Невеста фараона

Где-то такое я уже слышала. Ах да, полное имя произнесла матушка царя Небмаатра Мутемуйя, когда сватала меня за него. Меня передернуло. Если честно, я бы и в ее дворце согласилась сейчас оказаться. Все лучше, чем на загробном суде Осара.

Повисла пауза, в которой стало слышно, как у кого-то урчит в животе. Наверное, у Амат. Животное еще и рыгнуло. До чего же мерзкая тварь! А зубы у нее как стилеты средней длинны. Жуть!

– Тот ли ты Ахмес? – вопросил Джахути и строго посмотрел на моего спутника. Как будто пытался увидеть подвох. Вот же крючкотвор, он же мысли умеет читать. Да еще и бог. Давно же понял кто тут кто. А сейчас разыгрывает дешевый спектакль.

Ахмес включился в представление, ответил громко и четко:

– Да это я. Ахмес, сына Птахшепсеса, урожденный в городе Инбу-Хенж.

– И ты добровольно пришел на суд Осара, чтобы, взвесив свои деяния в середине пути, вернуть к жизни Ка своей невесты Танеферт, дочери царского сына в Инбу-Хедж Птахемхета?

Скажи нет и валим отсюда! Это я малодушно пищала про себя. Но Ахмес громко ответил:

– Да, так и есть. Я готов.

В наступившей паузе динозавриха Амат снова рыгнула. Надеюсь оттого, что обожралась уже каким-нибудь грешником. И нам теперь ничего не угрожает. Во всяком случае, пока она опять не проголодается.

– Хорошо, – изрек Джахути, подкрутил свиток в руке, вчитался в написанное на нем, а потом глянул на Ахмеса и проговорил буднично, – Теперь быстренько пробежимся по основным пунктам клятвы. Ты ведь не крал зерно?

– Нет.

Джахути с видом занятого бухгалтера поставил галочку на свитке.

– Приношения богам не похищал?

– Нет.

Через полчаса я насчитала тридцать девять вопросов и отрицательных на них ответов. У меня ноги затекли. Так долго я стояла лишь однажды, за билетами в Большой театр на «Щелкунчик». Но там хоть представление было хорошим. А это что? По стенам тоже разносились тягостные вздохи. А нечего, сами такую канитель придумали. Вот у нас теперь в церкви всего 10 заповедей. Четких и ясных. А не 42, из которых, «Я не подслушивал украдкой» самая внятная. Но что это за грех такой? Ахмес ответил «нет», конечно, но вряд ли был честен. Так или иначе мы становимся невольными свидетелями чужих разговоров. И в чем тут наша вина? В том, что мы не глухие? В общем, пока я незаметно переминалась с ноги на ногу и критиковала список прегрешений, Джахути подобрался к самому интересному.

– Ты лгал?

Нашел у кого спросить! Да этот тип даже мне успел налгать с три короба. А ведь мы знакомы всего ничего.

– Нет, я не лгал, – снова солгал Ахмес. И кому, богу Джахути! Удивительно наглый тип.

Я посмотрела на весы. Они даже не дернулись. Ничего себе у них тут дело поставлено. То есть, когда парень тебе изменяет с другой, желая на тебе жениться ради выгоды, но твердит о любви, это вовсе и не ложь? А так получилось?

– Ахмес!

Мы все вздрогнули. Даже зеленолицый Осар, который тоже уже успел заскучать. В трех метрах от нас стояла Танеферт в компании таких симпатичных парней, что, если они и дальше будут сопровождать ее за горизонтом, я бы на ее месте отказалась возвращаться. Темненький чем-то здорово смахивал на породистую овчарку. Ну или на кого-то из собачьих. Например, того милого шакала, который был выбит у него на плече. Светловолосый – это вообще нечто. Со смесью загадки и смущения на бледном лице. А сколько на нем серебра… Даже в волосах. И все же Танеферт выглядела недовольной. Вот же привереда!

– Милая! – зато Ахмес расплылся в счастливой улыбке за двоих.

– Раз девушка появилась в зале суда, значит испытание почти пройдено, – пояснил Джахути и кинул косой взгляд на Осара. Зеленый ему кивнул, – Или требуется ее свидетельство. Итак, Ахмес, повторю свой вопрос: ты лгал?

Вот что за дурацкое уточнение. Ну, конечно, каждый человек врет. Так или иначе. Что сказать, когда бабушка спрашивает: «Ты шапку надела?». А на дворе апрель. И только последние лузеры ходят в шапках. Конечно, люди лгут. Иначе не выжить в этом мире.

Ахмес побледнел и опустил голову. Да ладно! При богах врать можно, а при Танеферт нельзя? Серьезно? И тут пустая чаша весов, дрогнув, слегка опустилась вниз, перевесив перо Маат. Демоница Амат приоткрыла глаз и с интересом уставилась почему-то на меня.

«Я невкусная!» – послала ей мысленный сигнал. И, кажется, он достиг ее сознания или что там у нее в голове, потому что она, разочарованно вздохнув, снова погрузилась в прерванный сон.

Тут люди у стен и на балконах пришли в движение. Их шепот перешел в бурлящие разговоры, а потом и в выкрики:

– Требуем уточнения! Надо вызвать свидетеля!

Осар поднял зеленую руку, которая теперь была величиной с меня. Разумеется, голоса тут же стихли. После чего он посмотрел на Джахути. Бог-бухгалтер кивнул и улыбнулся Ахмесу как добрый дядюшка, уличивший племянника в ерундовой шалости. И изрек таким же ласковым, слегка вкрадчивым голосом:

– Вызываем свидетеля. Им выступит Танеферт, дочь царского сына в Инбу-Хедж Птахемхета. Ты готова свидетельствовать в этом вопросе и дать честный ответ?

Мы все посмотрели на Танеферт, включая снова проснувшуюся демоницу Амат. Девушка, понятно, растерялась. Вряд ли она ожидала такого подвоха. Если она признает, что Ахмет лгун, то их обоих сожрет динозавр. А если солжет в зале суда Осара вообще не понятно, чем это обернется. Скорее все тем же – их сожрет демоница Амат. Такой себе выбор.

– Я… готова, – тихо и хрипло ответила Танеферт.

– Тогда повторю вопрос, – голос Джахути остался бодрым, – Уличала ли ты Ахмеса во лжи?

На Ахмеса мне смотреть было жалко. Кажется, он уже прокручивал в мыслях сцены из той части своего ближайшего будущего, где он станет обедом для динозавра.

– Да, – ответила Танеферт.

Она не знает понятия «ложь во спасение»?

– Ахмес солгал мне хотя бы однажды. Когда убил моего отца.

По залу прокатился гул возмущения.

– Стоп! – на сей раз Джахути поднял руку, а потом сверившись с надписями на свитке, строго спросил, – Ахмес, убивал ли ты?

Тот вскинул голову. Бледный, глаза горят как в лихорадке, губы превратились в светло-розовые нити. Переживает человек, сразу же видно!

– Нет! – крикнул и посмотрел на Танеферт обиженно.

Ну, в самом деле! Почему она продолжает твердить одно и то же! Он ведь и правда не убивал!

– Вот видите, – Танеферт, словно извиняясь за Ахмеса, посмотрела на бога со свитком и развела руками.

Оба парня брюнет и блондин синхронно изогнули бровь. Осудили, значит.

– Он не убивал! – я прикрыла рот ладонью, но что толку, вырвалось уже. И тем самым из зрителя я перешла в участники драмы. Все, разумеется, включая динозавра уперлись в меня требовательными взглядами. Весы над головой Амат еще раз дрогнули, и пустая чаша сдвинулась на сантиметр вниз. Плохой знак. Маат нам не верит. Дьяволица облизнулась, не забыв продемонстрировать зубы-кинжалы.

Ладно, я сжала кулаки. Пусть они все не верят, пусть против, но я-то видела! Тогда, в кинотеатре Танеферт я видела то, что из памяти не стереть. Я обернулась к ней:

– Вспомни то кино, которое мы вместе смотрели. Я видела там кое-кого. Его там точно быть не должно. И он прятался. А если так, значит, возможно, Ахмес говорит правду. Возможно, он и не убивал. Это сделал другой человек. Вернее демон, который в него вселился.

– Кое-кто, возможно, демон… – Джахути поморщился, словно откусил от лимона, как от яблока. Помотал головой и зыркнул на меня строго, даже брови сдвинул, – Кино еще какое-то! Что это вообще?

– Воспоминания! У Танеферт есть воспоминания о той ночи, когда кто-то убил ее отца.

В наступившей тишине Джахути уткнулся в свой свиток, прокрутил его вверх-вниз, и наконец, просияв, заявил собранию:

– О! Это мы можем показать! – тут он обратился к Танеферт, – С твоего позволения.

Та неуверенно пожала плечами. Бог с птичьей тенью кивнул и как-то небрежно махнул рукой. Прямо в центре зала, посреди всей этой лепоты и позолоты началась видеотрансляция. Без всякого экрана, в воздухе. Чудо, одним словом. Ну, а как иначе. Бог же сотворил. Мы увидели все ту же сцену глазами бедняжки Танеферт, которая только что обнаружила своего отца на полу в луже крови и склоненного над его телом Ахмеса с ножом в руке.