Страница 58 из 72
Как получится, будут ли брать, я понятия не имел. Хоть сколько-то заработать бы, хоть неделю детям продержаться, а дальше что-нибудь придумаю.
Откуда каждый раз это ощущение, что не стоит и пытаться, все равно не получится? Сегодняшняя ночь показала, что очень даже стоит! Все получается просто великолепно.
На пляж мы прибыли в начале десятого, и народу там было уже прилично.
— Давайте посмотрим, кто что носит, продает, — предложил я, останавливаясь на краю набережной.
Отсюда, сверху, удобнее было наблюдать. Детей, которые что бы то ни было продавали, я не заметил, шастающих подозрительных типов — тоже. Но стремно мне было стремно, как когда собираешься влезть на чужую территорию. Зато Светке — нормально. Вон, ножкой притопывает, в бой рвется.
— Вон бабка, видишь? — шепнула мне на ухо Гаечка, указывая куда-то вперед.
Ага, есть бабка на радарах! Даже скорее пожилая женщина, тонкая и какая-то дерганная. А вот еще одна, толстая, идущая в другом направлении.
— Вижу и вторую, вон она.
Что продавали конкурентки, мы не разобрали. Света потянула меня за руку:
— Ну что, скоро уже? Идем, а?
Гаечка предложила:
— Давайте место найдем, это… ну, где мы будем сидеть и вас сторожить…
— Место постоянной дислокации, — отчеканил я, катя мопед, на который взобралась Света. — Разумное предложение. Но прежде надо выяснить, где кроется опасность.
— Что за опасность? — удивилась Гаечка.
— Работники пляжа, которым на глаза лучше не попадаться — могут захотеть поживиться.
Два парня с деревянными шезлонгами обнаружились в северном крыле пляжа, причем толстая бабка не стала к ним подходить, обошла их по линии прибоя и лишь отойдя на безопасное расстояние, стала предлагать товар. Значит, они точно не заодно.
Знать бы, как тут что устроено и кто главный, чтобы договориться и беды не знать! Или бессмысленно это, потому что сейчас прав не тот, кому полагается по закону, а тот, кто сильнее. Интересно, эти, с шезлонгами, официалы или субарендаторы?
В самом конце пляжа, возле волнореза, чтобы никому не мешать, армяне установили мангал и жарили шашлыки.
— Вон, раз им можно, значит, и нам можно, — сказала Гаечка.
— Не показатель, — мотнул головой я. — Их тут целая мафия. Если одного тронут, все слетятся и шапками закидают.
— А вон тот здоровяк с табличкой на шее что продает, интересно, — задумчиво протянул Иван.
— В самом деле, идем уже!
Гаечка резко развернулась и зашагала по набережной туда, откуда мы пришли, потом спустилась по ступеням на пляж, остановилась возле будки спасателей, повертела головой, словно искала кого-то. Двинулась южнее, снова встала.
Я за ней не спешил, потому что у меня был мопед, и если где и смогу расположиться, то лишь у опорной стены возле самой набережной.
— Тут! — Гаечка раскинула руки, поймала осуждающий взгляд мамаши с со спящим ребенком и прикрыла рот рукой, вернулась ко мне.
— Я бы отошел подальше от поста спасателей, — сказал я, ловя себя на мысли, что мне чертовски не хочется располагаться и начинать, пусть и не я буду бегать по пляжу и предлагать. Такой вид торговли виделся мне особенно постыдным.
— Женская интуиция, — объявила Гаечка, расстилая подстилку у опорной стены. — Жопа чует, что тут будет хорошо.
Я достал из рюкзака первую партию товара, отдал Светке и напомнил:
— Никому не хамить, ко взрослым обращаться только на вы. Поняла?
— Только на вы, как в школе, — кивнула Светка, хихикнула. — Как будто тут полный пляж учителей.
Иван рассмеялся с ее шутки.
— Ну, с богом!
Светка размашисто перекрестилась и направилась к кромке моря, звонко голося:
— Господа отдыхающие! Кукуруза! Только сваренная! Вкуснющая — жуть!
За ней плелся Иван и делал вид, что не при делах. И если Светка смотрелась совершенно нормальным ребенком, то Ваня выглядел неблагополучным заморышем, даже переодетый в вещи, которые я купил ему на «блошке».
Как ни прячь это, помотала его жизнь и наложила отпечаток: слегка вытянутый череп, приоткрытый рот, на лице выражение, словно он только что нюхнул клея.
— Тетенька, купите кукурузки! — Светка, одетая в голубое, под цвет глаз, кукольное платье, просяще заглянула в лицо даме с газетой — не прошла даром школа попрошайничества. — Вкусная, свежая! Помогите на босоножки!
— И сколько? — окликнул Свету толстый коротко стриженый мужик, стоящий ко мне полубоком, но даже отсюда было видно, что в черно-седых завитках волос на груди терялась толстая цепь.
Я прислонил мопед к стене и принялся раздеваться, наблюдая за подопечными.
— Двести штучка! — Девочка осмотрела бугая с ног до головы; наметанный взгляд определил богатенького Буратино, который может купить и не один початок, и она сказала: — Три за пятьсот!
Мужик тоже оглядел ее, вытащил тысячу из барсетки, приваленной одеждой.
— Давай три. Сдачу оставь себе. Молодец девочка, какая бойкая!
Светка сделала неловкий реверанс, крутнулась, подзывая Ваню.
— Спасибо, дяденька! Да поможет вам Бог!
— Во дает! — оценила Гаечка талант Светки.
— Иначе не выжить, — сказал я.
Светка достала из сумки три початка, кулек с солью, отдала это все толстяку, который сразу же спикировал к даме с газетой и принялся ее клеить, и пошлепала вдоль линии прибоя. Хоть ее распирало от азарта, она делала, как я ей говорил: осматривалась и начинала предлагать товар, только убедившись, что опасности нет.
Причем моя подопечная не просто шла и кричала, а подходила к каждой подстилке, нахваливая кукурузу, и через десять минут вернулась, все распродав, сияя глазищами. Заикаясь и захлебываясь от восторга, она принялась выгребать заработанное из кармашка:
— Смотрите, сколько много! У меня никогда столько не было! Столько дядька предлагал плохой, давно еще, но я к нему не поехала!
— Две пятьсот, — озвучил я пересчитанное и спрятал деньги в карман рюкзака.
Поймав взгляд Гаечки, которая до сих пор не верила своим глазам, я сказал:
— Вот так, Саша.
Подруга разделась, уселась на подстилку, подтянув ноги к животу, надела панамку и углубилась в размышления, перебирая камешки и раскладывая по двум кучкам.
Наверное, вспоминала свою стоптанную обувь, куртку с короткими рукавами, школьные брюки, которые тоже коротки, потому что летом девочка здорово вытянулась. Воображала эти весомые аргументы камешками и бросала их на чашу весов, а они все не могли перевесить лежащий на второй чаше единственный валун: ее стеснительность и гордость.
При всем желании у нее не получится так, как у Светы. А тут такой пример: пигалица-первоклашка деньги лопатой гребет!
Светка и Иван снова все распродали, вернулись за третьей партией, сдали мне еще две тысячи. Все получалось гораздо бодрее, чем я думал поначалу. Зыркнув на Свету, Гаечка пошла в море.
Света направилась в другой конец пляжа, завела пластинку про вкусную кукурузу, и тут ей навстречу вырулила пожилая растрепанная женщина с клетчатой сумкой, устремилась к девочке, как бегемотица — к нарушителю границ. Светка стояла спиной и распиналась, а бегемотица — хвать ее за руку.
— Кто тебе разрешил тут ходить⁈
Девочка дернула руку на себя, но вырваться не смогла.
— Боженька разрешил, — огрызнулась Света. — Дал родиться, а кушать не дал! Иди, говорит, продавай. Вот и хожу. — Света еще раз рванулась и крикнула: — Помогите, люди добрые! Больно! Отпусти!
Я собрался рвануть на выручку, когда тетка поволокла девочку, приговаривая:
— Чтоб я тебя здесь больше…
Но на нее налетел Ваня, толкнул в спину.
— Отпусти ее!
Тетка всплеснула руками и упала на загорающего мужика. Его жена вскочила, заверещав.
Та же Гаечка на месте Светы побоялась бы продавать тут и ушла, а беспризорница, привыкшая выгрызать место под солнцем, оскалилась и бросила:
— И не подумаю уходить! Ты — старая! Тебе все равно скоро помирать. А мне кушать и одевать нечего. Мне нужнее. — Она прокричала: — Кукурузка горячая! Только сваренная! У злой бабки-ёжки не берите! У меня берите!