Страница 52 из 86
Юля дотянулась до головки медвежонка, и Лизанька разрешила его погладить. После этого контакт был установлен, и посредником при этом выступал набитый опилками медвежонок. Юля подумала, что благодаря медвежонку она попала в мир девочки, и та признала её за свою. Улыбнулась этой мысли и подмигнула Серёге. Он сначала сидел в кресле у окна и наблюдал за ними, а сейчас расхаживал по комнате и рассматривал развешанные на них иконы и многочисленные фотографии. Возле некоторых он задерживался надолго, по другим только скользил взглядом и переходил к следующей.
***
Саша появился в доме лишь через час с четвертью. Они к этому времени уже переоделись в своё, и Мария Сергеевна напоила их чаем. Предлагала накормить их, но есть не хотелось, и они отказались. Юля чувствовала себя в этом доме неловко и, воспользовавшись временным отсутствием хозяйки, предложила Серёге уйти, но он помотал головой, посмотрел на неё непонятным взглядом и сказал, что им непременно нужно дождаться Сашу. Ему нужно с ними поговорить. Кроме того, сказал он, им просто так уйти не дадут. За воротами поджидает целая толпа народу, и если Юля возьмёт на себя труд выглянуть в окно, то сможет убедиться в этом лично.
Она подошла к окну и прямо через тюлевую занавеску выглянула наружу. Людей и в самом деле было многовато — человек десять, но Серёга сказал, что там их наверняка гораздо больше. Основную толпу скрывает высокий забор, а она видит только головы тех, кто скопился на противоположной стороне улицы. Кроме того, сказал он, там скорее всего полно милиции, а встречи с ними им лучше было бы избежать.
— Огородами будем уходить? — улыбнулась Юля.
Серёжка усмехнулся.
— Если по-другому не получится, то придётся огородами. Ползком между грядок.
— А чего они ждут, как ты думаешь?
— Как чего? Нас с тобой ждут. Обычные зеваки. Кто-то сюда за нами с соборной площади пришёл, кто-то что-то в трамвае или на рынке услышал и тоже притащился. Воскресенье же. Народ не на работе. А тут какое-никакое развлечение.
— Слушай, а про какие колокола твой приятель рассказывал? Ну помнишь, там, на площади? Дядька следователь, по-моему, даже испугался, когда Саша про них сказал. Помнишь?
Серёга немного задержался с ответом, а тут как раз Мария Сергеевна вернулась. Серёга к ней повернулся и спрашивает:
— Мария Сергеевна, я правильно понял, что вы с дочерью лично присутствовали в Сергиевской Лавре, когда учитель те колокола вернул? — Вот опять этот «учитель» появился. Что за учитель?
Мария Сергеевна подошла к ним, подхватила на руки Лизаньку, которая выбралась со своим мишкой из-под стола, и лишь затем ответила.
— Да, мы там были. Саша нас туда провёл. Кстати, кроме нас с Тонечкой там других женщин не было. По крайней мере я ни одной не заметила. Там кроме семинаристов и братьев монахов вообще никого не было. Ну ещё десятка два милиционеров толкались, конечно. А что, Серёжа?
— Можете Юле в двух словах рассказать, что там произошло? Я бы тоже с удовольствием послушал. Учитель рассказывал, но это было на ходу, мы с ним торопились, вокруг было много народу, было шумно, — этот разговор в метро случился, — и он к тому же в тот момент другими мыслями был занят. Так что вполне мог что-нибудь интересное упустить.
— Ты Спасителя учителем называешь?
— Да, я его ученик, а он мой учитель. Мне кажется, вы и сами уже догадались про меня.
— Да, догадалась. Про колокола, говоришь? Даже не знаю... — Она бросила на Юлю короткий взгляд и снова повернула голову к Серёге. — А поверит ли Юленька? В жизни ведь такого не увидишь. Разве что в кино? Тут сердцем видеть нужно. Мы с Тонечкой видели, как ребята милиционеры трясли головами, когда на площадке перед колокольней один за другим встали колокола. Представь себе: пустая площадка перед колокольней и вдруг на ней сначала пара толстых досок возникает, а потом на них огромный колокол опускается. Возникает в воздухе и осторожненько вниз падает. Медленно-медленно. Как при замедленной съёмке. В такое трудно поверить даже верующему человеку. Мне кажется, ты бы тоже сначала не поверил. Подумал бы, что это просто какой-то фокус. Я вот, например, хоть и понимала, что он всё может, и верила в него, но тоже немножко сомневалась. Пока Саша не закончил и не дал нам возможность потрогать их руками. Хорошо, что мы с Антошей в первом ряду были. Успели добежать в числе первых. Там потом вокруг них такая плотная толпа образовалась, что нас в ней изрядно помяли. Еле вырвались.
— Потрогали?
— Конечно. Но только один. Мы с Тонечкой сразу к Большому побежали, к нему и прикоснулись. Потом уже невозможно стало к другим подойти. Да и страшно мне стало.
— Страшно?
— Конечно, страшно. Ты бы их глаза видел!
— Чьи глаза?
— Да всех! Кто-то улыбается, кто-то серьёзен, у кого-то и вовсе слёзы на глазах. Но у всех в глазах что-то похожее на безумие. И это всё здоровенные мужики! Они сначала старались нас с Тошей не задевать — ну это понятно: монахам устав запрещает к женщинам прикасаться, — а потом один случайно рукавом рясы задел, другой, и пошло-поехало! Уже и не понимают, кто перед ними стоит. Как только пуговицы у нас на плащах не пооборвали! Мы, когда из толпы выбрались, посмотрели друг на друга и тут же за колокольню убежали, чтобы одежду в порядок привести.
— А дальше что было?
— Дальше? Дальше Святейший Владыко повелел всем отойти в сторонку. Не сразу, конечно, послушались. Пришлось ему целую команду семинаристов, из тех, кто покрепче, созвать. К ним, кстати, и некоторые из милиционеров подключились. Встали они в цепь, взялись за руки и отжали всех прочих подальше от колоколов. Владыке пришлось даже пару раз прикрикнуть, чтобы люди перестали шуметь. А потом он с другими высшими иерархами все колокола тщательно обследовали. Со старыми фотографиями и рисунками сверяли. Чтобы, значит, удостовериться, что здесь никакого обмана нет, и что это и в самом деле те самые колокола, понимаешь? Это мне позже муж объяснил. Плохо было бы, если бы это какой-то шуткой или фальсификацией оказалось. Большой скандал мог бы выйти, понимаешь?
Серёга кивнул.
— Понимаю. Удостоверились?
— Угу. Я, когда улыбку Святейшего Владыки увидела, сразу поняла, что всё это на самом деле случилось. Он мужчина-то неулыбчивый, даже немножко угрюмый, а в тот раз улыбался примерно так, как моя Лизанька улыбается, когда на Рождество под ёлкой на полу сидит и подарки рассматривает. Такая же улыбка счастливая. Вот тогда я всё и поняла. И Тоша тоже поняла. Но она заранее знала, что и как будет. Саша ей одной сказал, ещё когда мы от нашего дома к Лавре шли. Он даже совета у неё спросил!
— Какого совета?
— Ну он же в тот день в Загорск совсем для другого прибыл. Хотел с родителями больных детишек встретиться. Думал, вылечит нескольких ребятишек и к себе вернётся. А тут оцепление по всем улицам, военных нагнали, ворота Лавры заперли и перед ними танки поставили. Не пройти, не проехать! Они думали его танками остановить! — Она довольно рассмеялась.
— Погодите! Какого совета он у вашей дочери спросил?
— Говорит, если мне не разрешают с больными детишками и с их родителями встречаться, я тогда монахам их древние колокола верну, которые в тридцатом году с колокольни сбросили и на переплавку увезли. Как, мол, считаешь, Тоша? Он её Тошей называет. Она мне призналась, что когда слышит вот это «Тоша», то у неё сердечко так от нежности и тает. — Тётушка вздохнула. — Полюбила она его, Серёженька. Наверное, грех это, в Господа вот так, как она, влюбляться, — как женщина в мужчину, — но тут уж ничего не поделаешь. Сердцу не прикажешь. Папа наш сердится, когда об этом слышит, а я дочку понимаю. Помалкиваю, чтобы его не сердить, но понимаю. И она помалкивает.
— Почему грех? Учитель ведь тоже человек. И ему ничто человеческое не чуждо. Я слышал, как он о вашей дочери отзывался, и мне показалось, что она ему небезразлична.
— Ну какой же он человек, Серёженька? — улыбнулась тётушка. — Какому человеку такое под силу? О чём ты?