Город спасения

— Что такое? — мягко спросила она, улыбаясь.

— Однажды ночью я заставил Ганнера поклясться, что он попросит Кэлли выйти за него замуж, — ее тихий вздох только заставил мою улыбку стать шире, и я, наконец, посмотрел на нее.

Черт. Она прекрасна. Последние лучи солнца отражались от ее светлых волос, отчего казалось, что она окружена нимбом. Ей бы не понравилось, если бы я сказал ей это — она та еще скромняга, чем может показаться.

— В этом не было ничего романтичного, — сказал я, пожав плечами. — Из-за брака ему государство дало бы квартиру. Мы просто хотели съехаться. У меня было бы свое общежитие, но я бы проводил время у них. Как одна большая счастливая семья… — мои слова оборвались, шквал воспоминаний разбился о стены, которые я воздвиг.

— Но этого не произошло, — прошептала Никки.

Все, что я мог сделать, это покачать головой и повторить мантру.

Вдох на четыре. Выдох на четыре.

Вдох на четыре. Выдох на четыре.

— Нет. Этого не произошло, — наконец ответил я, мой голос был пустым и невыразительным.

Будто совершенно другой человек рассказывал Никки о том, что мне позвонила Кэлли, когда я был в командировке, и я слышал ее крики боли, пока она умоляла меня помочь ей. Как будто кто-то другой говорил, как я подвел самого важного человека в своей жизни. Я не должен был оставлять ее одну.

Тяжесть этих воспоминаний и боль, которую они несли, бросили тяжелую тень на мою душу. Частичка меня осталась позади в том далеком прошлом. В тот день умерла не только моя прекрасная младшая сестра.

Я тоже умер. Я воздвиг стены в слабой попытке оградить себя от чувства вины, желая верить, что никогда не слышал тех криков, что не подводил Кэлли.

И если я никогда никого не подпущу близко, то больше не испытаю этого горя.

Я оцепенел.

Тепло Никки окутало меня, застав врасплох. Она прижалась ко мне, свернувшись калачиком на коленях, ее голова уткнулась мне в подбородок, руки крепко обхватили меня за талию. Она была спасательным кругом в море горести. Я прильнул к ней, отчаянно желая ощутить прикосновение ее кожи к своей.

— Вот как ты понял про темноту, — ее голос был едва громче шепота, произнесенного прямо у моего сердца.

Я погладил своими мозолистыми ладонями вверх и вниз по ее рукам. Прикосновение заставило ее прижаться ближе, и я не знал, как теперь смогу ее отпустить. Закрыл глаза. Забавно, что я описывал событие, которое заставляет меня отказаться от любви к девушке, которая проложила себе путь в мою израненную душу.

— Что с ней случилось? — спросила она тихим голосом.

Я держал глаза закрытыми, в уголках скапливались слезы.

— Наша мама решила снова появиться после годового отсутствия, — воспоминания нахлынули снова. Ганнер узнал подробности, когда работал на федералов, и рассказал мне, поняв, что я спокойно их не выслушаю, не убив. — Она задолжала деньги каким-то русским, — Никки напряглась в моих объятиях, но не отстранилась. — И им не нужна была ее обычная форма альтернативной оплаты. Поэтому она предложила им кое-что получше, — я гневно высказал последнюю часть, все еще ощущая злость. — Кэлли всегда была мягче, чем я. Наверное потому, что я не рассказал ей и половины того дерьма, что натворила наша мама. Когда та попросила встретиться, Кэлли пошла.

Никки покачала головой у меня на груди, в ее голосе слышался гнев.

— Она доверяла ей. Родители должны заботиться о детях. Они должны защищать, — сказала она, ее голос дрогнул.

Что-то в ее словах заставило меня обнять ее крепче, как будто я мог сдержать боль. Потребовалось мгновение понять, что она не видит, как я киваю головой в знак согласия.

— Да, малышка. Семья должна защищать.

Именно поэтому она не хочет впускать людей? Тот, кто должен защищать, причинил ей боль? Пиздец.

— Как тебе удалось это пережить? — спросила она, прерывая свое откровение. — Ты всегда кажешься таким… жизнерадостным.

Я улыбаюсь ее вопросу, потому что быть счастливым, когда скорбишь — безумие.

Иногда даже задавался вопросом, вдруг я сумасшедший.

— Все началось с маски. Чтобы заставить людей перестать спрашивать. Чтобы они перестали смотреть на меня так, будто у меня заряженный пистолет и дрожащий палец. А потом я понял, что устал медленно умирать. Я решил жить. Носить маску постоянно. Иногда мне кажется, что к моему виску приставлено дуло, шепчущее о красоте забвения, но по большей части я думаю… почему бы не жить, раз уж нам суждено умереть? Смерть рано или поздно вонзит в меня свои когти, но я чертовски здорово проведу время, пока жду, — честно ответил я, задирая рубашку, чтобы показать тату у себя на груди. — Это стало моей мантрой. Давайте жить, раз уж нам суждено умереть.

Никки отстранилась, так что ее взгляд встретился с моим, потом протянула руку и провела костяшками пальцев у меня под глазом, смахивая случайную слезинку. Поступок был настолько шокирующим, что у меня почти защемило сердце.

Именно тогда я заметил влажное пятно на своей рубашке в том месте, где только что было ее лицо, и эмоции захлестнули меня, когда я подумал о том, что она оплакивает Кэлли, — человека, которого даже не знала.

— Ты бы ей понравилась, — прошептал я, обхватив ее лицо ладонями. Это правда. Кэлли надрала бы мне задницу за то, что я еще не замутил с Никки. Эта мысль вызвала легкую улыбку на моем лице.

Глаза Никки расширились от этого комментария, и в них промелькнули удивление и уязвимость, но она не уклонилась, как обычно. Вместо этого она глубоко вздохнула и начала распутывать часть своего собственного прошлого, ее голос был мягким и ровным.

— Когда я приехала в Тусон, Райан была совершенно не похожа на тех, кого я раньше встречала. Никто другой никогда не волновался обо мне. Их лишь заботила выгода, — она замолчала, склонив голову набок, словно удивленная собственными мыслями. — Ну, это не совсем так — моей учительнице балета, казалось, было не все равно. Она настоящий тиран в танцевальной студии, но она… она в каком-то смысле заменила мне маму.

— Ты общаешься с ней?

Голубые глаза Никки потемнели, и она задумчиво прикусила нижнюю губу, прежде чем продолжить.

— Нет. Я не должна была оказаться в Тусоне, но мне представился первый шанс сбежать… я им воспользовалась. Это бы посоветовала мне сделать Катя, — она рассмеялась. — Было сложно. До того момента всё в моей жизни делали за меня. Я ни хрена не умела.

— Например, водить машину? — поддразнил я.

Ее рука коснулась моей груди, на прекрасном лице появилось притворное хмурое выражение, а потом превратилось в улыбку.

— Ты бы видел меня в готовке. Я подожгла не одно полотенце.

Ее признание заставило меня улыбнуться в ответ.

— Ого, это настораживает, злючка, — сказал я, проводя большим пальцем по ее нижней губе. — Как же получилось, что ты подружилась с торговкой оружием? — подтолкнул я, желая узнать о ней побольше.

— О, эта задира однажды ночью подняла меня с земли, когда я была пьяна в стельку, и сказала, что пора повзрослеть и вытащить голову из задницы, — она улыбнулась, уткнувшись носом в руку, которую я все еще не отдернул. — Сказала, как отрезала, — добавила она.

Я рассмеялся, отчего Никки чуть двинулась назад, переместившись на ширинку моих джинсов и напомнив, что она перелезла через центральную консоль и уютно устроилась у меня на бедрах. До этого момента ни одна сексуальная мысль не приходила мне в голову.

Но сейчас…

Ничто так не будоражит сексуальность, как мертвые сестры и родители-разгильдяи.

Как будто тоже почувствовав перемену, она поспешила продолжить разговор.

— Ты когда-нибудь встречал кого-то, и просто знал, что его душа достойна любви? Что тебе не нужно знать ничего, кроме того, что ты видишь перед собой? Ничто другое не изменит вашу связь, потому что человек уже занял место в твоем сердце? — спросила она в порыве эмоций. Я потянулся к ее запястью, почувствовав, как участился ее пульс.