Страница 8 из 40
У нее красивая фигура, она не тощая, есть на что посмотреть. На пляже я то и дело отвлекался на ее ноги и родинку у пупка на плоском животе. Очень красивая девушка, и выглядит действительно юной, ни за что бы не сказал, что у нее может быть дочь.
— Бегите скорее, — она улыбается мне из-за козырька, а потом вдруг хмурится и снова переводит на дочку взгляд.
— Что случилось?
— У нее температура.
Огибаю коляску и заглядываю внутрь.
— На солнце перегрелась?
У Аленки пересохли губы и совсем красные щеки.
— Нет, у нее еще утром слюни бежали ужасно. Это так на зубы всегда.
Осторожно протягиваю руку и трогаю лоб, он просто раскаленный, но Алиса не выглядит такой напуганной, каким себя чувствую я.
— Мы побежали домой, нужно сбивать жар. Хорошей работы.
— А... это быстро пройдет? Ну эти ее зубы?
— Дня три жар, потом должно пройти, — быстро отвечает Алиса и перехватывает ручку коляски.
— Я провожу...
— Бегите! У вас совещание, я справлюсь. Это не первый ее зуб.
Она даже улыбается, но как-то вымученно, а я чувствую себя не на своем месте, направляясь к главному зданию отеля.
Девочка выглядела измученной, у нее так быстро поднялась температура! И со всем этим Алиса один на один почти год.
Тот, кто бросил ее — идиот и мудак. Вот так исчезнуть из жизни таких девчонок?
Но, кажется, туда ему и дорога.
Глава 9
Алена ужасно переживает период прорезывания зубов. У нее всегда поднимается температура под сорок, нас всегда ждут слюни, сопли и бессонные ночи. Я надеялась, что так будет только поначалу, но, увы, каждый раз, кажется, только хуже.
Я шарюсь в ванной по аптечке и с разочарованием понимаю, что жаропонижающего наскребу всего на пару доз. Олеся должна была купить его, я ее просила, но, кажется, она успешно об этом позабыла. Быстро пишу ей сообщение, чтобы забежала в аптеку по дороге за Артуром.
«Я же говорила, я сегодня с ночевкой у мамы, давно не виделись с ней! Доставку закажи»
Черт!
Вообще она меня предупреждала. Обещала приехать к утру, к моей смене, и теперь ей достанется абсолютно больной ребенок. Мы с ней по договору не уходим на больничные. Просто нет такой возможности ни финансово, ни по устному договору с Мигренью, так что все температуры, что Алены, что Артура, делим пополам. Самый большой кошмар случился, когда они заболели одновременно, а у нас было заселение под завязку. Помню, как мы по одной уходили работать, а вторая сидела и грустно смотрела на только что закрывшуюся дверь, так как два орущих ребенка — это страшно. Страшно, но выполнимо.
Даю Аленке, которая, конечно же, проснулась никакая, порцию жаропонижающего, которое с трудом набираю из пузырька. В комнате, к моему ужасу, жуткая духота, и ей будет плохо, но на улице ничуть не лучше. Включаю вентилятор, чтобы хоть немного погонял воздух по комнате, и быстро обтираю горячее тело Аленки водой. Она корчится, плачет и машет руками.
— Тише, малыш, сейчас полегчает.
Доставка из аптеки дороже, чем если просто добежать до самой дешевой, но я на всякий случай формирую корзину. Может мы дотянем до вечера и по прохладе прогуляемся сами. Потому что одного «Нурофена» не хватает на сумму для бесплатной доставки, и к нему плюсуется триста рублей, а таких денег у меня уже нет.
— Черт, — бросаю телефон на кровать и стараюсь успокоиться.
Мне некого просить о помощи, не у кого занимать, и это нормально. Я справлялась всегда и теперь тоже справлюсь.
— Верно?
Алена смотрит на меня, как будто осуждающе, а я стараюсь улыбнуться, чтобы ее повеселить.
Жар спадает медленно и, когда приходит отельный врач, которого я вызываю первым делом, чтобы послушать на всякий случай легкие, Аленка все еще горит.
— Ну вы, Алена Руслановна, зачастили, — вздыхает он, доставая стетоскоп. — Жаропонижающее давали?
— Да, чуть меньше нормы. Закончилось.
— Олеся не сходит? Там пекло, не стоит тащиться по улице.
— Олеси до завтра нет.
— Я бы сходил, но только после рабочего дня смогу. Я к вам и так вместо обеда вырвался. Так, ну легкие чистые, горло немного красное. Повода для паники нет, но ночка будет жаркой, — он улыбается и пытается повеселить Аленку, которая совсем не веселится.
Врач уходит, а я впадаю в уныние.
Когда в первый раз увидела на градуснике тридцать девять и три, Аленке было полгода. В тот момент мне казалось, что я ее теряю, никогда не чувствовала себя настолько беспомощной. Сейчас сердце, конечно, кровью обливается, но я уже понимаю, что к чему, и не позволяю себе паниковать.
Проходит несколько часов, жар потихоньку спадает, Аленка даже ест и рвется играть, но уже через пару часов я снова замечаю, что она становится вялой, пытается прилечь на пол и хнычет.
— Ну что такое, котик? Вот же противные зубки у Аленки... Сейчас станет немного прохладнее, и мы сходим с тобой до аптеки, подышим воздухом, он лечит, — она слушает меня пару секунд, а потом начинает вертеться и тереть глаза, запускать кулаки в рот и с психом чесать десны.
Я дергаюсь на стук в дверь, а Аленка, будто в поддержку моего раздражения, начинает плакать. С надрывом, во весь голос. К нам частенько и не совсем вовремя заходят соседки то по одному, то по другому поводу. У нас не проходной двор, но все прелести студенческой общаги.
— Заходите, открыто! — я не боюсь гостей, наоборот, подумываю не оставить ли с кем Аленку, чтобы самой сбегать до аптеки. Девочки рядом живут понимающие, хоть я и не особенно люблю напрягать их. Все-таки, находясь здесь с детьми, мы тоже создаем определенные проблемы в виде ночных криков и набираний ванночек, из-за которых заканчивается горячая вода. И это при том, что сами просим не шуметь после тихого часа.
— Не помешаю? — доносится голос.
Я так резко разворачиваюсь, что Аленка принимает это за игру и тут же успокаивается. А в моей комнате, крошечной и совершенно простецкой, стоит мой бывший босс с двумя пакетами в руках. Один, видимо, из аптеки. Второй из продуктового.
— Тут жарковато, — улыбается он как ни в чем не бывало и закрывает за собой дверь.
— Что вы здесь делаете?
— Я подумал, что вам может понадобиться помощь и… вижу, что не ошибся. Я купил лекарства. Все, что дали после слов «ребенок» и «зубы». Тут два жаропонижающих, какой-то гель для зубов и вот… другой гель. Мне сказали, он полезнее, а тот эффективнее, и я взял оба. Вот обеззараживающий спрей и для носа что-то, и...
Руслан не договаривает, потому что я растерянно смотрю на него. Этот контакт длится слишком долго, чтобы ничего не значить. Я отвлекаюсь только на хныканье Аленки, на которую не обращают внимание.
— Поставьте на тумбочку, пожалуйста, — прошу я, заставляя себя не броситься на шею к спасителю.
Нельзя, нельзя, нельзя.
Я придумываю сотню поводов, по которым он решил нам помочь, и надеюсь, что смотрю на него при этом не слишком подобострастно. Но он чувствует мою искреннюю благодарность и делает пару шагов, чтобы ободряюще похлопать по плечам.
— Считайте, что я сегодня за летнего Деда Мороза. Должны же у вас иногда случаться... чудеса?
Руслан — мастер приносить в мою жизнь чудеса. И самое главное сейчас пытается отгрызть себе руку, чтобы почесать дурацкий зуб.
— Спасибо, — шепчу, чувствуя себя при этом слишком неловко, так как на плечах все еще покоятся ладони Руслана. Но вместо ответа он только чуть сжимает пальцы, будто в знак поддержки. — Ночь будет жаркой, — я стараюсь улыбнуться.
— Я к этому готов, — вдруг говорит он и улыбается. Ну какого черта, а? Почему я в каждом его слове снова читаю флирт, почему не выставляю его? Почему позволила катать коляску и вмешиваться? И завтраки дарить?
Опять. Опять. Опять.
А завтра его не станет и все.
— Вы сбежите через четверть часа, — мы почему-то беседуем полушепотом и с улыбками, будто заговорщики. Это что-то настолько новое, что у меня все внутри переворачивается, скручивается, жжется.