Обратный отсчет

— Но я не знала ничего о ребенке до понедельника. Я не знала, что Николь решила отдать Куинн мне.

— И как именно ты собираешься доказать это, Морган? Я работаю над этим, но пока ничего не получается. Я послала тебе видео. Мне нужно в суд, но ты посмотри и позвони мне, если кого-то узнаешь. Мартинес права. Кто-то хочет добраться до денег Николь. Будь осторожной даже с теми, кому ты доверяешь. А пока приложи лед к лодыжке и оставайся дома, хорошо? — потрепав меня по ноге, она встает. — И дверь запри.

Мы прощаемся, и я делаю то, что она велела. Я вдруг понимаю, что, кроме Джессики, никто не приходил в мою квартиру с тех пор, как я переехала, не считая того, кто проник сюда и украл заявление на усыновление. Мне хочется разрыдаться, но я сдерживаюсь и бреду на кухню за пакетом со льдом.

Потом, сидя на диване, я собираюсь с духом, достаю из сумочки телефон и снова смотрю видео. Это мучительно. Кажется невероятным, что мне самой удалось остаться в живых… У меня появляются вопросы и сомнения. Я пытаюсь посмотреть на все новым взглядом, сосредоточиться на том, чего не могла видеть тогда: кто был вокруг нас, на кого Николь смотрела. Но видео зернистое и нечеткое. Никого, кто бы напоминал Донну Тейлор, я не вижу. Только Николь на краю. И мне снова становится больно, больнее в два раза. Если бы я только поняла, что она собирается сделать!

Вокруг слишком много людей, увидеть, кого именно она боится, невозможно. Там могла быть рыжая женщина, и она наблюдала за мной. Мать, которая винила Николь в смерти дочери.

Чего же я хочу? Я должна отступить и позволить дяде или отцу Куинн растить ее, и пусть судебная система со всем разберется. Но ведь Николь не хотела, чтобы ее дочь жила с ними, и это гложет меня. Да и системе я больше не доверяю.

Жизнь несправедлива. Она коротка, почти не управляема, полна ловушек и непредвиденных опасностей. И в чем же правда?

В том, что я хочу ребенка. Я хочу получить Куинн.

Компания «Блайт и Браун», где работает Грег, находится в пятнадцати минутах езды от моего дома. Лодыжка все еще ноет, но идти, прихрамывая, я могу. Быстро переодеваюсь в длинное синее платье из хлопка, натягиваю кроссовки и спускаюсь в машину — нельзя позволить себе передумать. Я опять не предупредила Джессику, и от этого мне тревожно. Но то, что я собираюсь сделать, я должна сделать сама. Я слишком нетерпелива, чтобы просто сидеть и ждать ответов на все свои вопросы, ждать, что все пальцы в конце концов укажут на меня, и не могу дать шанс Мартинес выяснить что-то прежде, чем это выясню я. Слишком долго я ничего не знала о собственной жизни.

Я еду по Норд-Лассаль, оглядываясь в поисках рыжей женщины на темно-синем «Приусе». Припарковавшись, я смотрю вокруг, но ее нигде нет. Надеюсь, что она сейчас не преследует Бена и Куинн.

Я медленно иду к шестиэтажному кирпичному зданию, где работает Грег. Ремень от сумочки режет плечо, на верхней губе проступает пот. Утренняя прохлада миновала, теперь полдень, и уже душно. Я вспотела. Останавливаюсь возле двери. Может быть, мне лучше воспользоваться своим бывшим служебным положением, а не связью с Николь? Но если кто-то позвонит Кейт, чтобы проверить мои слова, я пропала.

Брюнетка за стойкой ресепшн поднимает голову и улыбается мне. «Теперь или никогда», — думаю я, подходя к ней и вглядываясь в ее лицо, чтобы понять, если она меня узнает. Но все нормально, она смотрит на меня без удивления. Я всегда настороже, всегда готова встретить чей-то неодобрительный или мрачный взгляд. Хотя, возможно, мне все это только кажется.

— Чем я могу вам помочь?

Я оглядываю просторный открытый офис, где справа находится конференц-зал, а слева тянутся ряды стеклянных перегородок. Все работают — либо говорят по телефону, либо яростно стучат по клавиатуре. В воздухе чувствуется напряжение, и оно напоминает мне о Райане. О том, как он посреди ночи сидел, опустив голову на руки, или срочно звонил кому-то, или орал на свой компьютер.

Никто не смотрит на меня. И он не смотрел в конце своей жизни.

— Я бы хотела встретиться с Грегом Мэркемом, — говорю я, голос срывается, и кровь приливает к щекам.

Она слегка прищуривается, вероятно, думая, что я журналистка.

— Могу я узнать ваше имя?

— Морган Кинкейд.

Она опускает голову и смотрит на газету, лежащую на столе. Потом отстраняется.

— Вы та женщина, которая была на платформе с Николь, когда она спрыгнула.

Вежливая улыбка сползает с моего лица. Посмотрев на газету, я вижу свою фотографию на первой полосе. Снимок сделан в тот момент, когда я выходила из полицейского участка в понедельник вечером. На нем я мертвенно бледна, на лице паника, которую посторонний наблюдатель, конечно, может принять за чувство вины.

— Такая трагедия. Мы не часто ее видели, она приезжала на пикник в честь конца года и была очень милой… — щеки брюнетки розовеют. — Вы знаете, почему она это сделала?

Мне и противно, и страшно. Я представляю себе, что именно так говорили люди о нас с Райаном, после того как он умер. Чтобы просто пощекотать себе нервы, обсуждая скандальную историю, как будто я не реальный человек, который страдает, оплакивая потерю и то, что его так вопиюще обманули.

Но я говорю себе, что теперь это не важно. Собравшись с мыслями, я повторяю:

— Я бы хотела побеседовать с Грегом.

— Мне жаль, но его сегодня нет в офисе, и я не знаю точно, когда он вернется, — ее тон становится холоднее. — Если вы оставите свои контакты, его ассистентка свяжется с вами.

Она пожимает плечами и опускает глаза.

Итак, меня прогнали. Главное, чтобы она не позвонила Мартинес, а та — Джессике. Что же я творю? Джессика права. Я делаю только хуже. Надо поехать домой и быть начеку. Я выхожу из здания подавленная. Кожа на шее начинает зудеть и гореть, но дело не в экземе: я вижу темно-синий «Приус», припаркованный у обочины прямо передо мной.

Инстинкт велит мне бежать, но вместо этого я направляюсь прямо к «Приусу». Я так устала бояться. Устала от того, что за мной следят, от роли пассивной жертвы. Сжимая кулаки, я приближаюсь к машине и стучу в лобовое стекло.

— Кто вы? — кричу я, и случайный прохожий ускоряет шаг. — Что вам от меня нужно?

Водительское стекло опускается, и я оказываюсь лицом к лицу с рыжей. Но это не Донна Тейлор. Во всяком случае, она не похожа на фото, которое мне показывал Бен. Я эту женщину не знаю, но, если она пыталась нас сбить, пора с ней познакомиться.

— Почему вы преследуете меня?

Она выглядит ошеломленной и испуганной. Нажимает кнопку, и стекло начинает подниматься, но я, недолго думая, просовываю в окно руку. Стекло останавливается.

— Я могла бы вам руку отрезать! — кричит она, чуть-чуть спустив его.

Я прижимаюсь к окну:

— Скажите мне, кто вы такая!

— Почему вы на меня орете?

— Я та женщина, которая была с Николь, когда она умерла. Теперь скажите мне, почему вы за мной шпионите!

— Пожалуйста, не бейте меня! — она поднимает руки так, будто у меня в руке оружие.

— Не бить вас? Это вы пытались сбить меня!

— Я не понимаю, о чем вы. Здесь мой офис. У меня нет никакой причины следить за вами. Почему вы вообще здесь?

— Вы за Николь тоже следили, как за мной? Это вы влезли в мою квартиру?

— Вы с ума сошли! Грег Мэркем — мой босс. Я даже никогда не встречалась с Николь. А теперь отойдите от моей машины.

Она говорит смело, но ее голос дрожит.

Одно из двух — либо она действительно боится меня, либо она превосходная актриса. Я сдерживаюсь: хочется схватить ее и трясти, пока у нее зубы не застучат.

— Я не уйду, пока вы мне все не расскажете. Как мужчина может вот так бросить ребенка? Ее мать умерла, а он куда-то пропал! Что он за человек такой? Что он сделал с Николь?

Она заводит мотор, и шины взвизгивают, когда она срывается с места. Я падаю на дорогу, боль пронзает лодыжку, и в том месте, где появилась свежая царапина, саднит кожу.