Страница 42 из 75
Я забираю куртку и выхожу из раздевалки.
— Скоро проценты начнут капать! — Она специально кричит громко, чтобы все вокруг слышали. Вот стыдоба: еще и правда подумают, что я занял у нее денег и не возвращаю.
Диск я принципиально не отдаю. Считаю, что поступил справедливо, и если кто ей и должен, то это Хмарин. Это его проблема, не моя.
Несмотря на не самую приятную встречу с Ксюхой, домой я прихожу в неплохом настроении. А вот мама возвращается загруженная и подавленная. Что-то явно случилось.
Так и есть. Мама сообщает, что к нам в гости собираются бабушка с дедушкой.
Сердце камнем падает вниз, а мозг захлестывает волна паники. Нет! Только не они!
19
Дедушка со времен мамонтов возглавляет ГУЭФ. Бабушка работала там же, тоже на какой-то высокой административной должности, но сейчас на пенсии. Нас они навещают где-то раз в полгода, и после их отъезда мы дружно выдыхаем — на несколько месяцев можно расслабиться.
Дедушка выглядит довольно молодо. Наверное, пьет кровь студентов. Если уйдет на пенсию, мигом состарится. Но вампиризм не самое страшное в нем.
Дедушка с бабушкой всегда были настроены против моего папы. Хотя он работает хирургом, а профессия эта достойна уважения, они твердили ему, что он никудышный, раз до сих пор сидит в захудалой больнице в захудалом городке. Мог бы ведь работать в известных московских клиниках! Папа в ответ заявлял, что не все в мире измеряется деньгами и престижем, а он принципиально остается здесь, потому что иначе в городке некому будет лечить людей. Дедушка на это презрительно хмыкал.
Наш семейный ад начался, еще когда я пошел в первый класс. Как только бабушка с дедушкой приезжали, дедушка первым делом сажал меня рядом с собой, пихал в руки книгу и засекал скорость моего чтения. Затем проверял знания по математике и письму. Он всегда оставался недоволен. Называл меня «своим соломенным разочарованием». Если я не дотягивал до его стандартов, он говорил моим родителям:
— Он у вас с отклонениями. Вы ходите к врачам? Есть всякие корректирующие программы. Потом будет поздно, станет идиотом.
Папа уверял, что со мной все в порядке. Мама тоже должна была вставать на мою сторону, но никогда этого не делала. Она сама на себя не похожа в их приезды: во всем пытается бабушке с дедушкой угодить, поддакивает им, со всем соглашается, даже если они говорят что-то против меня или папы. Как будто их слово для нее важнее.
Папу это злило. После отъезда бабушки и дедушки родители часто ссорились. Сейчас я понимаю: папа ушел из семьи и из-за этого тоже. Ему не нравилось, что мама ведет двойную игру. Когда дедушки и бабушки не было рядом, мы все вместе обсуждали их, стояли по одну сторону баррикад. Но мама быстро перебегала на другую, когда они приезжали. После папиного ухода ничего не изменилось.
Когда бабушка и дедушка приезжают, они осматривают нашу квартиру, словно какая-то комиссия. Поэтому всю неделю до их приезда мы с мамой все надраиваем, замазываем трещинки, подкрашиваем сколы. А еще мы объявляем перемирие, даже если накануне крупно поссорились. Приезд бабушки и дедушки нас сближает.
Прием этих душных гостей неизменно ужасен. И все же я чувствую себя в эти дни… уютно. Мы с мамой заодно. Мы как Том и Джерри, которые вдруг объединились против общего врага. В детстве мне нравилась та полнометражка о Томе и Джерри — где хозяйка Тома переезжает, он должен уехать вместе с ней, но по глупости отстает от грузовика с вещами и остается в доме. Дом собираются сносить, и Том и Джерри оказываются на улице. Дальше они встречают девочку, которая хочет найти пропавшего отца, и помогают ей. Том и Джерри объединяются, чтобы вместе преодолеть трудности. Прямо как мы с мамой. Вместе убираемся, вместе думаем, что готовить. Это наша общая ответственность. Я даже помогаю маме с покупкой продуктов, готовкой и прочим.
Увы, мы уже знаем: что бы мы ни сделали, как бы идеально ни встретили их — дедушка и бабушка все равно найдут к чему придраться и останутся недовольны.
И вот они приезжают. Мама уезжает на станцию, встречать их на машине, а я напряженно жду дома.
Мы приготовили ужасно много блюд, они даже не помещаются на столе. Проверяю все в сотый раз. Все ли идеально? В этой квартире бабушка с дедушкой еще не были.
Я переодеваюсь в рубашку и брюки, делаю аккуратную прическу, чтобы не торчали волосы.
Наконец гости приходят.
Дедушка высокий и худой, с прямой спиной и абсолютно седыми волосами. Глаза у него глубоко посажены, вокруг них всегда жуткие тени, и кажется, что глазницы пустые. Он смотрит на всех свысока, как на пустое место. Он любит кашемировые свитера и длинные шерстяные пальто. Лицо всегда гладко выбрито, но мама по секрету сказала, что на самом деле у него ужасно длинные волосы в носу и ушах, такие, что можно даже плести косички. Он этого очень стесняется и всегда их выдирает пинцетом. А это жуткая боль, между прочим!
У бабушки узкие злые глаза, бульдожье лицо и короткие светлые локоны, всегда зачесанные назад. Мама рассказала мне еще один секрет: это парик. Своих волос у нее почти нет, они похожи на пушок. А еще, по словам мамы, у бабушки растут борода и усы, и волосы там черные и толстые. Но бабушка их бреет.
Даже в самую жару бабушка носит закрытые серые и коричневые платья из тонкой шерсти. Из украшений — только брошки с драгоценными камнями. Брошек у бабушки, видимо, много, потому что каждый раз она приезжает с новой.
Я жму дедушке руку (он не признает объятия). Он достает из кармана платок и вытирает ладонь. Бабушка какое-то время осматривается и наконец насмешливо изрекает:
— Ну давай, показывай, как тут устроилась за наш счет.
Мама купила эту квартиру, продав старую — принадлежавшую дедушке с бабушкой. Теперь они будут припоминать ей это до конца жизни.
Мама стушевывается. Подозреваю, сейчас она жалеет о покупке этой квартиры и думает, что надо было вернуть ту, старую, дедушке с бабушкой, а нам снимать жилье, чтобы не выслушивать подобное. Видимо, поэтому мама и не сдает однушку, на которую я все покушаюсь. Не хочет новых упреков.
Дедушка и бабушка принципиально не разуваются — брезгуют чужими тапками. Но взять с собой домашнюю обувь, конечно, ниже их достоинства. Сейчас на улице ливень, под ногами грязь, но даже это не навело их на мысль, что нужно бы снять обувь.
И вот они ходят по нашей квартире, как помещица Дерюгина по своим владениям. Ходят, оставляют за собой грязные следы и считают: сколько у них крестьян, лошадей, мешков зерна. Мама им все показывает.
— Да, как-то тут все немножко подубито… — рассуждает бабушка. — Вы решили все же не делать ремонт?
— Вообще-то мы сделали ремонт, — прохладно замечает мама.
— М-м-м… — отвечает бабушка, и остается только гадать, что это значит.
И тут дедушка обращает внимание на грязные следы на полу. Брезгливо морщится:
— Дочери сорок лет, а полы мыть не научилась.
Мама впадает в ступор и не находит что ответить. Зато я нахожу:
— Сначала надо научиться разуваться на входе.
Дедушка смотрит на меня так, что хочется откусить себе язык. Я молча иду за шваброй и, пока гости ходят по квартире, бегаю за ними, подтираю пол. Мама опять превратилась в запуганного ребенка. Где только ее уверенность? Она сейчас кажется младше меня, даже как будто в росте теряет. Она боится их. И я тоже. Они вселяют в нас ужас, мы превращаемся в жалких букашек.
Мама с искусственной улыбкой приглашает гостей за стол. Все рассаживаются. Несмотря на то что блюда уже некуда ставить, бабушка опять недовольна:
— Бедненько-то как на столе…
Мама делает вид, что не слышит. За столом она пытается поддержать легкую беседу, расспрашивает бабушку и дедушку об их делах, рассказывает о нас. Она много говорит о том, как у нас все здорово, как многого мы добились, какие мы счастливые. Она делает на этом акцент, и я не понимаю зачем. Хочет доказать что-то? Заслужить похвалу?