.
Звони, звони. Не думаю, что кто-то возьмет трубку.
У меня, может, медовый месяц на Бали.
Очень дорогой международный роуминг, так я ей и напишу.
Разговаривать с мамой словами через рот было тяжело — уж больно она была язвительна, остра на язык и как будто все время искала, на что нанизать новую шутку.
Приходилось держать язык за зубами и рассказывать о себе как можно меньше, чтобы потом не услышать вольную интерпретацию моих злоключений из ютуба.
Ветки сирени царапали мне шею, но я не спешила выходить из-под их защиты.
Налетели в мой мир гуси-лебеди и самое время было молить: яблоня, матушка, спрячь меня. Сирень то есть, но какая разница, главное, чтобы в печь лезть не пришлось.