Страница 18 из 20
– Не то чтобы настоящий друг… Но – хороший знакомый, старый партнер.
– Это дела не меняет, – отмахнулся Наум Сергеевич, – так или иначе, ты с ним часто общаешься, выпиваешь вместе, беседуешь, не правда ли?
– Бывает, – сказал Брюнет, – ну и что?
– Может, ты когда-то где-то сболтнул лишнее, промахнулся, а? Ну-ка, подумай, припомни!
– Н-нет, ничего такого вроде бы не было, – пожал плечами Брюнет.
– А ты еще подумай.
– Да нет же, черт возьми! Я все отлично помню. И нигде не промахивался.
– Ну, так в чем же дело? – усмехнулся Наум Сергеевич. – Значит, и действительно – случайность.
– Да какая мне разница, – захрипел, задергался Брюнет, – случайность это или нет – плевать! – Его лихорадило, трясло – как на морозе. По лицу и рукам шла мелкая, частая дрожь. – Главное то, что Хмырь меня выследил. Понимаете? И надо что-то делать с ним, решать, пока он еще здесь, пока не ушел.
А Костя Хмырь все торчал у пивного ларька, все не уходил; его вдруг стали одолевать сомнения.
«Судя по всему, – размышлял он, – тут у мусоров – явочная квартира. То место, где опер встречается с тайной своей агентурой, со своими сексотами. Похоже, что так; очень похоже! Сначала явился один, потом – другой… Но, может быть, я ошибаюсь, путаюсь? Что, если этот опер пришел не к Брюнету, а – за ним. За ним, по его следам, так же точно, в сущности, как и я сам? Что вообще я знаю? Весьма возможно, сейчас – в этот самый момент, – Брюнета вяжут, берут, заковывают… Но если это так, его – рано или поздно – должны вывести. Вывести в наручниках… А может, он выйдет сам; спокойненько, запросто, как ни в чем не бывало?! Что ж, деваться некуда, надо ждать. Посмотрим – что будет дальше, чем закончится вся эта история».
Так он думал и маялся в нерешительности и не знал, не догадывался, что каждая минута промедления все ближе и все неотвратимее подводит его к последней, гибельной черте.
– Надо что-то делать, – мечась по комнате, твердил Брюнет, – выпускать его из рук нельзя. Вы представляете, что тогда будет?
– Н-да. – Начальник опергруппы поморщился, поджал в раздумье губы. – Придется задержать его, это самый лучший вариант.
Он поворотился к Зубавину. Мигнул значительно. (Тот по-прежнему стоял на пороге, у притолоки – помалкивал, не вмешивался в разговор.) Уловив начальственный взор, Зубавин встрепенулся, всмотрелся – и потупился понимающе.
– Можно, – кивнул он, – свободное дело.
– А – предлог? – прищурился Наум Сергеевич.
– Не извольте беспокоиться, – улыбнулся старый агент, – предлог – дело пустое. Можно затеять скандальчик, шумок какой-нибудь… Да господи, о чем речь? Все сделаем. Мигом.
Коротким движением запахнул он пиджак, низко надвинул на брови кепку.
– Разрешите идти?
И повернулся – уходить. Но тут же остановился, задержанный криком Брюнета:
– Стойте! Не надо!
– Что-о-о? – удивился Наум Сергеевич. – Не хочешь?
– Нет.
– Почему?
– Да неужели же вы не понимаете? – запинаясь и стуча зубами, проговорил Брюнет. – Арест ничего не даст – наоборот. Тогда уж вы меня наверняка погубите.
Дрожь, сотрясавшая Брюнета, все не унималась; руки его тряслись, и он говорил, прижав их к груди, – крепко стиснул, сцепив и мелко похрустывая пальцами.
– Стоит ему только прийти в камеру, как об этом сразу же все узнают… Тюремный телеграф работает быстрее всякого другого!
– Но… Что же ты предлагаешь? – сказал начальник опергруппы.
– Не знаю. Ах, ничего я не знаю! Хотя…
Брюнет вдруг умолк. Глотнул воздух. И медленным, сдавленным, пересохшим каким-то голосом проговорил:
– Один выход все же имеется. Только один! Но зато – самый надежный.
– Какой же?
– Убрать…
– То есть как – убрать? – повторил Наум Сергеевич. – Убить, что ли?
– Ну да. Пришить – и кончики. Что же еще? Другого выхода нету.
– Да ты что? Ты в своем ли уме? – возмущенно сказал начальник опергруппы. – Ты забыл, наверное, с кем говоришь?
Он напрягся, выпрямился – словно бы даже ростом стал выше. Рыжеватые усики его ощетинились. На скулах задвигались желваки.
– Как-никак, я – представитель законности.
– А-а-а, – яростно оскалясь, перебил его Брюнет, – тоже мне законность! Что я, вас не знаю? Когда вам нужно – вы не стесняетесь… Творите что хотите…
– Замолчи, – сказал Наум Сергеевич, – слышишь?!
Он произнес это властно, тоном приказа. Шагнул к Брюнету. И сейчас же от двери – в комнату – неслышно ступил Зубавин. Брюнет затих, озираясь. Он трудно дышал, лицо его подергивалось судорожно, в уголках рта скопилась белесая пена.
С минуту все они молчали. Затем Наум Сергеевич сказал – деловито, вполголоса, как ни в чем не бывало:
– Ну а как же ты это себе представляешь? Как ты намерен?
– Не я, – слабо отозвался Брюнет, – а вы…
– Ну уж нет, – возразил начальник опергруппы. – Не мы, а ты… Если нужно – делай сам. Своими руками.
– А вы, значит, в стороне?
– Да, мы в стороне. В это дело мы вмешиваться не будем. Отдам его тебе – поступай как знаешь. Выиграешь – твое счастье. Ну а если проиграешь…
– А если? – исподлобья глянул на него Брюнет.
– Что ж я тебе могу сказать, – развел руками Наум Сергеевич. – Не проигрывай.
– Вот как, – пробормотал Брюнет. И скрипнул зубами. – Эх, вы… Н-ну, ладно.
Он как-то сразу остыл и заметно успокоился; истерика его схлынула, прошла. Закурив и вытолкнув колечко дыма, он спросил:
– Так значит – отдаете?
– Отдаем.
– Ну, тогда я пошел… Пока!
Брюнет торопливо направился к выходу. Начальник опергруппы сказал – глядя ему в спину:
– Иди черным ходом! Знаешь – где он?
– Знаю, – не оборачиваясь, бросил Брюнет, – все знаю.
Он скрылся в коридоре. Наум Сергеевич наморщился, думая о чем-то, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Потом поманил к себе Зубавина.
– Слушай-ка, – шепнул он. – Сделаешь так… Иди сейчас за ним. И следи, не спускай глаз. Следи за каждым шагом, понятно?
– Есть!
Зубавин вытянулся, щелкнул каблуками. И затем спросил:
– Дополнительных инструкций – никаких?
– Нет, никаких. Только наблюдай. Вмешиваться мы ни во что не будем, но знать – должны все!
Глава 10
Потолкавшись возле ларька еще с полчаса, Хмырь наконец утомился. Ни Брюнет, ни опер не появлялись – и это одно, уже само по себе, свидетельствовало о многом… Ждать больше не имело смысла; все было ясно и так! «Пойду-ка домой, – решил он, позевывая, – высплюсь, отдохну. А вечером разыщу блатных, и тогда решим сообща – что теперь делать».
Он выбрался из толпы, мимоходом – ладонью – потрепал по плечу знакомого алкоголика. (Тот уже успел пристроиться к кому-то другому, был занят разговором и обернулся с неудовольствием.)
– Что, папаша, допиваешь? – спросил Костя. – Ну-ну!
Затем он пошел – размышляя о последних событиях и дивясь тому, как стремительно и грозно развернулись они вдруг за истекшие сутки.
«Сволочи! – думал Брюнет. – Ох, сволочи! Работай на них, помогай… Ну, нет. С меня хватит. После этого случая я ученый. Больше я не верю никому! Вот расквитаюсь с Хмырем, разделаюсь с ним – и все. И кончики. Пусть они, собаки, ищут себе другого партнера. Слава богу, что они мне отдали его; открыли чистую карту… Этот шанс – мой. И надо им воспользоваться поумнее, получше! Интересно: вооружен ли Костя? Если он прихватил меня случайно, у него, вполне возможно, ничего при себе и нет… Ну а может, он следил специально, преднамеренно? Может, он и в самом деле – разоблачил? Что ж, в таком случае при нем – его кольт. Хороший кольт, новенький; он его недавно только купил у тульских ребят. Если кольт – это серьезно, это трудно… Но – ничего. Как-нибудь! То, что может быть у него, я все-таки знаю. А вот то, что имею я, он вряд ли сможет угадать; эту штуку он в моих руках еще не видел. Ему поначалу и в голову не придет…»
Вот так он думал, провожая Хмыря – прячась за спинами прохожих и время от времени хоронясь в подъездах домов. Когда они пересекали центр города, Брюнета внезапно кольнуло беспокойство: а не было ли с Костей кого-нибудь еще? Один ли он? Что, если у него имеется напарник – идущий сейчас где-то рядом и наблюдающий за всем со стороны?