Страница 4 из 27
Обычно камерная зала (сюда, как правило, приходили не только поработать, но и пообщаться) была полна. Сегодня публика набилась учёная, солидная. А по тому, как дружески и мило шло общение, нетрудно было догадаться, что все давным-давно знакомы.
В этот раз обещалась археологическая сенсация. Любая сенсация всегда приносит больше вопросов, чем ответов, а загадок и гипотез хватило бы ещё на несколько вечеров и обсуждений.
– Послушайте, уважаемый, – г орячился худощавый, небольшого роста профессор истории Миклушевский, обращаясь к академику Павлову. – Отчего они выбрали такой маленький зал? Уже не продохнуть!
– Не переживайте так, – ответствовал Павлов. Он дружески похлопал Миклушевского по руке. – Сенсации, голубчик, должны произноситься в замкнутом пространстве, дабы не превратиться в ординарную новость. Послушаем, покричим, поругаемся, обсудим и только потом пойдём разносить по городам и весям… Как считаете, Вигдор Борисович?
– Матвей Поликарпович, трудно не согласиться. Спикеры серьёзные, авторитетные. Уж если сам Трифон Петрович, Герман и Михаил, простите, Герман Германович и Михаил Петрович шепнули, что будет «нечто», спорить не о чем. Место выбрали самое подходящее, так сказать, намоленное веками.
Миклушевский пожал плечами и, не найдя союзников, пересел.
Академик махнул рукой:
– И пусть идёт. Вечно всем недоволен. Голубчик, Виг-дор Борисович, после ваших очерков все только и говорят о курыканах. Найденный меч – большое открытие, настоящая сенсация. – Академик хитро подмигнул, приблизился к собеседнику и зашептал почти на ухо: – Неужели доблестные археологи раскопали что-то ещё?! Признавайтесь немедленно, сгораю от любопытства.
Вигдор улыбнулся:
– Матвей Поликарпович, честное слово, не знаю. Скоро услышим. Ума не приложу, чем они будут удивлять сегодня. И кстати, вас ещё можно удивить?
Павлов пожал плечами:
– Об этом знает только наша дражайшая супруга, Ольга Анатольевна. Она всё знает! Помнится, когда я поехал в сто первую экспедицию на поиски алмазов, все иронически улыбались. В глазах у доброжелателей читалось как на бумаге: «Павлов умом тронулся, неровен час, поедет на Лену изумруды добывать. Откуда здесь, в Сибири, алмазы? Никогда ведь не находили. Супруга наша дражайшая, Ольга Анатольевна, сказала: сдаётся, в этот раз найдёшь. И что вы думаете, мы взяли и нашли! Потому что наука говорила: вполне себе камушки могут быть! А Ольга Анатольевна, та и вовсе уверена была – именно в этот раз. Вот и с нефтью то же самое случилось. Откуда, мол, нефть в Сибири – а вот оттуда, от верблюда. Трифон Петрович заслужил большое открытие. Я вам по секрету скажу, открытие постепенно складывается, формируется, так сказать, по чуть-чуть. Его не только предположить и предугадать надо, его ещё вынянчить нужно суметь.
Прошу прощения, а юная дама рядом с вами, не та ли самая Селина Ивановна, которую в очерках вы представили как первооткрывательницу курыканского меча?
«Юная дама» немедленно отреагировала:
– За комплимент отдельное спасибо. Собственной персоной, та самая.
– Польщён, глубоко польщён находиться рядом. Вы вошли в историю науки.
– Да что вы, что вы, это же дело случая.
– Знаете, всё случайное – цепь неслучайностей. Я, к примеру, к своим камушкам шёл долго. Всё вокруг да около ходил. Никто не верил, что в якутской вечной мерзлоте они спрятались. Но в один прекрасный моментик – опа-опа, Америка-Европа….
Улучив момент, Селина шепнула Вигдору:
– Начальника, это кто такой рядом с тобой?
– Самый богатый человек в мире.
Селина недоверчиво окинула взглядом соседа:
– Что-то не очень он смахивает на миллиардера!
– Наши современные богачи такие.
– В чём его богатство?
– Так в камушках.
– Это как?
– Господи, первооткрыватель якутских алмазов, Павлов это!
– Да ты что! Точно?
– Точнее не бывает!
От такого известия Селина забыла, где она находится, и, наклонившись к Павлову, прошептала: «Почём нынче бриллианты для народа?»
Павлов растерялся, даже не поняв, о чём его спрашивают. Хорошо, что Вигдор, зыркнув на Селину, прошипел: «Тсс. Ему как главному хранителю всех алмазов страны запрещается говорить на эти темы».
– Да-да-да, – подыграл Павлов. – Т ак сказать, государственная тайна. Нельзя, милочка, при всех…
– А-а-а, поняла, Вигдорик, – снова зашептала Селина. – У него хотя бы машина с водителем есть?
– А то как же. Всё-таки академик – почёт и уважуха немереная.
…Профессора Воротягина встретили аплодисментами. Эти «научные» хлопки совсем не похожи на театральные или те, которыми встречают модных исполнителей. Эти – предвестники жарких дискуссий, всполохи надвигающейся грозы, в них непроизнесённые вслух вопросы и сомнения, которые в таком кругу почти невозможно сдержать. По аплодисментам учёных можно почти безошибочно угадать – знак ли это поддержки и дружеского одобрения или иронического отношения к докладчику. В аплодисментах, которые расточались сейчас, Вигдор уловил временную нейтральность. Вынужденное отшельничество Воротягина после истории с уходом из университета, жизнь вдали от города, открытия, сделанные им в последние годы, конечно, вызывали большой интерес. С одной стороны, Трифон Петрович приобрёл ореол научного изгнанника, а с другой – триумфальное возвращение после экспедиции к курыканам и бесценные находки…
Следом за профессором шли его ученики Герман и Михаил, известные в научной среде археологи.
Трифон Петрович взял из первого ряда стул, развернул его спинкой к залу и устроился напротив притихшей публики.
Академик Павлов удовлетворённо охнул:
– Начало обнадёживает, Вигдор Борисович. Ишь, неформал какой, уселся как какой-нибудь аспирант недозащищённый.
– Простите, отвык от трибун, – чуть улыбаясь, сказал профессор. Герман и Михаил устроились рядом, явно чувствуя некоторую неловкость от настороженного внимания зала, в котором почти все – знакомые и коллеги.
На какое-то мгновение наступила тишина. В ожидании доклада, не сговариваясь, все старались не нарушить этой тишины даже шёпотом, даже скрипом старых венских стульев, которые сохранились в библиотеке с неизвестно каких времен. Но вот профессор что-то шепнул Герману, тот в свою очередь подал кому-то знак. Свет погас, и вспыхнуло яркое белое пятно экрана, на который откуда-то с потолка бил луч проектора. Луч рассеивал темноту в зале, добавляя таинственности и загадочности. Оставалось только гадать, что появится вместо белого пятна…
Наконец профессор взял микрофон. Слова, влетавшие в него и исходившие откуда-то с боковой кулисы мягким, приятным, кто-то сказал бы – «бархатным баритоном», ощущались объёмом и какой-то торжественностью заставляли почувствовать, что здесь и сейчас будет произнесено нечто необычное и важное.
– Уважаемые коллеги, я уж и не помню, когда мы встречались и обменивались настроениями. Сердечно всех приветствую. Сегодня сообразим с коллегами на троих (в зале послышался лёгкий смешок). Герман Германович и Михаил Петрович! Кто не знает этих бравых археологов?
Аудитория ответила скрипом двигающихся стульев и перешёптыванием.
– Отлично. Начну без долгих вступлений. Мы живём на восточно-сибирской земле, которую наши пращуры стали осваивать не менее пятидесяти тысяч лет тому назад. Они, конечно, полюбили её. Эта любовь случилась…
– В каменном веке, – не выдержал Миклушевский.
– Совершенно с вами согласен. Конечно, именно в каменном веке. Нетрудно догадаться, почему. Ландшафт и климат! Водные пути позволяли передвигаться в поисках добычи и возвращаться на стоянки. Плоские горы, богатые леса, реки и озёра давали обильную пищу. Люди и после смерти не хотели расставаться с этими местами, судя по тому, сколько захоронений обнаружено вдоль берега Ангары и в городской черте. Получается, в те древнейшие времена человек здесь проживал постоянно. Ещё одно замечание: наши пращуры, пожалуй, были модниками.