Его турецкий роман

- Это другие шрамы.

- Хорошо, - вздохнул Пругов и решительно встал.

- Куда?

- Осматривать шрамы, естественно.

- Я боюсь…

- Пошли немедленно. Я уже вторые сутки сгораю от нетерпения увидеть твой животик!

- Идем. - Надя смущенно, но счастливо улыбнулась.

Уйти немедленно им не дал Вова Коваленко, грузно плюхнувшийся в кресло рядом с Надеждой, так, что чуть не отломал подлокотники.

- Олегыч! Вот ты где прячешься! В русском ресторане! А че не в отеле? Там же все схвачено и за все заплачено. Турецко-европейская жрачка задолбала, да? Пельменей захотелось? Я сюда тоже пельмешков отведать пришел…Представь меня барышне. Че сидишь, как мумие?

Али не рад моему появлению?

- Знакомься, Надя. Это Владимир Коваленко, мой сосед по этажу.

- Надя? Русская? Твоя землячка, небось?

"А ведь я даже не знаю, в каком городе она живет", - подумал Пругов.

- Да, мы с Андрюшей живем в одном городе, - улыбнулась Надя и посмотрела на Пругова, словно ждала его поддержки.

- Более того, - поддержал он ее, - в одном доме. Под одной крышей, так сказать.

- А здесь встретились совершенно случайно, ага? - весело спросил

Вован. - Бывает. Выпьем водочки, а, Олегыч?

- Нет, Володя, спасибо. Мы уже собрались уходить, - Ответила за

Пругова Надежда.

- Понимаю, понимаю. Не дурак…Да, Олегыч! Завтра я планирую в

Стамбул махнуть по делам фирмы. Не желаете компанию составить?

Вставшая было Надежда, снова опустилась в кресло.

- А вы в котором часу хотите выехать? - заинтересованно спросила она у Коваленко.

- Зови меня Вованом, Надюха. Без церемоний. Путь до Стамбула не близок, больше пятисот верст. Встану пораньше, часов в шесть, и ту-ту. - Вова вытащил из кармана ключ от автомобиля. - О! "Пежо" взял напрокат. А то, махнем, Олегыч? Ты ж в Стамбуле не бывал. А мне в дороге веселее будет. И сменишь за рулем, когда устану. А?

Пругов посмотрел на Надежду и прочел в ее глазах желание ехать в

Стамбул.

- И денег с тебя брать не буду, - уговаривал Пругова Вован. - А в

Стамбуле базар почище, чем в Измире будет. И товаров в Стамбуле навалом. Я там одного торгаша знаю. Не одного, ясное дело, но тот, про которого говорю - считай, друг мой. Правда, ухо с ним востро держать надо. Я привык, и ситуацию контролирую. А че? Решишь прибарахлиться, я помогу. Оденем и обуем и тебя и Надюху твою. На родину с ног до головы в кожу одетые вернетесь!

- Мы бы прокатились с тобой, Володя…, - начал Пругов.

- Так и поехали!

- …но мы с Надюшей решили завтра в аэропорту Измира билеты обменять и улететь первым же рейсом. Дела неотложные возникли.

- Говно вопрос! Улетите из Стамбула. В Стамбульском аэропорту билеты поменяете. Жалко обратно мне придется одному ехать. Но хоть в один конец вместе. Ну, че?

- А поехали! - весело согласился Пругов.

- А молодец! - обрадовался Вован. - За это надо водочки жахнуть.

- Завтра за руль, - напомнил Пругов.

- А мы по чуть-чуть.

- Я буду коньяк! - Надя была довольна решением Пругова ехать.

- Выключи ночник, - тихо попросила Надежда, выйдя из душа и нерешительно остановившись на пороге комнаты. Белое банное полотенце, которым она опоясалась, пропустив его под мышками, так сексуально подчеркивало ее формы, что Пругов почувствовал, что у него отвисает челюсть.

- Э-э-э…, - невнятно замычал он, помахивая рукой в воздухе и пошевеливая пальцами, предлагая Надежде этим жестом то ли сбросить полотенце, то ли постоять так еще немного, дать ему вволю налюбоваться зрелищем.

- Выключи, пожалуйста, - повторила она еще тише.

- Ну, начинается! - капризно пожаловался на судьбу Пругов, но ночник послушно выключил.

Надя подошла к кровати и осторожно присела на край.

- Я боюсь, - прошептала она.

- Ты говорила, что ты жуткая трусиха, но еще ты говорила, что со мной тебе "ни на чуточку" не страшно. - Пругов осторожно вытащил завернутые концы полотенца у нее из-под мышек и, скинув его на пол, прижал трепещущую Надежду к себе. "Какая она мягкая и теплая", - подумал он.

- Я боюсь, что покажусь тебе холодной.

- Ты горячая. Мне даже кажется, что у тебя жар.

- Это из-за того, что я стояла под горячим душем. В ресторане я чуть-чуть замерзла и хотела согреться.

Пругов, обхватив Надю со спины, ласкал ее грудь и покрывал поцелуями шею и плечи.

- Постой. - Она попыталась высвободиться. - Я хочу сказать.

Прежде чем я стану твоей, я хочу объяснить, оправдаться.

Понимаешь…, все эти годы с мужем, я делала /это/ по обязанности.

Надо и все. Я так говорила себе, я настраивала себя на то, что надо потерпеть и скоро все закончится. Я не получала удовольствия и не стремилась его получить. И теперь я боюсь. Боюсь, что я себя испортила, что я не смогу так, как нужно. Что я… Господи, что я говорю?

Надежда повернулась к Пругову и…, они оба потеряли голову.

Страхи Надежды оказались напрасными. Страсть и желание победили комплексы. И не только Надины комплексы, Пругов начисто забыл о собственных сомнениях в мужской состоятельности, которые хоть и крайне редко, но все-таки иногда закрадывались в его душу. Такие сомнения есть у каждого мужчины, прочно шагнувшего в шестой десяток.

Теперь Пругов не думал о сомнениях, они просто перестали существовать. Он любил свою Надежду страстно, с сумасшедшим неистовством, и она отвечала ему той же страстью и тем же неистовством. Они не могли оторваться друг от друга даже для того, чтобы хоть немного отдохнуть. Они были двумя элементарными частицами, которые существовали где-то и как-то, гуляли по свету, летали в вакууме, подчиняясь закону броуновского движения, и даже не подозревали о существовании друг друга. Но вот они встретились, их неотвратимо потянуло друг к другу, и они слились в единое целое. И не было сил, способных разорвать эту связь.

Но забрезжил рассвет. Начиналось утро следующего дня. Нужно было подниматься.

- От этого умирают. - Надежда в изнеможении откинулась на подушку и сказала ласково: - Прикури мне сигарету, Андрюшенька. Покурим, и будем собираться в дорогу.

- Я не могу, - ответил Пругов, - я умер.

- Ты не можешь умереть, ведь я жива. Ты забыл? Мы умрем в один день.

- Ты тоже умерла, только ты об этом не знаешь.

- Да, ты прав, я умерла. Ха! А вот и нет, умела не я! Умерла та, что была до тебя. Теперь я - другая.

- И я другой. Мне никогда не было так хорошо, как этой ночью.

- И мне.

- Нет, - вздохнул он, - встать сейчас - выше моих сил.

И он снова стал покрывать Надино тело поцелуями. Неясный свет освещал их ложе и ту, которая была для него дороже всего на свете.

Он увидел шрамы на ее животе. Шрамы пересекались в одной точке, чуть выше пупка, и создавали какой-то странный узор в виде звезды.

Или скорее в виде распластанного осьминога, присосавшегося щупальцами к животу.

- О боже! - прошептал он.

- Ну вот, теперь ты увидел. Противно?

- Что это?… Как это случилось?

- Это он сделал.

- Шпиль?

- Да. Я сбежала от него, но он меня разыскал и привез домой.

Потом привязал меня к кровати и насиловал. Долго. Жестоко. Как шлюху. Мне было очень больно. И страшно. А потом он взял перочинный ножичек и исполосовал мне живот. Сказал, еще хоть раз попытаюсь сбежать, он так же изрисует мое лицо. А потом передумал и сказал, что не будет резать мне лицо, а просто убьет…Вот такая история.

Дай мне сигарету, Андрюша.

Пругов прикурил две сигареты одновременно, одну протянул Наде.

- …Он порезал только кожу, - продолжила она свой рассказ, глубоко затянувшись, - но, наверное, мой организм не хотел мириться с унижением. Порезы загноились и долго не могли зажить. Я могла умереть. От заражения крови или еще от чего-нибудь, не знаю. У меня был жар, временами я теряла сознание, а иногда мне чудился ад. Нет, ад был наяву…Он не повез меня в больницу, позвал знакомого врача и тот лечил меня на дому. У этого врача было страшное лицо. Он больше был похож на бандита, чем на врача. Я не хотела лечиться, я вообще жить не хотела. А потом… Потом все прошло. Порезы зарубцевались и превратились в эти уродливые шрамы. Но боль прошла только здесь, - она провела рукой по животу, - а здесь, - Надя дотронулась до груди, - появилась. И вместе с болью пришло отчаянье.