Человек с крестом

— Ах, сволочь какая! — вырвалось у Делигова. — Тварь продажная.

Лузнин поморщился.

— А вы-то сами честнее Гунцевой?

— Сволочь она паршивая! Сводня, потаскуха…

По словам Делигова, Маргарита мстила Проханову. Ей теперь не на что жить.

— Достаточно! — остановил Делигова Павел Иванович. — Завтра, уважаемый Яков Андреевич, придется поставить все на официальную ногу. Прошу с утра пожаловать в прокуратуру. Одновременно еще раз вызовем и Проханова, вашего финансиста и хозяина. И будьте уверены: самым подробным образом уточним, как он вам давал инструкции и для какой цели!

— И отца Василия? — вскрикнул Делигов. — И этот продал? — Он схватился за голову, но, сообразив, что опять выдает себя, забормотал: — Но я-то при чем? Что я сделал?.. А вообще… Вызывайте кого хотите…

— Разумеется. Надо же знать, кому потребовалось ускорить смерть больного человека. В наше право входит и расследование причин — кому срочно потребовалось запутать следствие, направить его по совершенно ложному следу. Может, подскажете? Или дать время на размышления?

— Я думаю… думаю, — Делигов с трудом подбирал слова. До него, ио всей видимости, почти не доходили слова Лузнина. — Я думаю, гражданин прокурор, кто ненавидит церковь и господа бога, тот и…

Лузнин даже вздрогнул от этих слов. Вспомнился телефонный разговор. Те же слова, та же интонация…

«Преступление против совести человеческой»

Рано утром на квартиру к Лузнину прибежала Павлина Афанасьевна.

— Павел Иваныч! Беда! Ох, беда какая!

Павлина Афанасьевна затряслась в беззвучных рыданиях.

— Марья… Марьюшка-то… Ох, батюшки мои!..

— Да что случилось-то? Говорите скорее, — вскричал Лузнин.

— Повесилась… Повесилась, наверно, бедняжка моя!

— Да неужто? Где? Когда?

— Ох, сил моих нет! Ведь этот супостат дом на ее имя перевел. Под самым городом. О господи! Не могу я…

— Когда же это случилось?

— Позавчера я в магазин ушла, а когда вернулась, ее и след простыл…

— Что ж вы ни слова мне не сказали?

— Я-то знала разве? Ох, горюшко мое горькое! Что ж теперь делать-то?

— А как вы узнали?

— Ну, как же? — спохватилась Павлина Афанасьевна. — Письмо пришло от Марьюшки. Вчера вечером получила его. Я прочла — и дух у меня перехватило. Думала, шутит. Бросилась тебя искать. Ни дома нет, ни в прокуратуре. Я — в милицию. К Виктору твоему…

— К Соловейкину, что ли?

— К нему, к нему! Ох, господи боже мой!

— Но где же он сам-то?

— В город уехал.

— А письмо с вами? Где оно?

Павлина Афанасьевна молча сунула в руки Лузнина смятый конверт. Павел Иванович торопливо развернул его и вытащил такой же смятый листок. Уже сам листок этот и его вид о многом говорили.

«Дорогая моя тетя Павлина, — с трудом стал разбирать написанные карандашом строчки. — Знаю, что волнуетесь, по я не могла предупредить. Так все неожиданно. Прямо на дороге меня перехватил батюшка. Мы уехали с ним на машине. Я теперь владелица целого дома. Пишу сейчас одна. Батюшка уехал. И вообще я одна, совсем одна. Дом большой, пустой…»

Дальше стояла клякса; строчки, написанные фиолетовым карандашом, расплылись. Разобрать было возможно только следующую строчку.

«…пустота везде. Нет, не вынесу. Все это мне не нужно. Все равно я пропащий человек. Все время глушу тоску водкой. И не могу забыть Сашеньку. Стоит он перед моими глазами.

Писать больше не могу. Тянет выпить, а нечего…

Жить не хочу.

Прощайте, дорогая моя тетя Павлина.

Прощайте. И не ругайте меня… М. И.».

Пока Лузнин читал письмо, Павлина Афанасьевна смотрела ка него с надеждой, будто ожидала, что он опровергнет все это страшное…

— Ну что, Паша? — по-детски испуганно спросила Павлина Афанасьевна.

— Милицию! — крикнул‘Павел Иванович телефонистке. — Прошу вас скорее! Алло! Лузнин говорит. Да. От Соловейкина есть что-нибудь? Даже не звонил? — Лузнин помолчал. — Ладно. Кто у вас свободен? Давайте их сюда. Выписываю ордер на арест Проханова. Да, да. Делигов с минуты на минуту будет здесь. Никуда он не денется. Возьму подписку о невыезде. Посылайте немедленно.

Он бросил трубку и вызвал секретаря.

— Делигов явился?

— Ждет в коридоре.

— Сюда его.

Вошел Делигов. Он мял фуражку и дрожал мелкой трусливой дрожью.

Лузнин поморщился.

— Садитесь. Полагаю, одумались?

— Я, я виноват. Все обдумал, все скажу.

— Я в том нисколько не сомневался. У вас нет другого выхода. От вас требуется одно: какова цель всей этой вашей затеи со звонком в прокуратуру? Звонили, конечно, вы?

Я, я звонил. Вместо с Маргаритой. Дурак я, гражданин прокурор.

— Говорите по существу.

Делигов, торопясь и захлебываясь, стал рассказывать:

— Жил отец Василий хорошо, наживался будто купец. А когда отец Иосиф приехал — вдруг заволновался. Сосед мой, Десятков, человек хороший, чистый, но он что-то знал об этом сивом. — Делигов кивнул головой куда-то назад. — Купил он меня, гражданин прокурор. Купил. Давно подговаривал убрать соседа моего. Но как можно? А потом денег дал. Дом я построил.

Прибежал он как-то ко кие ночью. Говорит, Десятков днем чуть душу богу не отдал. С ним приступ сердечный сделался. Ты, говорит, пугни его ночью-то — и каюк овечке. Подкарауль, когда пойдет из церкви. Вот мы и квиты будем с тобой. Это он мне насчет денег-намекает…

Делигов согласился. Долго искал случая, чтобы выполнить задуманное. Подговорил мальчишку, чтоб камнями кидал в Десяткова. Думал: и так кончится. А сынишка вместо Десяткова запустил в Марфу Петровну.

Тогда-то все и случилось. Когда Десятков вскочил к нему во двор и волоком притащил мальчишку с окровавленной рукой, он, Делигов, действительно не стерпел, схватил батюшку за грудки, а потом за бороду, ну и… тряхнул, конечно. Сильно тряхнул. Десятков на глазах его стал задыхаться и тут же убежал.

Юн, Делигов, тогда перепугался и бросился из дому. Около дома Десяткова Делигов увидел фельдшерицу с дочерью. Те сказали, что батюшка скончался. Он, Делитов, тут же побежал к Проханову Тот приказал ему позвонить в прокуратуру, а что из этого получилось — гражданин прокурор хорошо сам знает. Он, Делигов, раскаивается в содеянном и просит дать ему возможность искупить свою вину. Пусть власти уберут отсюда этого паука в рясе.

— Вы бросьте прикидываться несчастным, жестко сказал Лузнин. — Я не оправдываю Проханова, но вы-то отвечаете за свои поступки?

Ответить, однако, Делигов не успел. Раздался стук в дверь, и сразу вошли два сержанта милиции.

— Разрешите доложить?

— Одну минуту. Делигов, побудьте пока и коридоре.

Работники милиции принесли обескураживающую весть: Проханов скрылся. Евдокия рассказала: ночью кто-то прибежал к батюшке. А потом Проханов заметался по комнатам, забрал все деньги, все ценное и уехал.

— Струсил, — сказал Павел Иванович, когда работники милиции кончили доклад. — Нервы сдали. От собственной совести и гнева людского далеко не скроется. — Павел Иванович сел, заполнил какой-то бланк и протянул его одному из сержантов. — Уведите Делигова. Это он предупредил. Одна шайка.

Сержанты удалились. И только тогда Павел Иванович заметил тетю Пашу. Он забыл о ней, увлеченный стремительными событиями. Она сидела в углу, сжавшись в комочек, и чем-то напоминала испуганную птицу. В полумраке Лузнин не сразу разглядел лицо женщины, но, разглядев, содрогнулся.

— Что… что с вами, Павлина Афанасьевна? — бросился к ней Павел Иванович. — Вам плохо?.. Ну, говорите же!

Говорить Павлина Афанасьевна не могла: у нее стучали зубы.

И все-таки она нашла ‘В себе силы, распрямилась, сжала сухонькими своими ладонями подлокотники кресла и наконец поднялась.

— И все это в церкви! Богом прикрывался. А я… Я всю жизнь верила. Кому?! Чему я верила? — Павлина Афанасьевна громко застонала. — Будь ты проклята, церковь! Будьте прокляты все вы, долгогривые! За что же вы меня всю жизнь калечили? Всю жизнь… всю жизнь… — и Павлина Афанасьевна, не договорив, выскочила за дверь.