Страница 25 из 63
— Ну, она познакомилась с каким-то парнем из театра, который занимается чем-то вроде пирамиды продаж, и она убеждена, что разбогатеет.
— Опять? — спрашиваю я, понимая, что, должно быть, именно поэтому гостиная в маминой квартире была заставлена картонными коробками.
— Опять, — говорит она, и наши глаза встречаются. — Ты же знаешь свою маму — она падка на схемы обогащения и еще больше на мужчин с хорошей речью.
Я киваю. Бабушка откидывается на спинку своего нового кресла — это вертикальное кресло с выдвижной подставкой для ног и прочными подлокотниками. Она кладет подушку себе на колени и поглаживает ее. Мгновение спустя, словно по зову, появляется Фиби, ее кошка. Она с мявканьем запрыгивает бабуле на колени.
Бабушка включает телевизор:
— Ты не возражаешь, если я включу новости? Хочу посмотреть, что происходит в мире.
Они с дедушкой говорили это после каждого обеда. Бутерброды и суп в половине первого, посиделки, новости, и то один, то другой из них задремывал на четверть часа, а потом делал удивленный вид, как будто это не происходит каждый день как по правилу. Приятно, что даже спустя год после смерти дедушки она все еще занимается теми же маленькими делами. Каким-то образом это заставляет меня чувствовать себя защищенной. Я съедаю еще один сэндвич — они нарезаны маленькими треугольничками, напоминание о тех временах, когда я была маленькой и обычно просила приготовить их таким образом для своего ланча. Бабушка внимательно смотрит новости. Она всегда была очарована политикой и бормочет что-то себе под нос, когда на экране появляется запись вопросов премьер-министра. Я сдерживаю улыбку и пью чай.
Конечно же, десять минут спустя она задремала. Я несу тарелки и чашки на крошечную кухню и мою их в раковине. Она уже помыла алюминиевую фольгу и оставила ее сушиться на сушильной доске — она из поколения тех, кто использует все минимум по два раза. Я возвращаюсь в гостиную, а она тихонько похрапывает. Только тогда я понимаю, что она внезапно выглядит намного старше. Но это не могло произойти так просто. Полагаю, что отъезд и мое возвращение принесли ей облегчение. Узел тревоги скручивается у меня в животе при мысли о том, что я могу потерять и ее, я хватаюсь за спинку дивана, вцепляясь в его край пальцами так, что костяшки пальцев белеют.
— Боже мой, — говорит она, вздрогнув и просыпаясь. — Я, должно быть, задремала.
Я смеюсь, и момент испорчен.
— Давай пойдем в общественный центр, — говорит она, — и я познакомлю тебя с Сирилом, моим новым другом. Он ведет кружок осознанности — раньше был чем-то вроде старого хиппи, если хочешь знать мое мнение. Он очень милый.
Я искоса смотрю на нее:
— Ох, да?
— Тише ты. Он просто друг. Я слишком стара для таких вещей, — она поднимается с кресла.
Мы идем к общественному центру, который я узнаю по фотографиям бабушки в «Инстаграм». Забавно собирать все фото воедино — это заставляет меня понять, как сильно ей, должно быть, нравится смотреть фотографии моей жизни в Лондоне. Я решаю что буду делать их еще больше. Немного я расслабилась, потому что жизнь, кажется, состояла не из чего иного, как из поездок на работу, изнурительного труда за горящим столом весь день, снова из поездок домой, изнеможения перед «Нетфликс», а затем сна.
— Это Сирил, — говорит бабушка Бет, которая сразу же подвела меня к мужчине, как только мы прибыли в центр.
Я вижу, что в свое время он, вероятно, был довольно красив. У него доброе лицо, и одет он в мягкую клетчатую рубашку в клетку «хаундстут» и элегантный темно-синий свитер.
— Ах, Джесс, я уже все о тебе слышал. Я немного твой фанат.
— Правда? — удивленно говорю я.
— Правда. На мой взгляд, любой, кто вызывает улыбку на лице Бет так, как это делаешь ты, должен быть довольно хорошим человеком.
Я искоса смотрю на бабушку Бет и с удивлением замечаю, что она слегка порозовела. Она наклоняет голову, смеясь, и говорит:
— Ох, Сирил, ты очарователен.
Сирил хихикает, похоже, довольный собой, но не слишком. Ей приятно, что в ее жизни есть что-то хорошее после стольких лет ухода за дедушкой с его слабоумием.
— Я собираюсь прогуляться с Джесс по аллее и купить мороженое. Ведь ты никогда не станешь слишком взрослым, чтобы есть мороженое со своей бабушкой, не так ли? — говорит она, сжимая мою руку. Я качаю головой. — Не хочешь присоединиться к нам?
— Мороженое в марте? — Сирил качает головой и притворно поеживается. На улице солнечно, но в воздухе все еще чувствуется явный холодок. Но мороженое на прогулке — это наше любимое блюдо, и мы всегда его ели, независимо от погоды. — Ни в коем случае. Уверен, что вам, двум девочкам, есть о чем поговорить, да и мне здесь есть чем заняться.
Клянусь, если бы в его глазах были мультяшные искорки, они бы появились. Бабушка буквально выскакивает из центра, опираясь на мою руку. Не могу не задаваться вопросом, буду ли я такой же бодрой, как она, в семьдесят девять.
Пока мы бродим по аллеям с рожками мороженого в руках, любуясь массовыми посадками нарциссов в огромных горшках у навесов, мне приходит в голову, что у бабушки более интересная личная жизнь, чем у меня. Кое-что из сказанного Софи на днях вспоминается мне — на днях в баре она указала, что мне нужно снова сесть в седло. Я сказала, что подумаю об этом. И пока я стою в очереди за мороженым, я так и делаю. Может быть, мне стоит сделать решительный шаг и попробовать снова начать отношения. Это не принесет никакого вреда, не так ли? Мы там наполовину заполнили профиль в «Тиндер». Может быть — агрх. Я морщусь. Я не могу смотреть на фотографии членов и бесконечный поток странных сообщений. Слышала так много страшных историй.
— На примете нет симпатичных молодых людей? — спрашивает бабуля, глядя на меня поверх очков. Как будто она может читать мои мысли.
Я качаю головой:
— Не-а.
— Твоя беда, милая, в том, что в тебе есть что-то от твоей матери.
Я отступаю назад, ошеломленная. Мама и я не могли бы быть более разными:
— Я? И мама?
— Вы обе старые романтики. Она всегда мечтала, что кто-нибудь придет и собьет ее с ног, заберет подальше от всего. Вот почему она пристрастилась к драматизму пребывания на сцене. И ты по-своему такая же — подсела на эти свои романтические фильмы.
Я смотрю на нее, чувствуя, как мои брови хмурятся в замешательстве.
— Не думаю, что я хоть чуть-чуть похожа на маму, — говорю я, затем откусываю еще немного мороженого и думаю о том, что она сказала. Мне больше нравится, когда мы с бабушкой говорим о повседневных вещах, когда она не заставляет меня сталкиваться с неприятной реальностью. Сегодня с нее как будто кто-то снял фильтр. Возможно, это дело возраста.
— Я определенно не хочу, чтобы кто-то сбивал меня с ног, — твердо говорю я. — Я на это более чем достаточно насмотрелись с мамой. Ее сбило с ног столько изворотливых мошенников, что я удивлена, что она вообще знает, в правильном ли направление идет или нет.
— Нет, но ты бы хотела жить долго и счастливо, не так ли?
На этом я немного ослабила бдительность.
— Немного, — соглашаюсь я.
— А как же тогда этот милый мальчик Алекс? Не могу не заметить, что ты проводишь с ним много времени.
— Как друзья, бабуль. Вот и все.
Она бросает на меня проницательный взгляд:
— Просто друзья?
— Определенно. Приятно, что кто-то показывает мне Лондон — вот и все.
— Хммм, — говорит она, а затем меняет тему таким образом, что становится ясно, что она мне ни на секунду не поверила.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Алекс
31 марта, Лондон
— Алекс, поставь чайник, ужасно хочется чашечку чая.
Я слышу, как Бекки зовет меня, хлопает дверью, стук ее сумки, полной бумаг, о комод, звяканье ключей, падающих в вазу, которую она держит рядом с полузасохшей геранью, которая стоит на подставке в прихожей.