Страница 50 из 66
— Вот в последнем я уже не уверена, — печально сказала Марина. — С тех пор, как он вернулся из Москвы, его словно подменили. Раньше он с таким трепетом ко мне относился. Боялся рукой дотронуться, чтобы случайно не обидеть. Робкий был, даже поцеловать как следует все никак не решался. Чтобы подтолкнуть его к более решительным действиям пришлось сильно постараться... А сейчас он ведет себя так, словно мы уже десять лет женаты. Вытворяет со мной такое... Стыдно даже вспомнить!
— И ты ему все разрешаешь?
— А куда деваться! Самое странное, он словно читает мои мысли. Знает, чего я хочу, предугадывает все мои тайные желания... Плохо только, что делает он все это без прежнего трепета. Пропало между нами чувство, как бы это сказать... Стыда что ли!.. Все стало будничным. А ведь мы еще и не поженились...
Марина разлила остатки вина по бокалам и продолжила:
— Тут есть еще один тревожный момент, его родители меня не приняли. Они хотят, чтобы он женился только на еврейке. У них с этим оказывается очень строго!.. А где взять еврейку в нашем городе? Все еврейки остались в Москве, и я сильно сомневаюсь, что кто-то из них согласится поменять столицу на наш город!.. Вот такие дела, подруга! Ну что, вздрогнем еще раз?!
Марина выпила вино, взяла конфетку...
— Мне кажется, Эдик потерял способность чувствовать! — в её голосе прозвучали жесткие нотки. — Где тот робкий юноша, которого я полюбила? Он постепенно превращается в машину, которая может все просчитать, спланировать... И откуда у него в последнее время появилось столько денег? Ты знаешь, сколько он заплатил, чтобы снять этот ресторан? Вслух лучше и не произносить! — она наклонилась к подруге и прошептала сумму. У Нины округлились глаза... — Вот видишь! А ты волновалась за свои сережки. Ему эти сережки — тьфу!.. Плюнуть и растереть!
— Говорят, у него много друзей в администрации города?
— Друзей говоришь? — Марина усмехнулась. — Я все больше убеждаюсь, что они все его просто боятся. Ты знаешь, какой пост в Москве занимает его дядя? Вот то-то и оно!.. Вот откуда эти деньги и высокая должность!
— Да, тебе не позавидуешь! — вздохнула Нина. — Но тогда может быть следует отменить свадьбу? Еще не поздно!
Марина задумалась. Ей и самой в последнее время прилетали в голову подобные мысли. Все у них с Эдиком складывается не так, как хотелось. Старики Эрминсоны с самого начала отчаянно сопротивлялись их предстоящему браку. Если бы не Эдик, не было бы никакой свадьбы. Но Эдик вернулся из Москвы совсем другим человеком. Он словно повзрослел лет на десять, и теперь в доме Эрминсонов главным был он. Родители как-то сразу поутихли, к будущей невестке стали относиться более уважительно. Но Марина чувствовала: внутри себя они по-прежнему её ненавидят!
— Поздно! — решительно сказала Марина. — Да и не хочу я ничего менять. Хочу пожить в роскоши! Ты не представляешь, Нинуля, каково это — чувствовать себя королевой! Когда любое твое желание исполняется на счет: раз! Стоит только щелкнуть пальцами! А Эдик?.. Он же может стать прежним! Вот перебесится и успокоится. А я ему в этом постараюсь помочь.
Свадьбу Эрминсоны сыграли с большой помпой. В ресторане с самого утра громко играла музыка, привлекая внимание прохожих. Из загса до ресторана прошла длинная вереница легковых автомобилей, украшенных разноцветными шарами и лентами. Расстояние крохотное, всего каких-то пятьдесят метров; поэтому процессия сначала свернула на набережную, потом повернула к кинотеатру и обогнула всю центральную часть города. Постоянно звучали клаксоны, оповещая улицы, о всеобщем празднике. Похоже, вся элита города приняла участие в этом эскорте. В принципе так оно и было! Подавляющее число приглашенных состояло из людей, занимающих в Зареченске высокие должности. Возможно только десятая часть из них была лично знакома с женихом или невестой, но каждый считал своим долгом отметиться на этом торжестве. Семейство Эрминсонов в городе стало неожиданно быстро обретать популярность!
Организационную часть торжества администрация города взяла на себя. На эстрадной площадке местная певица в сопровождении оркестра пела популярные песни. Тамада изощрялся в остроумии. Официанты летали между столами словно мотыльки, стремясь угодить всем гостям без исключения... Иван Силаев поделился с Генычем своими впечатлениями:
— Знаешь, — сказал он. — Меня просто мутит от всего этого! Все выглядит так неестественно, словно в плохом театре играют хреновую пьесу!
— А ты не бери в голову, — сказал Геныч. — Я тоже чувствую себя на этом торжестве, образно выражаясь, не в своей тарелке. Но мы здесь не посторонние люди. Я свидетель со стороны жениха, ты — отец невесты. Давай уж доиграем свою роль до конца.
— Все бы ничего, мне Маринку жалко! — ответил Силаев. — Чувствую, намучается она с этим евреем.
— А вот это ты зря! Эдик нормальный парень. Что это ты, дядя Ваня, к евреям стал так предвзято относиться? Они теперь твои родственники.
— Да я бы к ним со всей душой. Они же сами нос воротят... Не наши это люди! Одно слово — пришлые!
* * *
В этот день в Зареченске состоялась еще одна свадьба: Вероника выходила замуж за Толика Устюжанова. Свадьбу сыграли скромно, пришли только самые близкие родственники жениха. Со стороны невесты не было никого. Не хотела Вероника, чтобы односельчане узнали о таком её странном решении. Пусть уж в Пеньковке пока ни о чем не догадываются. Она даже родителям своим не стала сообщать. Была давняя школьная подруга, согласившаяся стать свидетелем, но она обещала молчать. Никогда еще Вероника не чувствовала себя такой одинокой.
Она сидела за праздничным столом и, в который уже раз, спрашивала себя: зачем она это сделала? Любила ли она Толика? Об этом смешно даже думать — она его откровенно презирала! В лучшие моменты их совместной жизни она испытывала к нему лишь жалость. Уродливое подобие интимных отношений — вот что их объединяло. Раньше она приходила к нему домой, чтобы снять напряжение. А потом сразу же уходила. Спустя какое-то время стала оставаться на ночь. Это в любом случае лучше, чем проводить ночь в одной комнате с Ниной.
А потом Вероника узнала, что Нина выходит замуж за Будникова, и тогда в её душе погас последний лучик надежды. Дальше уже не было ничего — дальше был только мрак!.. Несколько дней она находилась на грани сумасшествия, пыталась утопить горе в вине. В эти дни Толик, надо отдать ему должное, повел себя мудро. Все время находился рядом с ней и даже бегал в магазин за очередной бутылкой. А потом пьяные в доску, обнявшись, они пели заунывные песни, и Вероника выворачивала перед ним свою душу наизнанку... В один из таких вечеров Толик предложил узаконить их отношения. Вероника подумала и спьяну согласилась. Но поставила условие: пусть все пройдет скромно и незаметно.
А что ей оставалось делать? Свою птицу счастья она упустила, надо как-то жить дальше! С Толиком она чувствовала себя свободно. Его не нужно было стесняться, им можно манипулировать. И пусть постоянно ворчит свекровь. Психует и шипит, когда её сыном помыкают!.. А плевать на свекровь! Все равно доброго слова от нее не дождешься. Она и сейчас посматривает на невестку словно собирается впустить в нее свой яд. Одно слово — змея!
Свидетелем со стороны жениха был Петр Кобчанский, мускулистый парень с тюремной наколкой на руке. Вероника его сразу узнала — он был на той проклятой вечеринке в доме за мостом. Кажется, он даже был хозяином этого дома. Он и сейчас сальными глазами на нее поглядывает. Зачем Толик пригласил его сюда? Неужели у него не нашлось друга, который не участвовал в той постыдной оргии... Какая ты все же сволочь, Толя!
В общем, свадьба больше напоминала поминки. Все сидели за столом молча. Ели, пили... Два раза прокричали: "Горько!" Лучше бы они не кричали, Веронике совсем не хотелось целоваться. Она была на взводе!.. Когда Толик вышел покурить, Кобчанский занял его место.