Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3



Живые существа это не телепатический передатчик, любая муха хитрей устроена нежели «Мой хомячок», но Ошка и не собиралась перенастраивать никого из обитателей заповедника. Ей хотелось всего лишь пообщаться, поговорить с ними, узнать, о чём они думают. Она быстро поняла, что ни хомячки, ни кроты, ни ёжики ни о чём не думают; им просто не чем думать, они слишком малы для этого. Мелкие зверьки могут только ощущать. Для серьёзных размышлений нужно иметь избыточно большой мозг.

В книжках с красивыми картинками, которые любила читать Ошке мама, то и дело рассказывалось о рассудительных мышатах, мудрых ёжиках и прочих высокоразумных зверятах.

— Сказочки… — ворчала Ошка.

Мама полагала, что это похвала, и Ошка не торопилась её разочаровывать.

Серьёзно задуматься заставила книжка про оленёнка Бэмби. Конечно, и это сказочка, не может зверёк думать так по-человечески, это даже четырёхлетняя Ошка понимает, тем более что ей уже почти пять. Зато, что пронзило Ошку до самой глубины её неугомонной души, это старый мудрый лось, которого в книжке почему-то называли оленем. Но Ошка знала, что это лось. Старый лось жил в заповеднике по ту сторону речки. Просто люди туда не ходили, чтобы не мешать животным, но папа работал в заповеднике, и ему было можно ходить везде. С собой папа брал фоторужьё, поэтому Ошка была почти знакома с лосем. Лось был громадный с седой бородой и рогами в полнеба. Взгляд у лося казался мудрым и понимающим.

К сожалению, сколько ни рассматривай снимок, не можешь узнать, о чём думает владыка леса. В этом вопросе фоторужьё ничуть не помогало. И вообще, непонятно почему кино- и фотокамеру папа называет ружьём. Настоящее ружьё висит на стене в родительской комнате. Трогать его не разрешалось, тем более что висело оно очень высоко. Высота для Ошки не была преградой. Ошка туда добралась, но оказалось, что ружьё со стены не снять. Хоть круть-верть, хоть верть-круть, замок не желал открываться. Сколько Ошка не искала, она не нашла в замке программы, которую можно было бы взломать.

Рун, когда Ошка попыталась осторожно выяснить тайну замка, долго смеялся. Ошка даже не знала, что Рун умеет смеяться, да ещё так весело. Отсмеявшись, Рун объяснил, что никакой программы там нет, ружьё удерживает обычный механический запор, какие были в ходу сто лет назад. Просто замок очень тугой, да ещё с секреткой, чтобы кто попало ружьё не трогал.

Скорей всего Ошка подобрала бы ключик и к такому замку, но папа рассказал, что такое ружьё. Оказывается, это механизм, предназначенный для того, чтобы убивать зверей. Потому и хранится эта ужасная штука в заповеднике под замком, и никому, кроме папы её трогать нельзя.

Что такое смерть Ошка знала лучше всех. Хомячок, который прилагался к телепатической игрушке, выбрался из клетки, пошёл гулять по комнате, и его придавило дверью. Был симпатичный, хотя и глупенький зверёк, а стало такое, что лучше не вспоминать. Выслушав папин рассказ, Ошка потеряла всякое желание играть с ружьём. Живо представлялся злой охотник, который шагает по лесу и поёт толстым голосом:

Раз, два, три, четыре, пять.

Начинаю убивать!

Зато «Мой хомячок» не обещал никаких неприятностей. Разве что окажется, что большие, умные звери не захотят разговаривать с Ошкой. К таким вещам надо быть готовым и не обижаться заранее.

Прежде всего, следовало нейтрализовать родителей. Если мама с папой увидят, что дочурка забрела в закрытую часть заповедника, они немедленно помчатся следом и всё испортят. Всё это Ошка предусмотрела и заранее приняла меры. Пускай взрослые выясняют, как Ошка попала в Сидней, виновница переполоха тем временем завершит свой эксперимент.

Ошка быстро вывела перепрограммированный «Хомячок» на новый рабочий режим. Теперь не только родительские, но и другие поисковые системы не могли обнаружить Ошку. Чтобы её увидеть, человеку надо подойти вплотную. Со зверями было почти то же самое. Издалека животные Ошку не видели, а вблизи можно было слышать, о чём они думают, если, конечно, они умели думать.

Была ещё одна трудность, которой Ошка не предвидела. Запах. С вечера Ошка сходила в душ и была уверена, что от неё ничем не пахнет. А ведь любой зверь отлично знает, как пахнет человек, и никакой душ тут не поможет. Впрочем, проблема, о которой не знаешь, не существует до тех пор, пока она не даст о себе знать.

Здесь, где сотрудники заповедника появляются чуть не каждый день, бояться человеческого запаха нет никаких причин. Главное, не сталкиваться с человеком вплотную. Но сегодня и этот запрет не работал, вместо него включился «Хомячок», настроенный на любое живое существо.

Ошка немного опасалась, что к ней подойдёт старый лось. Кто знает, о чём его тяжёлые мысли? Ещё изругает, что девчонка подобралась к нему и подслушивает. Опять же, кабан вряд ли думает о чём-то высоком. Зато Ошке очень хотелось побеседовать с косулей, а ещё с медведем.

Мишка косолапый по лесу идёт,

Шишки собирает, песенку поёт…



Непонятно, зачем медведю шишки? Он же не белка и не этот… как его — клёст. Медведь, насколько знала Ошка, любит малину, овёс и мёд. Но малина ещё не созрела, овёс не выколосился, а где взять столько мёда, чтобы накормить всех медведей, Ошка сказать не могла. Наверное, медведи едят что-то ещё. Совсем как в сказке: «Что кушает на завтрак крокодил?» О таком следовало бы подумать заранее, но как-то не подумалось.

Зимой, когда Ошка ходила в садик, она говорила с другими девочками, и, оказалось, никто из них не знает, что медведи любят овёс. Мёд и малину знают все, а овсянку — бр-р, какая гадость! — и кто им её варит? А Ошка весной ездила с папой сеять овёс на лесной делянке. Там на краю поля вышка стоит, чтобы наблюдать за зверями, когда они на кормёжку придут. Ошка наверх залезла и все глаза проглядела, но никого не видала. Папа потом сказал, что зверь при человеке никогда не покажется. К тому же, овёс только посеян, что там есть?

Ошка вылущила и разжевала одно зёрнышко. Ничего, грызть можно, не больно вкусно, но получше, чем живой выползок пополам с землёй.

Именно тогда у Ошки возникла мысль подманить большого умного зверя и поговорить с ним по душам.

Шишки медведю явно не нужны, а вот песенки петь он наверно умеет, и их было бы интересно послушать. Не может же медведь сам себе на ухо наступить… И вообще, что кушает на завтрак крокодил?.. то есть, медведь.

Ох уж эти сказочки! Послушаешь их, и вопросов появляется больше, чем ответов.

«Мой Хомячок» работает бесшумно, но Ошка знала, что он не подведёт. Главное — набраться терпения, а времени, пока авиалайнер летит до Сиднея, у неё достаточно.

Было тихо, как только в лесу бывает. Тенькали птицы, недовольно гудел ближний муравейник, лопотали листья осины, но всё это ничуть не нарушало глубокой тишины.

Улучшив настройки «Хомячка», можно было бы разобрать щебетанье птиц, но оно Ошку не интересовало. Вот муравейник — иное дело. Один муравей ни о чём не думает и ничего не хочет, а целый муравейник непрерывно ворчит и бормочет, жаль, что совершенно непонятно.

Потом идеальную тишину нарушило отчётливое:

— Хм… Это что такое?

Ошка скосила глаза. Из кустов за её спиной вышел медведь. Никакой он был не косолапый, двигался легко и быстро, хотя, вроде бы, никуда не спешил. Он был ничуть не похож на мишку с детской картинки, но Ошка сразу узнала его.

Папа чуть не каждый день уходил в самую чащу и непременно брал с собой фоторужьё. Ошка подолгу разглядывала фотки и видеоролики, так что как выглядит настоящий медведь, она знала. Но она никак не думала, что он окажется таким громадным.

Однако если пришла беседовать с медведем, то не надо молчать.

— Привет, — сказала Ошка. — Ты что делаешь?

— Ищу, — толстым голосом ответил медведь.

На самом деле медведь ничего не произнёс, он просто молча подумал, а «Хомячок» разобрал чужую мысль и послал её Ошке, которой представилось, будто она слышит голос медведя. Славная штука — современный прибор, от колдовской чудесины его не сразу отличишь.