Противостояние II

Это потому, что он чересчур честный и открытый. Объявил ей, что она ему нравится, но у него уже есть невеста, и он её любит. Другой бы на его месте о невесте промолчал, но Саша совсем другой. Сказал, что не хочет ей жизнь ломать, поэтому, мол, всё, Тоша, наши дороги теперь расходятся. Глупый! Как раз этими словами и ломает он её на мелкие кусочки. Как будто не замечает, как она к нему относится. Да и сам он уже на другой день примчался, якобы для того только, чтобы на неё взглянуть.

Она очень полюбила смотреть ему в глаза. Наверное, потому что он мгновенно стал ей родным и близким. А Миша ей совсем чужой. Мама плакала вместе с ней, но упрямо твердила, что Михаил тоже станет для неё родным. Потом. Чуть позже. Нужно только первые пару месяцев перетерпеть, и тогда всё само встанет на свои места. Поживут они рядом, привыкнут друг к другу и сделаются друг для друга родными. У неё с папой точно так же было.

— Ничего, Тонечка, ничего. Всё будет хорошо. Стерпится — слюбится!

Стерпится?! Легко ей говорить! Антоша вспомнила, что на обручении так и не смогла пересилить себя и поцеловать его в губы. Он подставил их, а она увернулась, клюнула его в щёку и тут же отстранилась. Не могла дождаться, когда он плечи её отпустит, дрожала всем телом. Все присутствующие смеялись над её робостью и неловкостью, а у неё от ужаса мурашки по спине бежали. А что будет, когда придётся лечь с ним под одно одеяло, и он по-хозяйски положит на неё свою большую руку? И не на плечо он её положит! Как такое стерпеть, а?

Мама на это слёзы предплечьем вытерла и сказала в нос:

— Не накручивай себе, Тонечка. Не так уж это и противно. Несколько минут спокойно полежать любая девушка сможет. Обычно это дольше не продолжается. Можешь глаза закрыть, если очень уж тошно покажется.

Тоня только вздыхала на эти слова. Хоть бы Саша какой-нибудь знак подал. Снял бы с её сердца эту тяжесть. Благословил бы её брак или запретил его. Нет, пропал и не показывается.

***

Уже больше года прошло с того дня, когда они с мамой стояли в толпе монахов и служителей Лавры, молились в нетерпеливом ожидании первого звона, а Саша был там, наверху, на втором ярусе колокольни возле только что помещённой им на своё место двухсоттонной махины Большого Колокола. Он махал ей руками, задыхаясь от переполнявших его чувств, даже кричал что-то, потому что всё получилось, и получилось так, как он хотел! Он, кажется, даже подпрыгивал на носочках, не в силах устоять на месте, а двое крепких братьев монахов у него за спиной раскачивали многотонный язык Большого.

Потом земля у них под ногами и, казалось, даже сам воздух завибрировали от первого тяжёлого вздоха Большого, которым известил он город и окрестные сёла о своём возвращении из Небытия, и о том, что сама Смерть склоняет голову и покорно отступает в тень, послушная воле этого весёлого, кареглазого паренька — нового Спасителя.

Они с мамой плакали от понимания этого. Она любила Его в те минуты так сильно, что если бы не был Он так далеко и так высоко, то крикнула бы она Ему о своей любви. Не постеснялась бы никого! Ни маму, ни папу, ни всех тех, кто вместе с ними задрав головы глядели на Него, веря и не веря в то, что Чудо великое, память о котором останется в веках, уже случилось, и можно подниматься с колен и ликовать. И что все собравшиеся здесь — даже безвестные монастырские служки — удостоились бессмертия имени своего, потому что только что громогласно повелел Святейший Владыко переписать собравшихся поимённо, чтобы потом внести их имена в Летопись Лавры, как свидетелей Чуда...

С того дня они больше не виделись. Когда Саша спустился с колокольни, монахи и семинаристы обступили его плотной толпой, подхватили на руки и сначала с пением обнесли три раза вокруг колокольни, а потом опустили на землю и всё так же толпой повели к монастырской трапезной. Оттуда он уже не появлялся. Они с мамой часа два напрасно прождали, а потом пришёл папа и сказал, что ждать нет смысла. Его забрали к себе высшие иерархи церкви и теперь вряд ли отпустят до завтра…

Глава 20. Соборная площадь

15 апреля 1972 года

Мама с тётей Ритой взяли девочек и ушли к собору пешком. До него недалеко — десять минут неторопливым шагом. А они с папой на машине поехали. С самого утра возле ворот дожидается единственная в городе чёрная «Чайка» — предмет гордости родителей, выдающих своих дочерей замуж. Удобная машина, очень просторная. На такой раньше министры обороны военные парады на Красной Площади принимали. И Гагарин на такой же на людях показывался, только у той крыши не было, чтобы его все видеть могли.

А невест и их родителей она своими габаритами привлекает. Попробуйте-ка в пышном свадебном платье в «Волге», а тем более в каком-нибудь «Жигулёнке» или «Москвиче», так разместиться, чтобы платье ни за что там внутри не зацепилось, чтобы у него ничего не оторвалось, и оно не помялось. Вряд ли удастся, верно? А в «Чайке» они вдвоём с папой на заднем сиденье свободно уселись и ещё место осталось. Можно было бы и Лизаньку между ними усадить. Она так просилась. Как она расставание переживёт? Маленькая ведь ещё совсем...

Когда на место приехали, на Кремлёвской площади уже было много людей и машин. Ну, с машинами понятно. После венчания будет свадьба в ресторане, а до него довольно далеко ехать. Там с утра уже старший папин брат дядя Степан распоряжается. Скоро тоже должен к собору подойти. Его жена, тётя Рита, вон она — стоит рядом с мамой. С машинами понятно, но отчего же так много народу собралось? Наверное, целая сотня человек. Прослышали о венчании и пришли поглазеть?

Машина остановилась метрах в пятидесяти от закрытого на реставрацию центрального входа в Софийский собор. Вообще-то, машинам здесь ездить и останавливаться запрещено, но сегодня для папы и их гостей сделано исключение. Это папа в горисполкоме похлопотал. Он теперь не протодиакон, а первый викарий Вологодской епархии! Это серьёзное повышение он получил после своей командировки в Свято-Троицкую Лавру к руке Престолоблюстителя.

На следующий же день после дня Колокольного Чуда — так теперь называется то, что проделал Саша в Лавре — у папы состоялся долгий разговор со Святейшим Владыкой, а уже на третий день его командировки папа был рукоположён и получил новое назначение. Теперь он священник без прихода в их же епархии, первый помощник самого архиерея!

Машина остановилась, но папа велел ей оставаться на месте. Сам он выбрался через левую дверь, открыл свой большой зонтик, обошёл машину сзади, открыл дверь с её стороны и подал ей руку. Когда она выбралась наружу, папа передал ей зонтик, и сказал:

— Иди к матушке, а я сейчас.

Он отправился к стоящей неподалёку бежевой Волге, возле которой собрались родственники Михаила. Сам Михаил тоже был там. Глядя на неё, улыбнулся, поднял руку и пошевелил в знак приветствия пальцами. Она бы подошла к ним поздороваться, но нельзя. Рядом они встанут только в притворе собора. Там, откуда начнётся обряд венчания. Тоня улыбнулась ему в ответ, слегка наклонила голову в знак общего приветствия, захлопнула дверцу машины и осторожно, чтобы не попасть острым каблучком в выбоину на асфальте, коих здесь хватало, направилась к своим. Они тесной группой расположились неподалёку от угла собора.

Глаза всех присутствующих на площади были прикованы к ней. Ну, ещё бы! Серенький, дождливый денёк, и она здесь, на площади, единственное яркое пятно. Люди у нас одеваются мрачновато. По случаю непогоды все пришли в болоньевых плащах и куртках. Ткань, из которой они пошиты, преимущественно двух цветов — тёмно-синего и чёрного.

Ещё пользуются популярностью матерчатые плащи светло-бежевого цвета, но те под дождём делаются какими-то грязно-серыми. Зачем вообще такие выпускают? Они же только в сухую погоду более или менее прилично выглядят. И предназначение своё — оберегать человека от сырости — плохо выполняют. Промокает эта ткань под дождём.

Редко-редко в городе можно встретить куртку или плащ какого-нибудь другого, например красного или жёлтого, цвета. Не производит отечественная промышленность таких. Праздничными нарядными бабочками выглядят на этом тусклом фоне только зонтики над головами женщин.