Человек с крестом

В те годы Мария Ильинична, хоть и проклинала бога, но верила, что он есть. Просто он злобен, и душа у него черная.

А потом пришла усталость. Руки ее опустились. Она не знала, куда их приложить, за что взяться, чтобы заполнить в душе зияющую пустоту. Годы текли, а серое ее существование не улучшалось и ничем не скрашивалось. Она уже больше не пыталась воевать с богом. Мария Ильинична просто о нем забыла, даже икону выбросила вон, а вслед за ней и все книги священного писания, которые много раз читала и перечитывала.

И вот теперь, когда Мария Ильинична заболела, она опять вспомнила о боге. Вспомнила и смертельно испугалась.

«Вот когда он карает меня. Это месть, месть его».

Семнадцать лет прошло с той поры, когда Мария Ильинична осмелилась бросить вызов богу. Что Она видела за эти семнадцать лет? Ничего хорошего. Пустая жизнь одинокого человека. А ведь она была молода, хороша собой. При желании она бы сумела себе выбрать человека по душе.

Чем, например, был плох Анатолий Стогов, старший мастер на заводе? Он любил ее. Она не сопротивлялась, когда он позвал ее. Но она всегда видела в нем Андрея и часто ошибалась, называя Анатолия именем любимого человека. Как он выходил из себя, ругался, сколько раз бросал ее, но все же возвращался. А потом наступил разрыв'

— Я не могу забыть Андрея, Анатолий, — сказала она Стогову. — Ты хороший человек, я верю тебе, но не могу ничего с собой поделать. Я до сих пор люблю его. Не могу, Анатолий. Тебе нужна другая жена.

Ей тогда было двадцать шесть лет. Двадцать шесть! И уже тогда она чувствовала себя старухой.

Что ж, счастья ей не видать никогда. Бог ее наказал, но теперь он хочет пожалеть ее. Не может же быть, чтоб он мучил и преследовал ее всю жизнь. Это уж слишком жестоко.

Она пойдет к богу, она покорится, она сделает все, что бы он не ниспослал ей.

В ближайшее воскресенье, прихватив с собой три десятка яиц и сто рублей, Мария Ильинична отправилась в церковь.

Тот день запомнился ей на всю жизнь. Май уже кончался. Лето выдалось раннее, теплое. Очень парило. Удрученное ее состояние рассеялось, когда она вышла на улицу. Зарумянились щеки, заблестели глаза. Эту свою особенность мгновенно реагировать на окружающую обстановку она знала за собой с детства. Хотелось радости, хотелось улыбаться. Славный день. Она совсем забыла о своей болезни.

Но в церкви Мария Ильинична, смирив разгорячившуюся кровь, усердно и горячо отбивала поклоны. Она молила бога вернуть ей здоровье, единственное богатство, которого ей хотелось.

Всю обедню она простояла на коленях. Когда в церкви никого не осталось, Мария Ильинична подошла к отцу Василию. В тот день он ей показался просто могучим человеком. Ростом высок, в плечах широк, руки сильные, крепкие. Но особенно поразили Марию Ильиничну глаза священника. Они будто сковывали ее и подчиняли. И такая сила в них!..

Она приблизилась к нему сбоку и тихо сказала:

— Здравствуйте, батюшка.

Отец Василий живо обернулся и долгим, пристальным взглядом оглядел ее.

— Здравствуй, здравствуй, дочь моя, — весело ответил священник. — С чем пожаловала?

Мария Ильинична, краснея и запинаясь, рассказала о своей беде, не забыла упомянуть и о своем разговоре с врачом.

Священник ласково потрепал ее по плечу, а потом поднял двумя пальцами ее подбородок.

— Э, да мы совсем красавицы…

Мария Ильинична вся затрепетала. Она никак не ожидала, что отец Василий так просто и так ласково станет разговаривать с ней. Это было хорошим предзнаменованием. Ей казалось — это бог смотрит ей в душу и дарит ей ласку.

В порыве бурной благодарности Мария Ильинична схватила его большую, тяжелую и очень белую ладонь, пахнущую ладаном, и горячо поцеловала ее.

— Ну, ну, дочь моя. Успокойся, — мягко произнес он и, как отец в детстве, взмахом пальца снял со щеки слезу. — Хорошо сделала, что пришла к богу. Чистое сердце, обращенное к господу, всевышний наполняет радостью.

— Батюшка, что мне делать? — с жаром воскликнула она. — Посоветуйте. Направьте… — Мария Ильинична проглотила слезы. — Я так страдаю, так мучусь!

Отец Василий строго посмотрел на нее, взял за обе руки и, не выпуская их из своих ладоней, властно сказал:

— Роптать в храме божьем — большой грех. Смирись, дочь моя. — Тут он заметил узелок с яйцами. — Что это у тебя в руках?

Мария Ильинична не сразу сообразила, о чем ее спрашивают. Впрочем, отец Василий ответа и не ждал. Ловким, но в то же время мягким движением он не взял, а выхватил у нее узелок.

— Тощий, дочь моя. У Христа помощи ищешь, а дар твой ничтожен.

Мария Ильинична вспыхнула и, запинаясь, промолвила:

— Там есть… В узелке посмотрите.

Отец Василий поднял к глазам узелок и заглянул в щелочку. Когда он вскинул на нее глаза, Мария Ильинична увидела повеселевший взгляд, и оттого у самой на душе полегчало.

— Благодарствую, дочь моя. И помни: бога нельзя забывать. — Он снова пристально взглянул на женщину. — А давно ли ты, дочь моя, исповедовалась?

Мария Ильинична хотела сказать, что ни разу, этого не делала, но язык у нее не повернулся признаться в этом. Почему-то было стыдно, и она промолчала… А когда подняла глаза — встретилась со странно светившимся взглядом священника. Потом отец Василий придал им ласковое выражение и подошел к ней вплотную. Он погладил ее по плечам своей большой, мягкой и горячей ладонью — она это чувствовала сквозь тонкое платье — и сказал:

— Пойдем, дочь моя, в сторонку. Все мне и расскажешь.

Они зашли за какую-то перегородку. Мария Ильинична почувствовала запах чеснока и ладана. У нее чуть закружилась голова и стало отчего-то страшно.

Батюшка погладил ее по голове.

— Успокойся, дочь моя. Пусть тебе будет хорошо, а на душе светло, как в это божье майское утро. С этой минуты, дочь моя, начинается твое исцеление. Иди сюда, поближе к евангелию. Бот так. — Батюшка накрыл ее голову чем-то черным и строго сказал: — Рассказывай!

— Что? — дрогнувшим голосом спросила Мария Ильинична.

— Все рассказывай. Кайся в грехах своих. В эту минуту ты говоришь с богом, с господом богом нашим.

— Не знаю… Я не знаю, о чем, — лепетала она.

— Господь поможет тебе моими руками. Только слушайся, не гневи бога, и я изгоню беса из твоего грешного тела. Чем грешна, дочь моя? Ругала ли кого?

— Нет, батюшка.

— Обидела кого?

— Не знаю. Квартирную хозяйку, если…

— Ты бесприютна, живешь одна?

— Одна, батюшка. И давно уже.

— Почему так? Бог тебя наградил приятной внешностью, добрым сердцем. Отчего же ты, дочь моя, отталкиваешь от себя людей с добрыми намерениями?

— Я люблю, и люблю только одного хорошего человека на земле.

И опять руки отца Василия дрогнули. Он даже, как показалось Марии Ильиничне, слегка отшатнулся от нее.

— Ты любишь чужого мужа, дочь моя? — грозно вопросил отец Василий. — Кайся, кайся, дочь моя.

— Да кет же, нет, батюшка. Какого там чужого. Андрей мой погиб на фронте. Не могу забыть его. Кто бы ни был рядом, а я все думаю — Андрей. Пусто у меня на сердце, батюшка.

— Бог простит прегрешения. Бог всемилостив. Часто грешишь и с кем грешишь, дочь моя?

— Как это? — не поняла Мария Ильинична.

— Ты же не замужем. С кем живешь?

Мария Ильинична вспыхнула, потупилась.

— Были у меня… Только уходят, когда узнают, что больна.

— Прелюбодействовала с ними?

— Что?

— Какая ты непонятливая. Спала с теми мужчинами? — спросил он снова.

Мария Ильинична вздрогнула. Все в ней запротестовало. Почему, он спрашивает о таких вещах?

— Ты смущена, дитя мое. Ты ропщешь. Ты забыла, что находишься в обители господа, в святая святых ее. Говори, говори, не смущайся, ничего в том плохого нет.

— Спала, батюшка.

— Много раз?

— Не знаю… Я не знаю, батюшка.

— Бог простит, дочь моя. Ну, ну, спокойней. Сколько тебе лет?