Страница 40 из 66
На самом деле все было совсем не так! Геныч давно уже заметил этих ребят и хорошо запомнил их лица и повадки. Всех четверых! Его не вводили в заблуждение их парики и накладные усы. Но эти люди ему не мешали. Он знал, что в любой момент сможет от них уйти! Но пока пусть работают и тешат себя мыслью о том, какие они классные профессионалы!
Они упустили Будникова прямо в метро. Джокер экстренно вызвал группу к себе в кабинет.
— Как же так! — возмущался он. — Вы же опытные ребята! Разве вы не понимали, что в метро нужно буквально приклеиться к нему. Там же столько народа! Там клиенту ускользнуть легче всего!
Володя Котов, прежде никогда не допускавший подобных промахов, усиленно тер рукой свою переносицу и виновато моргал.
— В том-то и дело, — сказал Котов, — я постоянно находился рядом с ним. На перроне стоял в полуметре от него, мог дотронуться рукой.
— А потом заснул что ли?
— Обижаете, товарищ капитан. Я все время не спускал с него глаз!.. В какой-то миг смотрю — его уже нет! Мистика какая-то! И главное, что интересно. Люди, как стояли, так и продолжают стоять. Он просто бесследно исчез, но никто ничего не заметил... А потом пришла электричка и все кинулись в вагоны. Только мы с напарником остались на пустом перроне.
Джокер повернулся к Герману Юдину, напарнику Котова. Тот был менее опытен, но молод и энергичен. Такой вряд ли заснет в самый ответственный момент.
— Ну а ты что скажешь?
Герман только пожал плечами.
— А я находился в пяти метрах и не мог ничего видеть... Что нам теперь делать, Павел Сергеевич?
— Продолжать! — вздохнул Джокер. — Сегодня отдохните, а завтра снова ждите у подъезда. Потом доложите, как все пройдет. А о нынешнем провале — никому ни слова! Вы меня поняли?
На следующий день Геныч снова сбежал. Утром вышел из подъезда, дошел до метро, вошел в здание и исчез. В квартиру он уже не вернулся. На столе оставил записку: "Павел Сергеевич, вы наверное совсем забыли про меня. Что же вы так?.. Уезжаю в Зареченск, вернусь после праздников!.. Спасибо за деньги!.. И еще! Не надо больше за мной устраивать слежку. Это бесполезно! С Новым годом!"
Джокер выругался: "Вот ведь сукин сын!" Однако на губах его промелькнула улыбка.
* * *
Глава 16. «Эдик.»
* * *
В детстве у Эдика было два любимых занятия: шахматы и книги. В шахматы играть его научил отец Соломон Владимирович Эрминсон, в прошлом профессор МГУ. Теперь-то он работает простым учителем математики, но в душе по-прежнему считает себя ученым. И он всегда говорил сыну:
— Запомни, Эдя, ты родился в интеллигентной еврейской семье! В нашем роду умственное развитие всегда ставилось выше физического. А что лучше всего развивает умственные способности? Ну, напряги свои мозги!.. Правильно, шахматы! Так что давай расставляй фигуры. Сегодня ты будешь играть белыми!
Очень скоро Эдик стал играть с отцом на равных, а потом и вовсе начал его обыгрывать. Соломон Владимирович гордился сыном. В кругу друзей, сидя за столом, любил упомянуть о его невероятных способностях.
— Эдя уже сейчас играет в шахматы лучше меня! — говорил он с гордостью. — Может просчитывать ходы на пять шагов вперед! А что будет дальше? Вот увидите, он еще гроссмейстером станет! Или великим математиком! Ну, скажи им, Циля!
Цецилия Адамовна, мать Эдика, полнеющая брюнетка с большим выразительным бюстом, смотрела на все эти вещи более практично:
— Ну что я имею на это сказать! — обычно отвечала она. — Наш Эдя талантливый мальчик. В нем заложены неплохие гены. И в этом не только твоя заслуга — я тоже принимала здесь активное участие. Или ты будешь возражать?.. Вот только насчет гроссмейстера и великого математика я не согласна. Ты вот тоже хотел перевернуть мир. Когда нечего делать, всегда берутся за великие дела! Теперь уже понял: знание — свет, но греют именно деньги!.. Пусть уж наш Эдя будет простым директором на каком-нибудь солидном предприятии. Так надежней! А все эти интегралы, короли да пешки — это несерьезно! От них в кошельке, извините за банальность, не прибудет.
Но Эдик увлекся шахматами. Он мог часами разыгрывать сложные партии, прокручивая в уме оригинальные комбинации. Эдик играл сам с собой, достойных противников у него просто не было! Когда-то он хотел обучить своего друга, но Геныча шахматы не вдохновили. Сыграв с Эдиком несколько партий, он потерял к шахматам интерес. Ну что же, каждому свое! Генычу мешок, набитый речным песком, по которому он постоянно лупит. И гири, по два пуда каждая. Эдик такую от земли-то отрывает с трудом. Однажды попытался до груди дотянуть, но надорвался. Теперь он эти гири обходит стороной. Другое дело — шахматные фигуры. Они намного легче. Хотя... Здесь тоже имелись свои сложности!
Играя сам с собой, Эдик выработал в себе удивительное свойство: в нем стали уживаться две личности. Два совершенно независимых интеллектуальных полюса. Это не было признаком шизофрении. Это было что-то новое, неизвестное современной медицине. Его совсем не напрягало содержать в себе два начала, которые постоянно противостоят друг другу. Он легко держал их под контролем и в любое время мог переключиться на одно из них. А мог, если вдруг возникнет такая необходимость, объединить их и направить на решение одной какой-то очень сложной задачи. Недаром же говорят: один ум хорошо, а два лучше! Справедливость этого утверждения он испытал на своем собственном опыте.
Конечно Эдик понимал: все это следует держать в секрете от других. Иначе не успеешь оглянуться, как окажешься в психиатрическом стационаре, из которого уже не выбраться. Сколько великих умов заканчивало свое существование там, никто не считал. Но Эдик понимал, что много! И ему совсем не хотелось оказаться в их числе. Поэтому про эту его особенность знали только два человека: отец и Геныч. Но отец не враг своему сыну — он никому не расскажет... С Генычем все намного сложнее! Каким-то шестым чувством Эдик понимал: между ними существует невидимая связь, природу которой он пока постичь не в силах.
* * *
А еще Эдик любил читать книги. Читать он научился в пять лет. В шесть осилил несколько сборников с детскими сказками, в восемь — почти всего Жюля Верна. С десяти лет интересовался только взрослой литературой, детская его уже не устраивала. Пользуясь библиотекой отца, он втайне наслаждался Мопассаном и был весьма осведомлен в пикантных вопросах. В школе ему нравилось вводить в краску молоденьких учительниц, говоря им, казалось бы, невинные вещи, в которых однако подразумевался тонкий намек. Они смущались, говорили, какой он гадкий, но все ему прощали. Потому что разговор происходил наедине, а мальчик был невероятно красив... Наконец, потому что все понимали: Эдик Эрминсон необычный мальчик. Возможно даже гений! А гению позволено многое!..
Однажды в его руки попалась "Лолита" писателя Владимира Набокова. Этот роман родители от него тщательно скрывали, но однажды допустили досадную оплошность — оставили на самом видном месте. "Лолиту" Эдик перечитывал несколько раз. Ему было тогда четырнадцать лет. Нетрудно представить, что ощущает подросток в его возрасте, читая подобную литературу, и какие потом могут быть последствия. Однако, как уже упоминалось, Эдик не был обычным подростком. Он извлек из этой книги совершенно неожиданную истину.
И да, все учительницы были от него без ума. Кое-кто посматривали на молодого ловеласа с большим интересом. Мальчик рано взрослел, к тому же был необычайно сексапилен. Его тщательно уложенные курчавые волосы и тонкий иронический профиль будили в их душах странные ассоциации. Черные глаза притягивали своим бесстыдством. В этих глазах просматривалась какая-то невероятная осведомленность о том, что так привлекает молоденьких женщин.