Когда мы научимся летать

А что если человечество научится управлять природой без техники? Ведь тогда все производство, вся промышленность будут совершенно не нужны. И будет чистый воздух, чистая вода и луга, и леса. Все будет так, как будто и нет человека, и все это будет для него. Но что это может быть за способ – управлять природой без орудий труда, без техники? А вот как: прежде всего люди научатся управлять своим телом и мыслями.

Но для этого наука должна будет сильно измениться, и изучать не отдельные процессы и явления, а пытаться найти всеобщие закономерности, которым подчиняется все во Вселенной. А ведь человек – это тоже часть Космоса, поэтому и законы, которым подчиняется и природа, и человек должны быть одни и те же.

Я не знаю, когда люди дойдут до этого, но я верю, что человечество может это сделать, ведь не даром верят, что Человек – это венец Природы.

Тяжело дыша, как будто после нелегкого подъема в гору, сжав кулаки и нахмурив брови, Валерка стоял перед матерью, ожидая ее ответа. Ольга Павловна смотрела на него и думала, что же ему ответить, чтобы он не обиделся и не подумал, что она его жалеет или поучает.

«А ведь он хорош сейчас и почти красив», – отметила она про себя, а вслух произнесла:

– И ты всерьез веришь, тому, что сейчас наговорил?

Валерка ожидал чего угодно, но только не этого. Он уже готовил аргументы, чтобы защищать придуманную им теорию, если она начнет возражать, боялся насмешки, и верил, что мать не будет посмеиваться над ним, но все-таки в душе готов был к отпору и топорщился, как еж. Но тут он не выдержал и широко, совсем по-детски улыбнувшись, махнул рукой на серьезность минуты и придуманные им обиды, с размаху плюхнулся на диван, к матери «под бочок». Она была уже гораздо ниже его, и он прижался к ней, обняв рукой за плечо.

– Конечно, нет. Просто я представил себе, как хорошо должны жить люди в далеком будущем. И первое, что я решил про себя: они должны научиться летать. Потом я начал думать о том, что значит летать по желанию. Это значит усилием воли преодолевать силу земного притяжения. Но тогда они и все остальное должны научиться. И не будут нужны ни заводы, ни шахты, ни самолеты. Потом я начал фантазировать какими будут наука и обучение. Ведь тогда все будет по-другому. Все будут учеными и будут творить «чудеса». Только этому нужно будет научиться, и учеба будет не такая, как сейчас. Ведь мы в основном зубрим. А тогда нужно будет понимать.

Когда поймет человек, что он живет не один, а вокруг него много людей и он не сможет пожелать зла никому – тогда он поднимется на первую ступень развития и научится устраивать самое простое «чудо»: летать или создавать деревья, или цветы. Потом будет еще несколько ступеней и высшая – это та, когда человек поймет свое единство со всем миром, почувствует гармонию Вселенной – тогда откроются ему все силы природы

Ольга Павловна покачала головой. Это снова был ее Валерка, каким он был еще в детстве, когда таскал домой облезлых кошек и больных голубей: «Жалко их, мама». А когда подрос немного, не стал жестоким, как это бывает с подростками, не мучил животных и никогда не дрался, несмотря на то, что был хоть и неуклюжим, но очень сильным.

– Ах, Валерка, Валерка, маменькин сынок, – думает Ольга Павловна, проводя рукой по жесткому ежику волос сына, – что-то будет у тебя в жизни? Мой милый «гадкий утенок»!

Теперь Валерка говорил торопливо, будто опасаясь, что его прервут и заглядывал матери в глаза:

– Понимаешь меня, понимаешь?

И находил в ее глазах грустную поддержку:

– Хорошо, сынок, это немного наивно, но все равно – хорошо.

Когда он перестал говорить, мать и сын сидели некоторое время молча. Наконец, Ольга Павловна нарушила молчание:

– Валер, а та девушка, с которой ты летал – это была Таня?

Он помолчал немного, а потом ответил со всей искренностью, на которую был способен:

– Ты знаешь, мама, еще вчера я был в этом почти уверен, а сейчас я уже не знаю.

С этого дня полеты больше не снились Валерке и проблемы будущего человечества как-то потеряли для него прежнюю остроту.

– Валер, ну, ты как, еще не научился летать? – спрашивала его иногда с ехидцей Наташка.

– Учусь, сестра, учусь. Есть кое-какие сдвиги, – заученно отвечал Валерка, но уже не сердился как прежде.

В конце июня на острове расцвели диковинные цветы. Они были похожи на мальву, но это были дикорастущие дельфиниумы: высокие стебли, усыпанные великолепными синими розетками. Пахли они необычайно сильно и сладко. Валерка отправился вглубь острова за букетом, принес цветы домой и представлял себе с каким выражением примет такой букет Таня, которая незадолго до этого уехала на каникулы к тетке в далекую Россию. В тоскливом ожидании прошло больше месяца.

Но и после своего возвращения девочка ни разу больше не появилась в квартире Козловых. Пришлось Валерке сменить свою тактику. Теперь он стал регулярно, как на дежурстве, просиживать на берегу долгие часы. Но что бы он ни делал, нет-нет, да и взглянет – не появится ли на пляже знакомая девичья фигурка. Ее появление он чувствовал почти инстинктивно и по внезапному сердцебиению узнавал, что это она. Таня была выше всех, у нее был самый красивый купальник и самая элегантная походка. – она шла, высоко подняв голову с опущенными почти неподвижными руками.

Так проходил день за днем, уже и август почти перевалил за половину, – но единственное, что он страстно хотел: хотя бы просто подойти и поздороваться, нет – это было выше его сил. Оставалось только надеяться на случай.

Как и многие мальчишки в городке, в детстве Валерка очень любил парады. Больше всего нравилось ему смотреть, как проходят колонны военных. Он помнил себя совсем еще маленьким, когда с мамой за ручку он приходил на главную улицу напротив штаба. Мама выводила его вперед, и он с замирающим сердцем следил за тем как торжественно и весело маршируют знакомые и не знакомые дяди, среди которых был такой же, как и все, непривычно нарядный, даже какой-то чужой и в то же время удивительно родной – его папа.

Но особенно торжественным ему представлялся парад в День Авиации.

В тот день, Валерка с Наташей вышли вслед за матерью смотреть парад. И когда, также, как и много лет назад мать приподнялась на цыпочки, и, сделавшись на мгновение удивительно молодой, взмахнула руками едва не вскрикнула: «Вот он, вот». Валерка почувствовал вдруг как в носу у него защипало, и он отвернулся. А мать уже немного смущенно взглянула на сына снизу вверх.

– Смотри, смотри! Наш папка все такой же стройный и молодой.

Сестра стояла рядом, с рассеянным видом грызла семечки и, казалось, не обращала ни малейшего внимания на эти сантименты. Когда парад закончился, Ольга Павловна заметила идущую рядом Валю Соловову тоже с детьми и окликнула ее. Они подошли друг к другу, заговорили и пошли рядом.

Сердце у Валерки забилось радостными толчками. Он представил, как направится сейчас к ним Таня, взглянет прямо в глаза и протянет руку, как это было во время их последней встречи. Но что это? Девочки как будто и не собирались здороваться. Вот они окинули друг друга холодными отсутствующими взглядами, постояли мгновение, затем повернулись и пошли в разные стороны. Валерка почувствовал этот брошенный мельком взгляд, обращенный даже не на него, а просто в сторону, как будто там, где он сейчас стоял было просто пустое место и понял, что это конец. Больше никогда он не будет стоять к ней так близко, чтобы видеть, как она широко улыбнется ему, обнажая белые зубы с щелочкой спереди. В несколько шагов он догнал ушедшую вперед сестру, тронул за локоть.

– Наташка, ты разве больше не дружишь с Таней?

Удивился, увидев ее тронутые ледком глаза.

–А тебе какое дело? Мы раззнакомились, – и сказала после паузы, – к тому же она все равно скоро уезжает.

– Как уезжает? – не понял Валерка, – насовсем?

– Очень просто. Как уезжают? Отцу предложили на Дальнем Востоке полковничью должность, вот они и уезжают.