Обретение мудрости

Если бы она созналась в том, сколько сутр она знала, рыжие волосы адепта Ннанджи тут же бы поседели.

– Не думаю, что когда-либо об этом слышала.

– Ничего! Они не воины, так что принципы чести к ним не относятся. Они – вооруженные штатские, что само по себе есть нарушение закона – так что любые средства хороши.

– Но ножи? – Даже водяной крысе могло стать не по себе при мысли о воине, бросающем ножи. Хуже того, Джия спокойно сидела в углу, что-то делая с одним из сапог Шонсу, а рядом с ней стоял сапог Ннанджи. Хуже всего были спрятанные ножи.

Шонсу пожал плечами. Он выглядел усталым. Тана заботливо сидела на корточках рядом с ним. Она исполняла обязанности медсестры с тех пор, как Шонсу пришел в себя и смог оценить ее усилия. Брота не думала, что ее дочь добьется большего успеха с Шонсу, чем Ннанджи добился с ней, но Седьмой стоил таких усилий.

– Когда я встретился с колдунами в Аусе, – сказал Шонсу, – они заставили меня отступить перед ними. Я тогда подумал, нужно ли им время для того, чтобы произнести свои заклинания, или что там у них. Из всего, что мы о них знаем, следует, что единственное действенное средство против них – скорость. Так что – ножи! – Однако звучало это так, словно он был готов лишь обороняться, но не нападать.

– Я не возражаю, милорд! Тана, мне нужно, чтобы ты пошла со мной на берег.

Тана заботливо повернулась к Шонсу.

– Ты сможешь ненадолго обойтись без меня, милорд?

– Думаю, справлюсь, – вежливо ответил он.

Тана похлопала его по руке, поднялась, не спеша продемонстрировав свои длинные загорелые ноги, и по-кошачьи скользнула к двери. Полоски ткани, составлявшие ее одежду, стали уже почти непристойными, превратившись в узкие ленточки, и Брота уловила запах мускуса и фиалок, который мог бы удушить козла. Придется поучить Тану правилам приличия.

Ннанджи бросил нож. Бум ! В яблочко. Он ухмыльнулся и потянулся за следующим ножом.

Джия встала и подошла к своему господину, который приветствовал ее улыбкой, сказавшей больше, чем дюжина сутр. Потом он снова посмотрел на Броту.

– Госпожа? Я пытался понять, что же произошло в Вэле. Ты, моряк Олигарро, Ннанджи, капитан – ваши рассказы не вполне совпадают. Удар грома – ты сказала, что человек исчез в дыму, но не видела вспышки. Олигарро говорит, что он упал с трапа, и что была вспышка. Ннанджи ничего не видел…

Она рассказывала ему три раза. Конечно, показания свидетелей никогда не совпадают.

– Что говорит ученик Катанджи, милорд?

Шонсу и Ннанджи удивленно переглянулись.

– Я не знал, что он при этом присутствовал.

Демоны ! Она совсем забыла о том, кто привел ее к источнику незаконных ковров.

– О да! Он был там, милорд.

Ннанджи спрыгнул с сундука и целеустремленно направился к двери. Брота последовала за ним на палубу. Катанджи стоял у носового трапа, с мечом, в сапогах и килте. Как он умудрился…

Она поспешила за Ннанджи, огибая свернутые ковры.

– Мне нужно с тобой поговорить, подопечный! – зловеще произнес Ннанджи.

Катанджи широко открыл глаза.

– Конечно, наставник. – Единственным следом его маскировки было едва заметное маслянистое пятно на носу. В ту ночь в Вэле его лицо тоже было перемазано. – Ты спрашивал госпожу Броту о той сутре?

Ннанджи поколебался, затем с улыбкой повернулся к Броте.

– Можешь объяснить мне сутру тысяча сорок четыре, госпожа?

К счастью, Пятый должен был знать только до девятьсот восемьдесят первой.

– Мне она незнакома, адепт.

– Лорд Шонсу рассказал ее мне. Он говорит, что тоже ее не понимает, но я уверен, что он лишь притворяется. – Его взгляд стал отрешенным, и он процитировал голосом, очень похожим на голос Шонсу: «Об Отсутствии Следов: Лучше дать тупой меч, нежели сутру, тем, кому невозможно помочь».

Брота пожала плечами. Какой-то сухопутный вздор! Как ей добиться хоть слова от Катанджи?

– Не слишком много смысла, не так ли? Как можно дать что-то кому-то, кому невозможно помочь?

Ннанджи хмуро кивнул.

– Я думал, это может означать, что лучше помочь, чем можешь, даже если мало чем можешь помочь, нежели просто давать советы?

– При чем здесь в таком случае следы?

– Ну… даже если не достигнешь ни чести, ни славы?

– А может быть, здесь два смысла, – сказал Катанджи, – и ты можешь выбрать любой, какой захочешь?

– Какой же второй? – осторожно спросил его брат.

Из двери на полубаке выплыла Тана в своем лучшем сатиновом платье и желтых сандалиях. За спиной у нее был меч. Ннанджи непроизвольно посмотрел в ее сторону.

– Пираты не оставляют следов, – пробормотал Катанджи, словно в глубокой задумчивости. – Не как разбойники на суше. А «тупой меч» может означать… рапиру! А свободные не могут помочь морякам…

– Вот оно! – воскликнул Ннанджи. – Правильно! Это означает, что можно учить моряков фехтовать! Спасибо, мальчуган! – Забыв о колдунах, он развернулся и побежал в сторону рубки.

Катанджи смотрел ему вслед, с сожалением качая головой. Потом он улыбнулся Броте.

– Пошли отсюда! – сказал он.

– Брота выбрала самую большую гондолу из всех, какие только попались ей на глаза; она уселась лицом к гондольеру, чтобы легче было следить за ним. Это был худой, иссушенный солнцем широкоплечий человек, как раз в том возрасте, когда приходится кормить много ртов. Тана с мальчиком сели впереди него, лицом к ней.

Гондольер оттолкнулся, и лодка заскользила в сторону гавани. Он пропел короткое приветствие, обычную чушь для туристов, а потом спросил:

– Куда, госпожа?

– В город, сделать кое-какие покупки, и привезти их обратно на корабль.

Он сразу же догадался.

– Ковры: – сказал он, и лицо его окаменело. Тана помогла вести переговоры, обольстительно улыбаясь и демонстрируя ему свои формы. В семье все хорошо знали, что Тана всегда поступает так, как сама считает нужным. Гондольер с широко раскрытыми глазами смотрел на нее, на лбу у него выступил пот. Он согласился за значительно меньшую цену, чем потребовал таможенник.

Лодка скользила среди широких полос отражавшегося от воды солнечного света. Вдали виднелись туманные очертания башен.

– Куда? – снова спросил гондольер.

– Куда, новичок? – спросила Брота. Ковровщик наверняка бы подумал, что ему предстоит обставлять казарму, увидев троих воинов.

Катанджи отвел взгляд от величественных кораблей, изящных вельботов и быстроходных лодок. Он с ангельским видом улыбнулся.

– Какова моя доля? – спросил он.

Какое-то время лодка продолжала плыть вперед, и единственным слышимым звуком была музыка и шум порта, доносившиеся из гавани.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Брота, решив, что пяти серебряных будет более чем достаточно.

Он ухмыльнулся.

– Я получаю право выбирать первым, и ты доставляешь меня бесплатно на «Сапфир», и дальше на «Сапфире» куда я захочу, и разгружаешь там мой товар.

– Потом он сделал паузу, и лицо его посерьезнело. – И ты обещаешь не говорить ничего Ннанджи. Он говорит, что торговля – недостойное занятие для воинов!

Тана начала хихикать. Брота не знала, злиться ли ей на себя или удивляться поведению мальчишки.

– Мы не позволяем частную торговлю на «Сапфире», – мрачно сказала она.

– Все члены команды знают, что им причитается доля, и если кто-то хочет уйти, он может ее забрать.

– Прости, госпожа, – не слишком почтительно сказал Катанджи, – но я не член команды.

Она сдалась, криво улыбнувшись, сознавая, что Тана получает от этого удовольствие и с радостью расскажет обо всем остальным членам семьи.

– Нет, ты ведь один из людей Богини, не так ли? Ладно, договорились. Но ты тоже никому ничего не рассказывай. И ты, Тана!

Он наклонился и протянул обе руки для рукопожатия, что удивило ее еще больше. Потом он сказал гондольеру, чтобы тот направлялся к Каналу Семи Храмов, и вернулся к созерцанию оживленного порта.

Внезапно Брота вспомнила, что у этого Первого в кошельке по крайней мере пятнадцать золотых. Она думала, что «выбирать первым» означает один ковер. Он бы не посмел… или?