Страница 3 из 15
И без того бледный, старик побелел так, точно его осыпали мукой. Губы дрожали, язык заплетался.
– Детектив Крымов… Андрей Петрович…
– Где я нашел ее, укрытую простыней. Как поломанную куклу…
– Андрей Петрович…
– Это так? Просила?
Беспалов молчал.
– Говори, Кукольник.
– Да, – честно признался тот. – Просила.
И вдруг лицо его исказилось – оно стало страшным и жалким одновременно. В глазах раскаяния не было – только ненависть и страх. Но лютой ненависти пылало больше.
– Будь ты проклят во веки веков, чертов старик, – сказал бородач и направил ствол на его лицо…
Через минуту он сделал три снимка и отправил все шесть по нужному адресу. Что-то чиркнул фломастером на листе бумаги, нашел несколько кнопок. Затем бережно взял со стола куклу и направился с ней в коридор. Там перешагнул через Гришаню, открыл дверь и вышел на крыльцо. Вдохнул поглубже пронзительно свежий и еще морозный мартовский воздух, огляделся. Держа куклу под мышкой, Крымов прикнопил к двери записку: «Краска не нужна – мы уехали», спустился по ступеням и направился через кусты направо, к догорающему костру.
Он долго смотрел в зеленые глаза куклы.
– Пора тебя отпустить на волю, милая. – Губы его непроизвольно задрожали, перехватило горло. – Я буду тосковать о тебе всю свою жизнь.
Крымов бережно положил куклу в огонь. Вспыхнули рыжие волосы, синее платье. В считаные секунды кукла оказалась охвачена огнем. Пластмассовое лицо страшно исказилось и стало плавиться, лопнули один за другим глаза. Едкий химический дым густо потек вверх – детектив даже поморщился и отступил. Тело стало превращаться в бесформенные куски расплавленной пластмассы, оставляя стальной скелет с шарнирами суставов. Несмотря на уродство происходящего, Крымов понимал, что сейчас совершается удивительное таинство: душа женщины, колдовством загнанная в сосуд, навсегда уходит к небесам…
Часть 1
Наперсница
Глава 1
В темном лесу желаний
Непросто быть дочкой влиятельного папы. Тем более если твой папа – главный прокурор области. Великий инквизитор, всевидящее око, перст карающий. В силу такого родства романтичной девушке Лизе Сорокиной приходилось и легко и сложно одновременно. С ранней юности Лиза привыкла жить как за каменной стеной. Кто подступится с недобрыми мыслями, тот пожалеет. Да и кто с добрыми – тоже. Проходи мимо – и останешься цел. Просто папа любил свою единственную дочурку, души в ней не чаял, берег как зеницу ока. На пушечный выстрел никого к ней не подпускал. Он был подобен парящему орлу, а она – крошечной Дюймовочке, игравшей внизу, на полянке. Всегда была у него как на ладони. Папа и тут тебя бронзовым крылом прикроет, и там, а кого надо и когда надо – так в темечко клюнет, что и мокрого места от обидчика не останется. В этом-то и было все дело. За себя не страшно, а за других – очень. Мальчики очень быстро поняли всю несостоятельность возможных отношений со своей чудесной ровесницей. Как говорится в народе: «Хороша Маша, да не ваша». И хотя Лиза была красоткой, спортсменкой, веселой и общительной, юноши-ровесники старались держаться от нее на расстоянии. Книжками поменяться можно, мороженое съесть, это да, но никакого пива и никаких свиданий. Пусть они будут встречаться с кем-то попроще и не с такими милашками, но зато руки и ноги останутся целыми, да и прочие бесценные места.
Со временем Лиза научилась хитрить: она заводила знакомства на стороне, подальше от дома, и говорила, что ее родители – учителя: папа – ботаник, мама – преподаватель литературы. И добавляла: мама очень строгая! Кому нужна мама? А «папа-ботаник» звучало почти так же, как «я девушка-сиротка». Срабатывало. Тут она и могла разгуляться. А разгуляться уже хотелось. Все шло как по маслу, кроме того раза, рокового, когда на одной вечеринке она чересчур расслабилась, пыхнула разок-другой травкой и пошла обниматься с молодым человеком в его комнату. Как ее отец оказался на пороге того дома и той комнаты? Кто же его знает… Он ведь как спрут был. На него сотни следаков работали, которые бандитов умели выслеживать, злобных рецидивистов, так что ему стоило проследить тысячью глаз за распутницей дочкой, решившей провести ночь вне дома? Короче, всей компании пригрозили пришить распространение наркотиков и повесить на них беспощадные сроки, а ее молодому человеку, очень привлекательному и сексуальному, папа лично пообещал сделать оскорбительную медицинскую операцию. С тех пор в той компании, где она уже почувствовала себя своей, были ей не рады. «Папу-ботаника» ей бы уже никто и никогда не простил. Приходилось выбирать: выходить замуж или бежать в другую страну на ПМЖ.
И Лиза Сорокина выбрала. Она поступила в юридический институт, чтобы стать следователем. Фамилия сыграла свою положительную роль. Да и потом – отличница, спортсменка, хороший стрелок. Папа не раз брал ее с собой в тир. Говорил, пригодится. И вот – пригодилось. Лиза так и сказала отцу: «Я решила идти по фамильным стопам – буду стражем правопорядка». И отец неожиданно согласился. И даже обрадовался. Первый раз в жизни они нашли общий язык.
Елизавета Михайловна Сорокина отучилась в юридическом на выбранном факультете, вышла бравым лейтенантом, папа тотчас хотел взять ее к себе под бронзовое крыло. Но дочка сказала: «Нет, я пойду к дяде Коле». Это был младший брат отца – полковник, начальник уголовной полиции. Конечно, отцу не хотелось отдавать ее на «черную работу», он настаивал на прокурорской карьере, но девушка предупредила: «Все, я так решила. Иначе выйду замуж за рок-музыканта и уеду в Голландию». Пришлось смириться. Дядя предложил ей работу в офисе, но и он получил отказ. «Только в поле, – сказала девушка. – Или Голландия. Выбирай с моим папой, дядя Коля. Я не шучу». Братья выбрали: пусть работает в поле, но под самым лучшим присмотром. Полковник отдал племянницу в надежные руки – старому товарищу, ветерану МВД, в его опергруппу, а тот препоручил юного следователя опытному майору Федору Ивановичу Фомкину, который раскрыл немало дел и слыл докой в криминалистике. Федор Иванович, серьезный мужчина средних лет, поначалу воспротивился, мол, да вы с ума сошли, Семен Семенович, не хочу я пасти дочку главного прокурора области, да к тому же племянницу полковника Сорокина, нашего людоеда, за что мне такое наказание? Но Семен Семенович ответствовал: «Не обсуждается», – и был таков. Майор Фомкин загрустил, но деваться было некуда: сказали – надо выполнять. Впрочем, когда он познакомился с норовистой красоткой, а та умела и улыбнуться, и пошутить, и в тире всех перестреляла, то бишь обставила, и мужчин, и дам, показав себя настоящим снайпером, и торт принесла огромный, когда в первый день вышла на работу, и шампанского заказала, и коньяка, и вискаря, между прочим, как-то все наладилось. Не было в ней ни чванства, чего боялся Фомкин, ни показухи, а только желание работать и постигать детективную науку. Да и глаз она радовала, если честно. Они быстро нашли нарочито панибратский язык и общались как старые добрые знакомые, но выдерживая субординацию.
В тот зимний день Федор Иванович открыл дверь в скромный, с окошком на заснеженный дворик, кабинет подчиненной и бодро сказал:
– Сорокина, едем на задание. Дело, о котором ты мечтала всю жизнь. Пальчики оближешь.
– Не томите уже, товарищ майор.
– Ну ладно, двойное убийство. С отягчающими.
– Класс! – вырвалось у девушки в форме. – Едем.
По дороге в казенной «Ниве» на вопрос «Куда едем?» он объяснил:
– Это за городом, на севере, за мостом, за речкой Лиховой. Село Зырино. Была там?
– Проезжала, конечно.
– Ну вот, знаешь. Когда-то отстойное место было. Городские туда носа не казали. В частном доме убиты двое: Савва Андронович Беспалов, семидесяти пяти лет, художник, кукольник, и Григорий Матвеевич Желудь, двадцати восьми лет, его подмастерье.
– Кукольник? – нахмурилась Лиза. – Это как?