Страница 45 из 62
По всей видимости, мужик не белорус, а поляк. И не ограбили его, видать, немцы. Изба добротная, в сарайчике свиньи хрюкают, куры на заднем дворе ходят. Ситуация выяснилась через минуты.
– Я старостой села назначен, пан немец. Давно вашего прихода ждал. И даже двух жидов немецкому командованию выдал.
– Очен карашо, зер гут!
Пока староста говорил, его жена собирала на стол. От изобилия у Михаила слюни потекли. Сало соленое, деревенская колбаса, вареная бульба, соленые огурцы, белый подовый хлеб, бутыль с мутным самогоном. Староста сам по стаканчикам разлил.
– Найн! Их бин служба! Нельзя, ферботен!
– Понимаю, сам служил! Тогда не побрезгуйте.
Михаилу хотелось наброситься на еду, откусывать большие куски и есть. Двое суток без крошки во рту, а нагрузки большие. Но сдерживался, ел не спеша, даже лениво, вроде одолжение хозяину делал. Белый хлеб из печи отменно хорош, испечен вчера. Давно такого не ел. Всего отведал. Все вкусное, натуральное. Это у немцев с сорок третьего года пошли эрзац-продукты вроде желудевого кофе и сахарина вместо сахара.
Наевшись, Михаил откинулся на спинку стула.
– Кто в селе есть враг, кого пиф-паф? – спросил он хозяина.
– Кого надо, уже сдал в район, – самодовольно ухмыльнулся староста.
Вообще-то в чужой тыл Михаил не отъедаться пришел. Поблагодарил хозяина.
– Данке шон.
Хозяин провожать вышел.
– Наме? Как твой… э… фамилий?
Имена предателей надо командованию передать, после освобождения всех их ждет заслуженная кара. В том, что будет победа, Михаил не сомневался – иначе зачем жить?
– Пинчук, пан немец.
– Я запоминать. Ауфвидерзеен!
Сытому шагалось легче. На ночь в лесу остановился. Таким образом до передовой за неделю добрался. Теперь самое сложное – перейти. А сплошной линии фронта не оказалось. Немцы наступали, попусту рыть землю не желали, ведь завтра могут продвинуться на десятки километров.
Сначала Михаил шел мимо колонны техники, рассредоточенной по обе стороны от дороги. Потом пехота пошла, расположившаяся между деревьями. Даже окопов не отрыли. Опасался часовых, дежурных пулеметчиков, минных полей. Не оказалось ничего. Повезло? Через час осторожного хода с пальцем на спусковом крючке вышел к своим.
– Стой! Кто идет!?
Даже не поверил, услышав русский, две недели своих не видел, полагал, уже зачислили в без вести пропавшие.
– Свои, разведка!
– Пароль?
Пароль мог знать только разведчик, покинувший свое расположение не более суток-двух тому назад. Да еще Михаил сомневался, что вышел в расположение своего фронта.
– Не знаю, – честно сказал Михаил.
– Подними руки, чтобы я видел! Иди медленно.
Часовой подал сигнал свистком, вызывая караульного начальника. А дальше уже известно: землянка командира взвода, потом ротного, звонки по полевому телефону. Затем на Михаила нацепили плащ-накидку: все же форма чужая, могли застрелить. Накидка кстати пришлась, потому что дождь моросить начал. Препроводили в штаб полка, оттуда в дивизию. Машиной – в штаб корпуса. В разведотдел армии попал к полудню. Продрог, хотелось есть, устал.
– Прилучный? – удивился майор из отдела. – А мы уже никого не ждали.
Вдвоем с подполковником долго расспрашивали, как удалось дойти да про обратную дорогу. Особенно про обстоятельства гибели разведчиков. Михаил выложил фальшивые немецкие документы Фаткулина.
– Какого числа нападение самолета произошло?
– Вроде четвертого октября.
– Тип самолета?
– Не могу знать, раньше не видел. Истребитель, но тип не скажу.
– Проверим.
А дальше Прилучный про предателей рассказывал, про увиденную технику немцев. Ситуация складывалась тяжелая, остановить немцев, закрепиться на каком-то рубеже не удавалось. И Михаил сам видел, как продвигаются подкрепления к немцам – танки, пушки, пехота. У нас же оборона жиденькая. Во взводе едва половина от штатной численности.
Ему бы сейчас отоспаться, поесть. А расспросы, фактически допрос, длились до ужина. Уже и глаза слипаться стали. Если сутки не поесть и ночь не поспать – не страшно, на резервах организма выехать можно. Но когда недоедание да нагрузки ежедневные в условиях стресса, тогда тяжело.
Командиры заметили.
– Тебя проводят, отдыхай.
Хорошо снять чужую и чуждую униформу, стащить сапоги, растянуться на топчане, чувствуя себя в безопасности. Сон пришел мгновенно.
Неделю Михаила не привлекали к нарядам, не давали заданий, не направляли в поиск. Как понял Прилучный, проверяли. Подозрительность в разведке, как и в НКВД, была одной из главных черт. Попадались ли предатели? Конечно, как в любом деле. Но постоянно подозревать даже людей, неоднократно проверенных на опасных заданиях, – это уже слишком.
Видимо, проверка на «вшивость» вины за Михаилом не обнаружила.
Следующее задание показалось опасным, но не требующим физических нагрузок. Самолетом У-2 его доставят на точку, и он должен передать известному ему лицу портфель с документами. Причем обговаривались все варианты. Если фигурант не придет на встречу или окажется не тем, либо будет угроза захвата портфеля немцами, документы сжечь. Для этого в портфеле находится зажигательная бомба. Стоит дернуть за кольцо на металлической проволоке, выведенное наружу, как вспыхнет состав. Тогда портфель надо отбросить от себя подальше, а то может сгореть и самолет. Заодно следовало передать два комплекта батарей для рации, упакованных в вещмешок. Михаил его приподнял – тяжелый!..
Ну да это не беда. А вот что беспокоило: кто его встретит, почему не говорят, да хоть бы фотографию показали! Мало ли кого и когда он видел? Это точно не женщина, последний раз близко он видел женщин в госпитале. А мужчина мог внешность изменить почти до неузнаваемости: отрастить бороду, сбрить волосы на голове, надеть очки. Да мало ли других возможностей?.. Но нет – секретность превыше всего.
Переживать долго не пришлось: как только наступили сумерки, майор из разведотдела проводил его к самолету. Никакого аэродрома не было, самолет стоял на площадке недалеко от штаба. Сидор с батареями Михаил нес сам, а портфель майор вручил, когда разведчик неуклюже взобрался в заднюю кабину биплана. Самолет легкий, раскачивался при посадке и от порывов ветра. Пилот уже в кабине. Механик дернул за винт. Рокот мотора оглушил. Пилот развернул самолет и пошел на взлет. Тряска адская, Михаил одной рукой схватился за борт, но не успел испугаться, как самолет оторвался от земли и стал набирать высоту. Вот ведь как странно сбываются мечты!.. Очень хотелось полетать на самолете – и сбылось. Но как? Ночью, когда внизу ничего не видно. Полная тьма! Как же летчик ориентируется? На земле темно, ни одного огня, светомаскировка что с нашей, что с немецкой стороны.
Пришло волнение. А вдруг летчик посадит самолет не там и они попадут в плен? Из оружия у Прилучного только выданный для этого задания наган. С автоматом в кабине неудобно, тесно. В общем, чувствовал себя разведчик неуютно, не в своей тарелке. Когда в окопе, прикрывает от пуль и осколков земля. А от чего может прикрыть фанера, поверх которой натянут перкаль?
Летчик повернулся к Михаилу, показал вниз, что-то прокричал. Михаил наклонился, голову высунул за борт и ничего не увидел. Темнота и редкие вспышки выстрелов. Полет продолжался часа два. Михаил замерз. На голове перед полетом была пилотка, которую он предусмотрительно снял, поверх летней формы телогрейка. На ветру все продувалось, стало холодно. Потом рокот мотора стих, разведчик увидел внизу три костра, сложенных треугольником. О таком знаке говорил майор. Самолетик начал резко снижаться, потом заложил крутой вираж, и шасси коснулись земли. На неровном лугу сильно затрясло, показалось, сейчас вся хрупкая конструкция развалится. Но нет, остановились целы, невредимы.
Из темноты вынырнули двое. Один взобрался на крыло, включил фонарик, осветив свое лицо.
Ба! Да это же Механик, которого они вели за линию фронта. Вот о каком знакомом говорил майор!