Страница 25 из 46
И еще под триста душ как селедок в бочке в семидесяти метровом кораблике! Как муравьев с личинками в спичечной коробке!
Жопа короче. Но мы доползли! Четырехузловым, но доползли. А «Чин-Иен» кормит рыб! Два дня в эфир стучал. Искрой. Видимо помощи требовал. Теперь молчит. Достучался, сука…
Ночую в рубочной, тьфу достал этот морской сленг, рубке! Потому как эту японскую сучку доставать из каюты не знаю и ссу. Чо от нее ждать не знаю. И моих архаровцев ссу. Тож те ещё шкатулки с секретом, какая моча опять в голову стукнет даже сами не знают! А запаса на их выкидоны у моего «Корейчика» уже ваше нема, изнасиловали уроды старичка. Пузыри б не пустить на входе. И гражданских на палубу не вытащишь. Смоет…
Как дура надеялась, от гейши спряталась — по ночам хоть напьюсь и отосплюсь. Как же! Теперь от посольских прохода нет. От по-одной в первую ночь отбилась. Рулевого постеснялись. Сука! Думала пронесло…
Теперь по двое-трое зажимают. Сучки драные, наплетенную мной в Чемульпо кореянкам сказку про детей как заклинание талдычат. Это при живых-то мужьях! Требуют. Сучки, у меня требуют! Непременно осеменить! И требуют быть патриотом. Только их, никаких японок, кореянок, китаянок. Угрожают…
И откуда ток узнали? Найду кто растрезвонил — утоплю в сортире!
При всей бесякости ситуёвины не пошлёшь — в башке озабоченный маньяк засел. Сломала мне гейша капитана. Ваще сломала. Полный неадекват озабоченный! Я и долбила, и уговаривала, и Ара уже с ним из-за Изки пару раз дрался! Пох… Не помогает, короч. Канючит. Пристает. Руки распускает, ток расслабишься — с «сосиской» лезет. То ко мне, то к Изьке. Булки ваще не расслабишь. Даж поспать…
Вот и приходится при дамах выгонять рулевого и спускать Беляева с цепи…
Спать хочу. Убивать всех, твари, хочу. Изькин постоянный плач, ор рогатого, бабские приставания и гундеж Беляева достали…
Ярко светит солнышко, почти штиль, впереди милях в десяти город Циндао, по правой скуле бухта Августы Виктории и, сука, как привет — атакующая пара миноносок под хиномару. Ну, под солнечным флагом. Дебилы?
Нет, конечно красиво идут! Шустро! Расходясь в стороны, беря в клещи. Но… Днём под стволами германских береговых батарей переть на мелкого злобного русского батлшипа? Вообще страх потеряли?
Или немцы тож за них уже? Да вроде не должны…
А у нас на палубе никого! Устали и ох… ренели степановцы. Долбаная борьба за живучесть вымотала…
Да я ж их… Да я ж по ним… Ага, да я ж им нихрена и не сделаю! Не стрелять — жопа! И стрелять тоже очково. Германские 11 дюймовые батареи по берегу натыканы как девки на Тверской и ещё эти долбанные постоянные течи. Трюмные с ног сбились. Там уже на метр море плещется… Ара злобным кроликом рычит, Изька — опять ревёт. Один кэп «молодец». Ночи ждёт, лапы потирает, чуть зеванещь — к жопе подкрадывается…
И я. Рассуждаю еще вот как адекватный, всё понимающий человек. Поступаю ток уже по другому.
— Степанов, сука, ты где⁉
Ну и колокола дернула. Громкого боя. Засуетились. Дед-артиллерист взмыленный и расхристанный прилетел с пылающим засосом на шее. Не поняла, эт чо…
— Степанов почему джапы на нас ещё прут, а не рыб уже кормят?
— Григорий Павлович, помилуйте! Так вы ж сами даже приближаться к орудиям запретили и вообще все мои по вашему ж приказу в трюмах воду… Да и германцы…
Ага, сука, ещё и я виновата! Да мало ли, чо девушка сказать могла! Ты ж мужик…
— Дед, ты дурак?
— Да я…
— Да ты! Давай своих всех на верх и доказывай Степанов! Доминируй! Мочи джапов! И это… Засос прикрой!
Смутился. Покраснел. Помычал чо-то там, махнул рукой и ускакал.
Джапы пошли на сближение. А в рубку Бирилев прискакал.
— Офицер, вы почему не на посту были?
— Григорий Палыч, так вы ж сами того… И жена, того…
— К штурвалу! И на мель не посади! — хлопнула по спине, подталкивая. Взвыл!
Ага, спину кошка твоя тебе подрала, да? Мда… тут походу осемененьем не только я, тут походу вся команда этим три ночи грешила…
Затявкала мелочь на миноносках. По броне рубки, по корпусу застучали, заискрили снарядики. Меткие, сволочи! И наглые! А гансы молчат!
Меня скривило. По телу как наждачной шоркнули. Больно…
Рявкнула наша пушка. Тридцать кабельтовых. Мимо… А у нас где-то чо-то порвалось…
Рявкнула вторая. Слажено загавкали остатками снарядов стодвадцатки и девятифунтовки. Правая миноноска нарвалась, запарила, клюнула носом, зарываясь в волны.
А по второй — мимо и мимо! Как заговоренная! И только когда атакующая тварь повернулась к нам боком и отстрелялась миной, стодвадцатка нащупала дистанцию. Падла мелкая, нарвалась на один, а потом и на залп! И тоже зарылась…
Ток поздно. Бирилев завалил «Корейчика» чуть не на борт, пытаясь увернуться, подставляя жопу и бурун от винтов. Черпанём щас и мины не понадобится…
А мина идёт! И мы, сука, явно не успеваем отвернуть!
— Правая стоп!
Не успеваем! Пятьдесят…
— Стреляй!
Тридцать! Двадцать пять…
— Степанов, да стреляй же!
Двадцать. Поздно. Жопу так и так снесет…
Зажмурилась…
Тишина. Только «Корейчик» скрипит и потихоньку вроде выравнивается. И чайки орут. А где взрыв? Приоткрыла один глаз.
Вроде живы.
Огляделась. Высунулась на мостик. Курс за нами пересекает след из пузырьков удаляющейся торпеды… Она чо получается под нами прошла? Глубже? Повезло и пронесло? На всякий случай потрогала штаны. Вроде сухо…
Рявкнули похоже всем, чо есть. «Корейчик» вздрогнул, а я подпрыгнула, чуть не слетев с мостика на палубу. Сука, Степанов! Чо творишь, куда лупишь гад, ток корма ж от миноноски торчит! Сама к Нептуну на вечную стоянку уже уйдет…
Гансы молчат. Опупели или ох… берега попытали? К джаппам переметнулись? Так вроде глупо… и нас бы уже потопили… Опять непонятки с неполной инфой! А нам деваться некуда… Не… Бирилев, в Большую гавань сам вползать будешь! А я пойду-ка…
Ага, щаз! Размечталась! Ток кликнула вестового с чаем, залезла в рубку, Ара вылез.
— Юльк, слушай, мне кажется я понимаю почему у нас такой бардак на корабле.
— Капитан хреновый, да?
— Кхм… Не Юльк, нормальный ты кэп, я думаю, тут сложнее…
Замолчал. Напрягая. Интриган хренов!
— Рогатый! Не беси! Не тяни кота за фаберже!
— Юльк… Понимаешь… Та гейша, походу, суккуба или одержимая ею… Ну японский мононокэ. Ну Кицуне-цуки какая-нибудь… Вселилась, вот все и бесятся…
— Суккуба⁉ Они ж сказочные!.. Стоп! — Уставилась на чёрта. Тож сказочного. Библейского. — Твою ж… Куда я попала?
— Ар, а ты, это… чо по-свойски не можешь её приструнить?
— Юльк тут, понимаешь… Она не из наших… И еще… у нас кто сильнее, тот и прав…
— Понятно… — слабак значит. — Чо делать?
— Избавлять девку надо… Экзорцист хороший тут нужен… Ток… ты это осторожнее! Чтобы он и нас с тобой ненароком не изгнал!
Избавлять? Изгонять? Экзорци… Священника звать? Да щаззз! За мое ползанье на карячках я тебе, тварь, только хардкор устрою! Ток чо делать?Молодежь к ней заслать? Ага — охмурит, вырвется и перетрахает тут окончательно всё…
Самой лезть? Так за пару-тройку секунд Беляев нахрен и меня вытолкает и опять перетрах устроит…
Вылезла из рубки на мостик, заорала:
— Старый! Засухин, ты, мать его, где⁉
— Григорий Павлович, что случилось?
— Ничего. Но щас случится! Бабу японскую из моей каюты срочно тащи ко мне на корму!
Старый аж опешил.
— Палыч, ты это… герой и всё такое… многое позволено, многое спустят, но при команде…
— Бегом сказал!
Сплюнул. На палубу! Ушел…
Смотря в его злую спину, доперла — не поняла, он чо вообразил я ее там, на корме при всей команде буду того? Сама⁉
А чо? Буду, сука, буду! А пока на бегом корму, к шторм-трапу, там удобнее…
Вывели. Семенит. Глазки в пол. Ну иди, иди сюда, моя красотка намалёванная! Перебирай ко мне ножками!
Сука, а бодренько чапает! Четыре дня без воды и еды в запечатанной каюте, а выглядит как-будто тока из спа-салона! Отожравшаяся, довольная и пыщущяя…