Страница 47 из 54
ПАРИЖСКИЕ ПРОВИНЦИИ
Раньше было так: была в России провинция, медвежьи углы и захолустье. Где-то далеко были российские столицы – широкие, кипящие мировыми интересами. А совсем над всеми был Париж – сказочная столица столиц.
И здесь, как и во всем, Октябрьской революцией сделан невероятный сдвиг.
Мы даже не заметили, как наши провинциальные города стали столицами республик Федерации, как городки стали центрами огромной революционной культуры и как Москва из второсортных городов Европы стала центром мира.
Только в поездке по Европе, в сравнении, видишь наши гулливеровские шаги.
Сейчас Париж для приехавшего русского выглядит каким-то мировым захолустьем.
Все черты бывшей нашей провинции налицо:
Во-первых, страшно куцее, ограниченное поле зрения, узкий круг интересов. Как раньше какое-нибудь Тьмутараканье смотрело, только чтоб его чем-нибудь не перешиб Тьмуклоповск, так теперь у Парижа все взоры только на Берлин, только на Германию. Лишь бы Пуанкаре не помешали отдыхать на его Версальских лаврах. Лишь бы Германии не стало лучше.
Во-вторых, провинциальная, самая затхлая сплетня: кому сейчас в Москве придет в голову интересоваться, курица или телятина была сегодня у Иванова в супе?- а в Париже мои случайные знакомые лучше знали, сколько я получаю в России построчных, нежели даже я сам. Париж – пристанище мировой эмиграции. Эмиграция, что ли, эту гадость рассадила!
В-третьих – разевание рта па столичных,- так сейчас Париж разевается на москвичей. Обладатель нашей красной паспортной книжечки может месяц оставаться душой парижского общества, ничего не делая, только показывая эту книжечку. А если дело дойдет до рассказов, то тут и за 10 часов не оторвешь.
И во всем боязнь: как бы Москва не переинтереснила Париж и не выхватила бы влияние на американцев и их… доллары. А это уже начинается!
И, наконец, дреБнепровинциальное обжорство! Нам, выучившимся и любящим насыщаться еще и хлебом работы, нам, привыкшим довольствоваться – пока – самым необходимым, нам, несмотря ни на какой голод не предающим своих идей и целей,- нам просто страшно смотреть на общую, знаемую всеми и никем не прекращаемую продажность, на интерес огромных кругов, упертый только в еду – в кафе и трактиры.
Но – возразят – есть ведь и во Франции пролетариат, революционная работа. Есть, конечно, но не это сегодня создает лицо буржуазного Парижа, не это определяет его быт.
Хорошо – скажут – но ведь есть огромная культура Франции! Есть, конечно, вернее, не "есть", а "была". Со времени войны эта культура или стала, или выродилась в истребляющую пропаганду империализма.
Я обращался ко всем моим знакомым с просьбой указать какую-нибудь стройку, какое-нибудь мирное сооружение последних лет, которое можно было бы поставить в плюс французам. Нет!
Но, конечно, все сказанное мною относится главным образом к духовной опустошенности, к остановке роста. В материальной культуре Франции, даже во вчерашней, есть на что разинуть рот, есть чему поучиться. Взять хотя бы огромный аэродром Бурже под Парижем, с десятками грандиозных эллингов, с десятками огромных аэропланов, ежедневно отлетающих и в Лондон, и в Константинополь, и в Цюрих! Но это подготовка и работа веков. Для России, разгромленной голодом и войной, придавленной всей предыдущей безграмотностью, ничуть не меньший факт – первая электрическая лампочка в какой-нибудь деревне Лукьяновке.
Учись европейской технике, но организуй ее своей революционной волей – вот вывод из осмотров Европы.
[1923]