Страница 36 из 46
Призыв к обновлению состава конгресса отвечал желаниям как противников, так и сторонников Итурбиде, ибо деятельность этого органа до его роспуска не удовлетворяла ни тех, ни других. Вместе с тем по тактическим соображениям в «плане Каса-Мата» не только не ставился вопрос о привлечении императора к ответственности, но даже специально подчеркивалось, что армия не намерена посягать на его особу.
Все это позволило враждебным Итурбиде силам в какой-то мере и на какой-то срок замаскировать свои подлинные намерения, дезориентировать приверженцев империи и даже привлечь некоторых из них на свою сторону. Таким образом им удалось выиграть время, необходимое для распространения движения на другие районы.
«План Каса-Мата» быстро получил широкое признание. Уже на следующий день после его провозглашения муниципалитет Веракруса и командование тамошнего гарнизона во главе с Санта-Анной заявили о поддержке сформулированной в нем политической платформы. В течение февраля к нему присоединились Пуэбла, Оахака, Гуанахуато, Гвадалахара, Керетаро, а на протяжении первой недели марта — Сакатекас, Сан-Луис-Потоси, Мичоакан, Юкатан, Дуранго, Нуэво-Леон. В правительственных войсках шел процесс разложения. Гарнизоны городов один за другим переходили на сторону восставших. В столице солдаты и офицеры дезертировали целыми подразделениями.
Кризис империи Агустина I усугублялся ее затруднительным внешнеполитическим положением.
Патриоты Южной Америки с сочувствием следили за освободительной борьбой мексиканцев и с восторгом встретили их победу. Вскоре после вступления «армии трех гарантий» в Мехико перуанский государственный министр Хуан Гарсия дель Рио 6 октября 1821 г. обратился к правительственной хунте Мексики с посланием, в котором от имени протектора Перу Хосе де Сан-Мартина принес поздравления ио поводу установления независимости и высказался в пользу союза между обоими государствами{147}. Несколько дней спустя президент Колумбии Симон Боливар сообщил Итурбиде: «Правительство и народ Колумбии с неописуемой радостью узнали о победе руководимых Вашим превосходительством войск, обеспечивших независимость мексиканскому народу»{148}. Одновременно Боливар назначил одного из своих сподвижников, уроженца Веракруса Мигеля Санта-Марию, чрезвычайным посланником и полномочным министром в Мексике.
Не прошло, однако, и месяца, как первоначальная дружественная и доброжелательная позиция колумбийского правительства уступила место крайне настороженному отношению. Это резкое изменение объяснялось тем, что, получив более подробную информацию о программе и политике Итурбиде, его монархистских амбициях и экспансионистских планах, Боливар усмотрел в них прямую и реальную угрозу республиканским институтам, территориальной целостности и самой независимости Колумбии и других молодых южноамериканских государств.
Уже в середине ноября он с тревогой писал Сан-Мартину: «Если испанское правительство утвердит договор, заключенный в Мексике генералами Итурбиде и О’Доноху, и туда прибудет Фердинанд VII или какой-либо другой европейский монарх, то подобные же претензии будут выдвинуты и по отношению ко всем остальным свободным правительствам Америки… Поэтому я полагаю, что сейчас более, чем когда-либо, необходимо завершить изгнание испанцев со всего континента»{149}.
В письме одному из своих помощников генералу Карлосу Сублетту (от 22 ноября) Боливар заявлял, что даже при отказе Бурбонов занять мексиканский престол «корона неизбежно достанется тому в Мексике, кто проявит больше всего смелости и решимости». Мексиканская монархия, указывал президент, из ненависти к республиканскому строю Колумбии и страха перед ним обязательно будет вести против нее подрывную деятельность, добиваться ее подчинения своей власти и при первой же возможности осуществит вооруженную агрессию{150}.
Предвидя в будущем неминуемые осложнения, а быть может, и военный конфликт с Мексиканской империей, колумбийское правительство вместе с тем занимало до норы до времени выжидательную позицию и, пока Мексика оставалась монархией без монарха, готово было поддерживать с ней дипломатические отношения. В марте 1822 г. посланник Санта-Мария приехал в Веракрус и в середине апреля вручил в Мехико свои верительные грамоты, причем указал, что Колумбия признаёт независимость Мексики, какой бы последняя ни придерживалась формы правления. В конце того же месяца мексиканский конгресс и регентский совет, в свою очередь, объявили о признании суверенитета Колумбии.
Вслед за государственным переворотом 19 мая 1822 г. Итурбиде информировал «достойнейшего президента Колумбии» о своем вступлении на престол. «Но как далек я, — лицемерно сетовал он, — от того, чтобы почитать благом тягостное бремя, свалившееся на мои плечи. Мне не по силам удерживать скипетр, я отказывался от него и в конце концов уступил, дабы спасти от бедствий мою родину, близкую к тому, чтобы снова испытать ужасы анархии»{151}.
Однако правительство Боливара — Сантандера не спешило с официальным признанием нового режима в Мексике, и в день коронации Итурбиде Санта-Мария под предлогом болезни специально уехал из столицы, чтобы не присутствовать на этой церемонии. В дальнейшем посланник, как указывалось выше, принял активное участие в организации августовского антиправительственного заговора мексиканских республиканцев.
28 сентября министр иностранных дел Мексики Хосе Мануэль Эррера направил в Боготу ноту протеста против поведения Санта-Марии, который был объявлен «персоной нон грата» и выслан из Мехико. В ожидании попутного корабля он надолго задержался в Веракрусе, где продолжал свою враждебную императорскому режиму деятельность и, в частности, сыграл немалую роль в составлении «плана Веракрус». Правительство Колумбии фактически солидаризировалось с действиями Санта-Марии и молчаливо одобрило их, так как в течение полугода никак не реагировало на мексиканский демарш. Лишь 25 марта 1823 г. был направлен лаконичный ответ с чисто формальным выражением сожаления. Дипломатические отношения между империей Итурбиде и колумбийской федерацией практически прервались.
Не удалось мексиканской монархии установить сколько-нибудь прочных контактов и с другими южноамериканскими государствами. Правда, в конце 1822 г. в Мехико прибыл перуанский посланник Хосе де Моралес, который после официального признания правительством Агустина I независимости Перу вручил 23 января 1823 г. императору свои верительные грамоты. Однако пока он находился в пути, в Перу произошла смена власти, последовавшая за отставкой Сан-Мартина. В начале марта Моралес получил уведомление об аннулировании его полномочий и выехал из мексиканской столицы.
Особенно важное значение имели для Мексики отношения с ее северным соседом — США, давно претендовавшими на значительную часть мексиканской территории. После ратификации американо-испанского договора 1819 г. и присоединения Флориды главным объектом территориальной экспансии США в Латинской Америке с начала 20-х годов XIX в. стал Техас. В декабре 1821 г. специальная комиссия по изучению международных проблем в докладе правительственной хунте прямо указывала на возможность развязывания войны Соединенными Штатами, которые представляют «самую непосредственную угрозу Мексиканской империи», стремятся к аннексии Техаса, Коауилы и других территорий{152}.
Поэтому мексиканское правительство с самого начала уделяло особое внимание установлению нормальных отношений с США и добивалось признания последними суверенитета Мексики. 30 ноября 1821 г. министр иностранных дел Эррера сообщил государственному секретарю Дж. К. Адамсу «о победе мексиканских патриотов под командованием бессмертного Итурбиде». Министр заявлял, что его народ испытывает самые добрые чувства к США и желает жить в дружбе с ними{153}. В последних числах февраля 1822 г. в Вашингтон прибыл мексиканский офицер Эухенио Кортес, вручивший президенту Монро личное письмо Итурбиде.
Послания Итурбиде и Эрреры дошли по назначению как раз в тот момент, когда политика правящих кругов США по отношению к освободительной войне испанских колоний вступила в новую фазу. Революция 1820 г. в Испании усугубила безнадежность борьбы монархии Фердинанда VII против революционного движения в Испанской Америке, которая к тому времени почти полностью (за исключением Перу) освободилась от колониального ига. В результате завоевания национальной независимости южноамериканские владения Испании и Мексика обрели государственную самостоятельность. В таких условиях администрация Монро, учитывая интересы североамериканской буржуазии, добивавшейся захвата рынков Латинской Америки, пришла к выводу о необходимости установления официальных отношений с молодыми испаноамериканскими государствами.