Страница 63 из 82
— Мы с вами, прекрасный мессир, завтра, на досуге, спинку посмотрим, — сказал мэтр Фогель. — И лопатки. Я вот только боюсь, не станет ли вам больно, если начну разбирать ваши кости.
Валор сдвинул манжету и протянул Фогелю руку. Фогель понял, взял его за запястье и чуть сдвинул шарнир: на пару миллиметров вперёд и назад.
— Нет, — сказал Валор. — Боли я не чувствую. Но ощущение… э… не очень приятное. То нервное ощущение, когда… хрустнешь пальцами, скажем… С другой стороны, дорогой мэтр Фогель, это ощущение тела, плоти, в какой-то мере — ощущение живого. Я его легко перенесу. В конце концов, ведь вы же вставляли органчик в милую собаку леди Карлы — и Тяпе это не повредило.
Я им любовалась. Мой Валор. Я забрала его у Сумерек — и радовалась, как дурочка. В детстве мне так хотелось, чтобы Валор был живым, — и вот оно, почти.
В нашем лучшем из миров даже это может быть настоящим подарком. Почти — много-много лучше, чем никак.
А Валор поднял палец, предлагая всем послушать. Его кисти были так же хороши, как и у Райнора, а двигались даже лучше, — но я всё равно подумала, что недурно было бы предложить ему носить перчатки: иллюзия будет полнее.
— Между прочим, леди и мессиры, — сказал Валор, — я по-прежнему некромант. Я даже больше некромант, чем в Сумерках. Тогда я был вполне неприкаянным духом и дурным вампиром, Дар казался лишь памятью… а вот сейчас я его чувствую, — он положил руку на грудь, прислушиваясь к себе. — Я его помню… этот жар… — и взглянул на нас с Вильмой. — Кажется, я могу быть более полезен, чем мне представлялось раньше.
— Вы были полезны и в Сумерках, Валор, — вдруг услышала я голос адмирала Олгрена прямо под ухом. Силой вампира меня окатило внезапно, как лунной волной.
— Олгрен! — рявкнула я. — Да когда ж ты начнёшь вести себя учтиво, вампир! Подкрадываешься, как кошка!
Он поклонился, глядя на меня, но физиономия у него была совершенно хамская. Князь Сумерек, как подумаешь! Адмирал! Аристократизма — как на селёдке перламутра.
— Мы боялись помешать, тёмная леди, — сказал вампир тоном, который сам считал любезным. — А лично я даже рассчитывал на некоторую вашу признательность. Валор ведь покинул Сумерки и больше не греет нас.
— Хочешь вернуться в мир людей, пиратюга? — спросила я с ласковой улыбкой к большому удовольствию окружающих живых.
— Да Боже меня упаси! — ухмыльнулся Олгрен. — Не утруждайтесь, ради Сумерек, тёмная леди: мне и так прекрасно. Мне лишь хотелось удостовериться, что с моим другом Валором всё в порядке. А несчастных морячков он вам представит сам, раз уж Дар вернулся к нему в полной мере.
— То есть, — сказала я, — вы уже нашли духов, которые хотят вернуться? Вы и Валор?
— Всё же больше искал я, деточка, — сказал Валор. Он так и стоял рядом со мной, и мне казалось, что от него исходит тепло, как от живого. Грел его Дар, видимо. — Старые духи, которых ничто уже не связывает с миром, больше хотят покоя, но те, кто погиб недавно, полны надежд… и я рад буду сообщить им, что их надежды оправдываются.
— Должен признаться, Валор выглядит лучше, чем я ожидал, — сказал Олгрен. — Мне знакомы все эти некромантские ухищрения. Мой отец в Сумерках рассказывал, как выглядела жена Церла… и я тогда думал: как же несчастная королева должна была любить и насколько верно она следовала клятве, чтобы как-то существовать внутри разлагающихся тел! Трудно одобрить чернокнижие с такой точки зрения. Жесток государь был… даже со своей женщиной.
Мэтр Фогель, с любопытством рассматривающий вампира, степенно возразил:
— Ну вот ещё, мессир ночной Князь! Сейчас у нас не мрачные века, благодарение Вседержителю. Нынче всем движет наука, прогресс, как говорят. А мы, рабочие люди, этот прогресс видим так: чтобы даже из зла сделать добро. Глядишь, мессира Валора Господь простит — а до того он и себе, и добрым людям поможет.
— Хорошо сказал, старик, — кивнул Олгрен. Даже без скептической ухмылки.
* * *
А между тем на Валора у Виллемины, оказывается, были даже более изощрённые планы, чем я думала. Потому что именно после возвращения — или воплощения? — Валора она весело мне сказала:
— А как ты думаешь, дорогая Карла, не сделать ли нам ещё одну любезность газетёрам? Ты же видишь: столичная пресса никак не может успокоиться после того Большого Совета.
И положила передо мной целую пачку газет. От передовиц у меня дух захватило: «Некроманты на страже Прибережья», «Леди Карла из дома Полуночного Костра, некромант-эксперт, уверяет: силы ада не угрожают столице», «Воины в Сумерках: некроманты государыни дают отпор нечисти»…
— Ничего себе, — сказала я. — Ещё полгода назад мы были вообще вне закона.
— Это что! — рассмеялась Вильма. — Взгляни сюда!
Газетка называлась «Благие вести» — сплошные душеспасительные статейки и полемика о том, прилично ли молодым людям свистеть вслед незнакомой барышне, или их Бог накажет. А передовица поражала воображение: «Размышления Иерарха Прибережного Агриэла о некромантии». Я села с газетой на диван: меня просто ноги не держали. У меня даже прочесть по порядку не получалось. Взгляд сам собой скакал по строчкам, выхватывая самые яркие фразы: «С искренней печалью глядя на нынешний свет, что пытается в речах опираться на Писание, никогда не заглядывая в него, а вспоминая лишь слышанные в детстве поучения отцов-наставников, храмовые песнопения и простонародные прибаутки, желал бы я порассуждать о добре и зле в нашем новом времени… И ещё напомню, что ад не способен к творению. Если мы видим результат творения, пусть даже и странный для наших глаз, должно помнить: се не тварь, извергнутая адом, се дитя Божье, ибо верить в творческие силы ада — ересь… Таким образом, мы видим, что Дар дитя человеческое получает по воле Небес, а клеймо тьмы — знак ада, что пытается всё опорочить и обратить в свою пользу. Удастся ли Тем Самым силам повернуть сию отмеченную душу ко злу — большой вопрос: любая душа инстинктивно тяготеет к Истине… Раскаяния Господь ждёт, озирая деяния, но не данное отроду… Обернуть оружие ада против его посланцев — не грех, а добродетель… Святой Орден издавна принимает заблудших, и падших, и отягощённых грехом, и отмеченных тёмными печатями, если они сумеют благими делами и помыслами вернуть души свои к свету… »
Я осторожно положила газету и посмотрела на Виллемину. Она очень лихо улыбнулась:
— Я же говорила, что он хороший.
— Но где он этого набрался? — спросила я. — Вот этого… феерически прогрессивного?
— Я же с ним беседовала, — сказала Вильма. — Перед коронацией. Мы проговорили несколько часов. А что, думаешь, почему он тебя благословил с такой милой улыбкой, хоть ты и забыла муфту?
— Я перед коронацией просто с ног сбилась, — сказала я. — Это правда. Я даже не удивилась особенно. А вот деточки уверены, что дедушка Иерарх ни о чём не догадался: ну, они были такие чистенькие, беленькие и благостные… особенно Ларс — пушистенький такой котёночек.
Виллемина откровенно развлекалась:
— Ага, беленький котёночек с красными глазками! Во времена наших бабушек, даже матерей — от него шарахались бы в сумерках.
— Ну, — возразила я, — в сумерках у него глазки светятся, но тогда же было совсем светло, даже солнце проглядывало в честь твоей коронации.
— А между тем это очаровательное дитя очень встревожило его святейшество, — сказала Виллемина. — Его святейшество сказал мне, что его сердце болит, когда он видит столь юное создание со столь явной печатью Тех.
— Ты была права, — сказала я. — Впрямь хороший, иначе не болел бы сердцем, а велел бы сразу в каземат, в серебро, на костёр… как у них там принято…
— Знаешь, дорогая, — сказала Вильма, — мне очень жаль, что ты тогда не участвовала в беседе. Его святейшество рассказал мне много потрясающе интересного, такого, что Святой Орден не покажет широкой публике никогда и ни за что. Об алхимиках и чернокнижниках в ветви Сердца Мира и Святой Розы, например. И о том, какими методами порой делают карьеру преподобные наставники высших рангов. Крайне занимательно. И я уверена, что он коснулся этой темы лишь самым краешком, просто для того, чтобы дать понять, как доверяет мне. Дал. Я поняла, что мы с его святейшеством — союзники.