Страница 8 из 34
– Как вы знаете, – сказал Михаил, – сейчас я имею прямое предписание: больше подобные жертвы с моей стороны или со стороны кого-либо из архангелов и ангелов повториться не должны. Сейчас мы почти с чистого листа начинаем. Даже спустя год с лишним нет ни прежних сил у преисподней, ни запаса энергии в «копилке добрых дел» людей, как мы ее называем. Все обнулилось, все было потрачено на бой. К нашему райскому миру это, слава Богу, не относится. Но наш мир для нас и для душ праведников, а не для тех, кто еще на Земле…
Братья молчали, взгляды были устремлены на лицо Михаила или погружены в недра собственных душ.
– И люди, и мы с вами попались на дьявольский обман. Десятилетия до битвы мы думали, что у нас все хорошо. В той мере, конечно, в которой это может быть на Земле. Духовные ценности многих тысяч людей казались укоренившимися, их стремления – твердыми… Но в один момент все рухнуло. Потому что ключевое слово здесь – «казались». А оказались не более, чем налетом на их жизни, от которого они легко отреклись, лишь начались испытания или прозвучали голоса иных «проповедников», призывающих совсем к другим целям…
– Этому было много причин, – Агнесс повела речь Михаила дальше. – Мы не раз разбирали случившееся по полочкам на предыдущих совещаниях и общаясь один на один. Теперь важно решить, как строить нашу работу дальше.
– Я думаю, что отныне она должна стать еще более личной, – молвил Михаил. – Направленной на индивида. На пару или родителей и детей. Сегодня прежде всего и как никогда именно личность может ответить Богу взаимностью и упрочить свою духовность, так что буря не снесет дом, построенный на камне3. Такова тенденция настоящего времени и всей истории… Полагаю, мы должны выбрать этот путь.
– «Читайте все – мне все равно, я говорю с одним»4, – архангел Уриил процитировал известные стихотворные строки.
– Да. Если у вас есть возражения, дополнения или вы не согласны в корне, мы можем в любой момент отредактировать или пересмотреть этот постулат. Что скажете?..
Но все молчали, обдумывая его слова.
– Я согласен, – наконец произнес Иегудиил. – Для меня это всегда так и было.
– Согласен, – поддержал Уриил, и все остальные подали голоса за.
– Остальное покажет время, – подытожил Михаил, и его глаза остановились где-то в дальних далях. И легче, и труднее, когда что-то уже не в руках у тебя, а лишь касается твоих пальцев.
– Миша, можно вас с Агни на минутку, – Иеремиил подошел к брату, когда совещание закончилось и все шумно переговаривались маленькими непринужденными компаниями, а Габри презентовал достоинства леса на отшибе. Никто не знал, зачем он это делает. Этот лес произрастал тут испокон веков, просто его иногда передвигали. Но теперь-то он служил фоном башне и новому прибежищу, где Михаил собирал всех под свои крылья!..
– Да, Мил. Ты хорошо выглядишь, тебе теперь легче? – Михаил всецело переключился на «маленького» брата, так его называли остальные архангелы.
Со времени начала ангельского служения на Земле первый и последний по рождению архистратиги были связаны особыми узами: Михаил был опорой для Иеремиила, словно своим плечом помогал ему нести самую тяжелую из всех нош. Переживающий немыслимое и потому несколько отстраненный, оберегающий свой внутренний мир, где происходило таинство милосердия, Мил привык чувствовать боль и справляться с ней. Это была глубоко индивидуальная работа восьмого архангела и его ангелов, при которой можно лишь тихо присутствовать, но в которую нельзя проникнуть. Она отражалась почти постоянной болезненной бледностью на щеках Мила и глубиной таких серьезных светло-карих глаз, будто он смотрел туда, докуда не мог дойти взор ни одного из братьев.
– Не могу не признать. Ад пока слаб. Все стало ровнее, – ответил Иеремиил. Агни потянулась и обняла его плечи, а младший из архангелов взял ее руку. – Миша, это же не твое решение – прервать текущее служение на Земле твоего ангела-хранителя Анжелины?..
– Ее, – коротко ответил первый архистратиг.
– А почему ты не удержал ее от этого шага? Она говорила: ты годами не пускал ее в небесный легион. Почему ты решил, что у меня она служить сможет? Она каждый день – а уже к обеду ее работа заканчивается – оказывается у Ральфа в лазарете и там плачет до вечера. И это сейчас, когда наше служение существенно облегчилось. Утром история повторяется заново. Я прошу, чтобы вы с Агнесс забрали Анжелину обратно к себе и дали ей отдых… Девушке очень тяжело приходится.
– Мил, я не могу. Я чувствую, что не вправе ей препятствовать, – покачал головой Михаил. – Легион – нельзя, это не ее. Он просто исковеркает ей жизнь, я это точно знаю. Но она хочет к тебе. Пожалуйста, не отказывай ей.
– Но это абсурд. У нас специфическое служение. Это даже не жертва. Это ежедневная жизнь в таком вот режиме. А ей больно и плохо, и она не может этого терпеть, не говоря уж о том, чтобы жить с этим нормальной жизнью… Я не в силах на это смотреть.
– Попробуй взглянуть по-другому, – сказала Агнесс. – Просто возьми ее под свое покровительство, поговори с ней. Может быть, вы вместе решите, что делать дальше.
– Возможно, она привнесет что-то, чего еще в твоем служении не было, какой-то небольшой, но значимый штрих. Не зря же она так тяготеет именно к нему, – Михаил ответил на сомневающийся взгляд брата. – Я согласен с Агни. Возьми под личную опеку. Там видно будет. В конце концов, милосердие терпением не исчерпывается. Ты самый мужественный из нас. Анжелина – своего рода меч, металл и принципы. Но они не подходят для легиона. Похоже, они созданы для чего-то другого. Конечно, это твое решение, и я не могу тебе приказать, это просто мнение.
– Ладно, я поговорю с ней, – решился Мил. – Спасибо, ребята. Зайду в лазарет. А вы… берегите башню. И друг друга, – добавил он всерьез.
– Мил всегда держался особняком. Даже, когда искал поддержки, – произнесла Агни, когда младший архангел растворился в воздухе.
– Лучше и не опишешь, – согласился Михаил. – Но почему бы и независимости не отдохнуть там, где ее поймут?..
– Это сделает А́нжи?..
– Пути Господни неисповедимы.
Глава 4
Надя подавила вздох, в десятый раз протирая и так чистый бокал. В баре было две основные обязанности: выглядеть красиво и не мешать монологам гостей. Драить посуду и изображать скромность при этом не возбранялось.
– Черт дери, ну и денек, – к ее части стойки плюхнулся очередной удалой вояка. Герой войны, иных в этом баре, кроме еще генералов и их пассий, не обслуживали. – На что эти … тренировки, если воевать в ближайшие столетия никто не собирается? – он задал риторический вопрос, используя непристойное прилагательное, обозначавшее принадлежность к легкомысленным женщинам.
– Желаешь что-то расслабляющее? – Надя взглянула в его лицо и встретила восходящую улыбку.
– От этого не откажусь. А ты свободна сегодня вечером, что ль?.. Или сейчас можешь отлучиться?
Такие вопросы задавали ей не раз. Нет, она не могла уходить со смены. Но теперь Надя и рта раскрыть не успела, как знамя схватила бойкая коллега с кудрявыми волосами янтарного цвета.
– У нее дружок есть. Чай, ревнивый слишком, если действительно есть. А я вот вся в твоем распоряжении, если хочешь. Текилы, мой Геркулес?..
Герой переключился на декольте новой жрицы, перетянувшей его на свою сторону.
Надя не изменилась в лице. Алана ей простить не могли. Но это было и на руку. Она не слишком стремилась к долгим объяснениям и мимолетным связям.
Иные элитники пели примерно те же романсы.
– Ненавижу эту жизнь… Где он, просвет, скажи мне, красотка? Рана в груди ноет до сих пор, а этот орден… Ну не закрывает ее… Бонусы не те… Только между нами, слышишь?
– Клятва барменши, – Надежда приложила руку к груди, напоминая, что ее уста не повторят ни одного пьяного слова, обличающего доблестного воина.
3
Евангелие от Матфея (Мф. 7:24-27).
4
Из произведения Анны Ахматовой.