Страница 3 из 5
Ольга, как обычно, больше ковырялась вилкой в салате, нежели ела.
Хозяин тоже голодным не выглядел. Похоже, он устроил себе развлечение: выпиливал зубастым столовым ножом кубики из бифштекса, сравнивал, отправлял отбракованные в рот и тщательно их пережёвывал.
Крупский, по обыкновению, не ел, а закусывал: часто и много. Тарелка и графинчик с виски пустели одновременно.
— А что это мы молчим? — наевшись, утерев рот салфеткой, спросил Георгий.
— А ты вот сам и расскажи что-нибудь, — не отвлекаясь от выпиливания кубиков, сказал хозяин. — Ты же геолог! Историй всяких у тебя должно быть не меньше, чем в моей библиотеке. Да хотя бы о Земле, о шпатах всяких, о халцедонах своих или что там ещё у вашего брата, геолога…
— А и расскажу. Только не о камнях, а о людях. Сначала об одной женщине, если позволите.
— Давай, валяй о женщине, — согласился хозяин.
— Историю эту я начну с момента, когда хорошенькая девочка, назовём её условно Эллой, к исходу пятнадцатого своего года поняла, что обладает особым обаянием, продержалось которое, впрочем, всего около двух лет. Профиль, губки, шелковистые волосы, осанка: всё очаровательно было в ней. Но, увы, ничего из этого так и не получилось. Прошло как сон, оставив за собой калейдоскоп воспоминаний о цветах, о прогулках то с этим, то с другим, о неумелых поцелуях. Трудно сказать, что именно помешало больше — мать, завуч школы, в которой училась Элла или молодой учитель физики, послуживший для неё эталоном мужчины. В студенческие годы история почти повторилась, но уже без метафизики неизъяснимого и уже утерянного обаяния. Место матери теперь занял отец — профессор, а эталонным мужчиной стал грузноватый лаборант: женатый и выпить не дурак. К этим годам у Эллочки набралось довольно много гламурных знакомых, в пальчиках появилась тонкая сигаретка, завёлся лексикон, собралась коллекция особых жестов, ужимок и мимики. Эллочка полюбила танцевать в клубе, поднимать с подружками шампанское в высоком хрустальном бокале за тайное здоровье третьего лица, и вообще обсуждать чужие амурные дела. В неё саму никто не влюблялся, но облапить или хлопнуть по аппетитной попке желающих хватало. Случалось, подпаивали и пользовались ею. Было хорошо и весело, но явился вдруг зловредный вирус. Первой умерла мать. Отец ушёл в запой и довольно скоро отправился вслед за супругой. Жизнь посерела, Эллу признали носителем. Она перестала посещать клубы, волосы потеряли лоск, руки с неряшливыми ногтями покрылись жилками, а состояние колготок… это боль и мрак. Когда подкладка сумочки истрепалась до дыр, случилось маленькое чудо: под ней нашлось немного беглых денег. Но хватило их лишь на восторг и колечко копчёной колбасы. Университетский диплом Элла получить успела, но в баре теперь не сидела, а работала за стойкой. Скромные доходы не позволяли не думать о подошве зимней обуви. На рабочем месте её и подобрал будущий муж, год спустя завывший в назначенный час…
Ольга, до этого момента удивлённо и внимательно слушавшая Георгия, вдруг побледнела. Вилка в её руке стала заметно трястись, потому вынуждена она была её отложить, а руки спрятать под стол.
— Вам плохо? — прервав рассказ, спросил Георгий. — Если это из-за истории Эллочки, я больше слова о ней не скажу.
— Всё в порядке, — дрожащим голосом сказала Ольга. — Не обращайте на меня внимания, продолжайте.
— Нет уж, довольно, — сказал Георгий. — Я лучше о мужчине расскажу. И начну, пожалуй, с момента, когда один умный юноша, назовём его Антоном, сообразил, что имеет профессию по факту своего рождения. Впрочем, как минимум, все те предки, с которыми Антон был знаком лично, получили от этой профессии всё, что имели, и даже чуточку больше. Фамилию мальчика тоже обозначим условно — Шмидт. Прадед Антона успешно работал сыном Шмидта. Дед — внуком одного и сыном другого Шмидта. Отец продолжил династию. Стоит отметить, что все разнообразные Шмидты, какую бы в действительности фамилию они не носили, ходили в одни и те же учебные заведения. Как правило, не столько ради знаний, сколько для того, чтобы познакомиться и сдружиться с коллегами по профессии, условными родственниками: для успешной карьеры это очень полезно. Но на счастье или на беду Антона — смотря, с какой стороны это оценивать — времена пришли сложные, способные поставить крест на династических традициях. Потому юноша решил учиться прилежно и свой красный диплом он заслужил. На правах потомка Шмидта Антон получил хорошую должность. Жизнь удалась. Если он когда-нибудь и воровал гусей, то исключительно в товарных масштабах…
— Достаточно! — раздражённо сказал Крупский, осознав, что история условного Антона Шмидта сильно напоминает его собственную биографию. И если сейчас же не остановить рассказчика, то из шкафов начнут вываливаться не самого пристойного вида скелеты. — Я знаю оригинальную версию из первоисточника. Вряд ли у вас получится превзойти. Хватит чернухи, Георгий, расскажите лучше о чём-нибудь добром, жизнеутверждающем.
— Действительно, хватит уже чернухи, — поддакнул хозяин.
— Ладно, расскажу вам добрую историю, — примирительно выставив руки, согласился Георгий. — Начну с метеоритного дождя…
— Вот, вот, а я сразу говорил, что лучше о камнях, — вставил хозяин и отправил в рот очередной кубик бифштекса.
— Ну, я бы не назвал это камнями… Хотя бездушность, конечно, их общая черта, — признался Георгий, состроив кислую гримасу и почесав затылок. — В общем, если опустить чернушную предысторию, то просто скажу, что метеоритным дождём пролился однажды на Землю легион ангелов…
Услышав это, хозяин вскинул кустистую бровь.
— Ты уверен, что из этого выйдет добрая история? — поинтересовался он, с явным подозрением во взгляде и голосе.
— Всю чернуху я старательно опущу, — заверил Георгий.
— Ладно, — неохотно одобрил хозяин, — валяй, рассказывай.
— Проблема падших ангелов сложна и проста одновременно, — пространно начал Георгий. — Чтобы вернуться в свой мир, каждому из них прежде нужно восполнить утраченную часть собственной души, которую принято называть совестью. Но как это сделать, никто из них толком не знает. По понятным причинам есть у падших всего один путь познания — стезя проб и ошибок. Душа — это бессмертное духовное существо, одарённое разумом и волей. Эфемерную эту субстанцию очень легко потерять, а вернуть или купить другую, новую и чистую, невозможно. Падший не покупатель душ, а лишь соблазнитель. Сделка заключается не с ним, а с собственной совестью. Вслед за роковым решением разменянная часть души отлетает неведомо куда, и поймать её не удавалось ещё никому. Ловцами душ падших назвали за сам процесс: они всё ловят и ловят, и ловят… Иногда им кажется, что вот он, хвост птицы-удачи, что ухватили его… Но, как говорят специалисты, это всего лишь психосоматика. Разочарование не заставляет себя долго ждать. Упрямства, впрочем, падшим не занимать. Спроси любого, ответит, что, мол, рано или поздно количество перейдёт в качество. Они в это верят. Надо же хоть во что-то верить…
— Э-эй, Георгий, ау! — прервал хозяин. — Ты, вроде бы, историей грозился, а не трактатом.
— Это была вводная часть, — пояснил Георгий. — А история моя об одном таком ловце пустоты, совершившем множество ошибок. С некоторыми изъятиями под наш уговор, обойтись без чернухи, подпадают три коротких эпизода из его долгой земной жизни. Но эпизоды эти всё же стоят того, чтобы о них рассказать. Первый связан с попугаем по имени Иннокентий. Этот средних размеров ара жил у одного, прямо скажем, весьма неприятного типа. Единственное светлое, что оставалось в душе этого господина, это сильная и искренняя привязанность к говорливому пернатому. Чудом уцелевший осколок чистой души и стал предметом сделки. Продавать Кешу этот тип поначалу наотрез отказывался. Падший не торопил. Он, словно механический счётчик, ежедневно накручивал сумму, которую готов заплатить. Дошло до того, что хозяин Кеши уже не мог ни спать, ни есть: и деньги он очень любил, и попугая. Но, в конце концов, предал и продал он своего питомца за очень приличную сумму. Думал, что остался в выигрыше, но… Памятуя об уговоре, не будем о грустном. Душу падший, разумеется, не поймал, а попугай не был ему нужен абсолютно. Сначала падший хотел выбросить ару на мороз, но кто-то отвлёк, и Кеша случайно задержался в доме на ночь. А то, что произошло после, отчасти напоминает сказку о Шахерезаде. Вы, должно быть, помните, что дочь визиря рассказывала султану всякие интересные истории до тех пор, пока тот не изменился. Не то чтобы Иннокентий говорил без умолка, но в доме умудрился прижиться. Какое-то время аре пришлось голодать: падший и не думал его кормить. Однако попугаи скромностью не страдают. Выбравшись из клетки, он стал промышлять воровством продуктов. Иногда преследование хулигана утрачивает изначальную злость и ярость, перерастает в азартную игру. А то и вовсе становятся досужим развлечением. Опустим при этом, что Кеше первое время всё-таки неслабо доставалось по макушке. Но спустя полгода или около того, падший с удивлением осознал, что привязался к пернатому безобразнику; и восхитился первой своей победой в деле обретения души.