Ненавижу. Хочу. Люблю

И я уже даже тянусь, чтобы взять его и отчаянно насладиться так как хочу этим ароматом хотя бы с флакона. Но тут же одёргиваю руку, ведь Гриша выходит из комнаты, неся на руках дочку. Когда я отступаю, он, проходя мимо меня, кивком головы указывает на связку ключей, висящих на одной из стен. Я быстро хватаю их и выхожу из квартиры следом, не забыв закрыть дверь на ключ.

В нашу квартиру мы решаем подняться на лифте. Молчим. Гриша разглядывает спящую Мию. А я его. Посмотри он на меня сейчас, сразу бы понял, как внутри меня больно. Какая-то глупая, бетонная невозможность его коснуться как раньше ковыряет и ковыряет дырку в солнечном сплетении. Хочется, чтобы всё забылось. Вернуться хоть бы на миг в прошлое, чтобы вновь ощутить обращённое ко мне тепло и личное неравнодушие, а, вернее сумасшествие и всю ту дикую любовь, которая предназначалась только мне одной. Как же много весит каждое прикосновение и взгляд, когда ты этого лишаешься.

Зайдя в квартиру, Гриша сразу же несёт Мию в её комнату. Наблюдаю, прислонившись к косяку, как он аккуратно укладывает её на кровать, укрывает мягким одеялом, а затем целует в лоб. Это всё кажется таким близким — мы, как семья, и одновременно таким далёким.  .К.н.и.г.о.е.д...н.е.т.

Выходит и, тихо прикрыв дверь, поворачивается ко мне. Что-то мелькает в его глазах. Похожее на муки. Но затем он смотрит в сторону выхода.

— Я пойду. До завтра.

Уже делает шаг, больше не смотря на меня, но я делаю резкий наклон и ловлю его за руку. Гриша поворачивается и первым делом касается взглядом моих пальцев, крепко сомкнувшихся вокруг его запястья. А я не собираюсь отпускать. Наоборот. Делаю шаг навстречу и выдавливаю улыбку.

— Поужинай со мной… Я есть хочу, — почти шепчу, а про себя добавляю: «А ещё хочу тебя…». Отпускаю руку и обхватываю себя за плечи от того, что он только смотрит так пронзительно и молчит. Добавляю: — Не хочу одна.

Сердце стучит быстро, когда понимаю, что моя последняя фраза прозвучала не об ужине. Но улыбку держу, ведь он вряд ли понял. Несколько секунд всё так же молчит, смотря на меня, но всё-таки медленно кивает.

Мы проходим на кухню, я закрываю белые двустворчатые двери. Говорить теперь можно в голос, не боясь разбудить Мию, ведь звукоизоляция в этой квартире отменная.

Пока Гриша садится за овальный стеклянный стол, я быстро включаю разогреться чайник.

— Есть запеканка с баклажанами и индейкой. А ещё я вчера пекла шарлотку с яблоками. Что будешь? — спрашиваю с улыбкой, раскрывая холодильник.

— Шарлотку, — короткий, глухой ответ. Но я так давно вот так просто не пила чай с ним и не еле, что мой энтузиазм нисколько от этого не гаснет.

Наливаю себе чай на травках, а Грише чёрный кофе, ведь знаю, что он готов потреблять этот горький напиток круглосуточно. Раскладываю кусочки пирога на тарелке, не забываю прихватить ещё и баночку оливок. Когда эта мания закончится?! Я готова поглощать их безостановочно!

Расставляю всё на столе и сажусь напротив Гриши. Голод перевешивает мою взволнованность, поэтому я без промедления начинаю поглощать пирог и закусывать его оливками.

Из вкусного блаженства меня выдёргивает тихий смех Гриши, наблюдающего за мной, оказывается, очень внимательно.

— Серьезно? Оливки и сладкий пирог?

Я энергично киваю.

— Очень вкусно! Хочешь попробовать?

— Ну уж нет, спасибо, — улыбаясь, отпивает кофе. К шарлотке не притронулся, что вводит меня в непонимание и даже немного обижает.

Так хочется просто поговорить с ним. А, возможно, я готовлю себя к «атаке», задавая базовые вопросы. Хоть и действительно интересно знать, как у него дела.

— Ольховский предлагает этаж в своём новом центре на Галктионовской недалеко от «Гранд Империалъ». Через два месяца открытие, — наконец расщедривается Гриша более длинным ответом, чем короткое «нормально» в последнее время. И потускневшее настроение из-за его «пустого» кофе вновь становится чуть ярче.

Андрей Ольховский — друг Гриши и небезызвестный бизнесмен в нашем городе, владеющий несколькими торговыми центрами и сетью ресторанов. Гриша знакомил меня с ним, а тот в свою очередь даже как-то приглашал нас на выходные в свой загородный дом, отдохнуть в скромном кругу, пожарить мяса. Так и не получилось вырваться, а сейчас…

Но суть не в этом. Гриша делится со мной новостями. Это же можно считать потеплением? Пытаясь сдержать счастливую улыбку, придвигаюсь ближе и искренне заинтересованно приподнимаю брови. Мне всё интересно. Так интересно, что я практически наваливаюсь грудью на стол.

— И что думаешь? Расположение очень хорошее.

Гриша кивает, поставив чашку на стол.

— Неделю дал на подумать, пока оставил место. Завтра я планирую съездить туда, осмотреться. Но думаю, новому клубу быть.

— Я очень рада, что ты продолжаешь двигаться, — улыбнувшись, опускаю взгляд на свои руки, лежащие на кружке. И вроде бы всё хорошо, но почему-то чувство, что мы стали будто чужими, всё равно не даёт до конца ощутить покой в груди, которого так хочется.

— Есть ради кого, — тихие слова с налётом хрипотцы, от которых я резко вскидываю голову и впиваюсь в Гришу немигающим взглядом. То ли гормоны, то ли слова так много для меня значащие, но мои ресницы вновь намокают. Гриша тоже смотрит так, словно в голове идёт беспрерывный бой мыслей.

Пауза затягивается, и она особенно слышна ночью, когда город спит. Только наше громкое дыхание и мой пульс, отбивающий в ушах. А я так соскучилась, что не могу выдержать и глазами начинаю исследовать его лицо. Тёмную щетину на скулах, плотно сомкнутые губы, подрагивающие ресницы, нос. Возвращаюсь к губам и гипнотизирую их в диком желании лизнуть и ощутить вкус Гриши на своём языке.

Короткое движение — Гриша выпрямляется на стуле, скрипнув его ножками по кафелю, и этот момент заканчивается. Я начинаю дышать и немного встряхиваю головой, а Гриша кидает взгляд на наручные часы. И зачем он их не снял?! Ведь наверняка сейчас скажет, что уже поздно и завтра рано вставать.

— Уже…

— Я уберу! — вскакиваю с места, не дав ему закончить фразу, и, схватив тарелку с остатками пирога, на дрожащих ногах иду к холодильнику. Лихорадочно думаю, как же его задержать. Почему-то я стала жуткой трусихой. Наверное, потому что не знаю, что он чувствует сейчас ко мне. Хочет, но любит ли по-прежнему так же? Вдруг ему и без меня хорошо? Раньше я бы без сомнений накинулась на него с поцелуем или сразу к ширинке, как иногда бывало, когда мы были в ссоре, и я не выдерживала первая. Но сейчас…

Уже в панике разворачиваюсь к Грише, ведь слышу его шаги, но незаметно облегчённо выдыхаю и даже благодарно улыбаюсь, ведь он решил мне помочь убрать со стола.

С кружками подходит к раковине и начинает их ополаскивать. И тут мне думается, что, может, он всё-таки тоже не хочет уходить? Оттягивает, лишь побыть рядом хотя бы лишнюю минуточку? Это придаёт мне смелости, как ни странно.

Когда он убирает чистые кружки в верхний шкаф, я колеблюсь всего секунду. На носочках подкрадываюсь к нему и дотрагиваюсь рукой до спины между его лопаток. Гриша дёргается от этого, мышцы спины мгновенно каменеют под моими пальцами, а его рука так и замирает возле шкафчика.

Становлюсь смелее и обнимаю его, прижимаюсь грудью так плотно как могу.

— Гриш… — почти беззвучно выдыхаю. Меня начинает трясти, и точно не от страха или холода. А от концентрированного удовольствия.

Гриша напрягается ещё сильнее, хотя, кажется, куда ещё больше. Такой горячий. Чувствую его учащённое и прерывистое дыхание, гудящее на моей прижатой к спине щеке. Чувствую, как быстро бьётся его сердце под пальцами на его груди. Утыкаюсь носом в футболку и прикрываю глаза в наслаждении от запаха хвойного кондиционера и его чистой кожи. Хочу простоять так долго, чтобы впитать каждую частичку его тепла. Вечность этого не делала.

— Таня… — его голос тихий и вибрирующий. Я хочу его неконтролируемо, всегда, иногда в совершенно не подходящие для этого моменты. Но сейчас именно тот момент, и я с блаженством принимаю тягу внизу живота, напряжение под пупком, а эти волны вибрации от его голоса дразнят меня ещё сильнее.