Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 30

Вот уж воистину странна она, эта “СЭОП” Смутная Эпоха Охмурелых Простраций. Анализировать же всю остальную “бодягу” с ее затертыми до дыр разнокалиберными аргументами, извергаемыми хмырью, производящей суждения на хмырь, эти суждения впитывающую, мы не будем. Во всем этом важна лишь некая качающая своей мудрой головой гиря, измеряющая “уровень хмырья”, степень неадекватности излившегося на общество рассудочного сумбура экзистенциальной правде действительной иррационально-бедственной ситуации.

“НЕ ВРУБИЛИСЬ”

На нынешнем жаргоне, все чаще замещающем нормальную интеллигентную речь, этот экзистенциальный “невпопад” характеризуется термином “не врубились”. Увы, мы должны фиксировать, что в случае с Куликовым поразительно “не врубились” почти все, не услышав ни ситуации в целом, марающей каждого из нас, ни живой спонтанной реакции достаточно простого и цельного, и в силу этого не утерявшего до конца готовности, человека на бред, абсурд, жидкую смердящую Пакость происходящего. На Пакость, в которой купаются все и каждый, вне зависимости от своей включенности в аналитическую рефлексию по проблеме “южных угроз” или вовлеченности в те или иные структуры “десижн мейкинг”.

Поражает уровень того, насколько “не врубились”, как смешно и гадко выглядят все “неврубчики”, пустившись по ложному следу какой-то “партии войны”, каких-то хитроумных ходов и комбинаций. Хотите знать, как это было на самом деле? Да так, как мы только что описали! И вот уж в это поверьте! И не умствуйте на пустом месте.

Лучше присмотритесь к ней к прострации охмырения. И учитесь разбираться по-человечески где игра, а где крик души например, у того же Шекспира, этого и вправду лучшего политолога всех времен и народов. Помните, на пирушке Макбет видит призрак Банко и спрашивает: “Кто это сделал, лорды?” Ему тоже кажется, что это подстава, разводка, хитрый ход. Что это не призрак, а чей-то “ставленник в простыне”. Чем Макбет кончает тоже, надеюсь, помните. Так что не надо повторять известные по классике абсурды гипераналитического ошизения.

Однако, при всей значимости момента экзистенциальной спонтанности на фоне всеобщего “прострационного охмырения” нашей (как теперь это уже совсем ясно, псевдо-) элиты, проблема не стоила бы рассмотрения, если бы все сводилось к вышеописанному.

ЭТО было самодостаточным на момент высказывания Куликова А.С., такого-то года рождения, окончившего то-то и служившего там-то. Но уже через полчаса заработала машина обработки события, которое назвали “КУЛИКОВ”. И эта машина начала обволакивать и трансформировать Изначальное. Она состояла из аппаратных игр, оценок, рефлексий, интеллектуальных достроек, предъявления ведомственных и иных интересов.

Смешно, но и небезынтересно наблюдать работу этой осмысленной машины, превращающейся в кафкианскую химеру в нашей агонизирующей действительности. Но рассмотреть ее надо хотя бы для того, чтобы не потерять нужное звено в цепи, которая выводит к чему-то действительно значимому. А потому укажем на алгоритмическую систему обработки той спонтанности, которую мы только что описали. Итак:

Первое. С точки зрения той ситуации, в которой мы все купаемся, существенно не то, что Куликов заявляет какую-то “превентивность”. До превентивности нам в нашем охмырении как до Луны. Здесь важно лишь то, что Куликов отказывается спокойно существовать в этом охмырении, что он все-таки пусть слабо, но “дергается”.

Второе. “Дергается” он радикально, выходя за стандартные чиновные рамки, то есть в ту зону, где можно схлопотать травмирующий (или убивающий даже) негативный импульс Верховного. Подчеркиваем можно схлопотать, поскольку Верховный совсем не хочет новой чеченской войны. Или, так скажем, пока совсем не хочет. Оставим даже в стороне вопрос о том, что выход Куликова “за рамки” “случайно” совпал с анти-рыбкинским аналитическим документом другого спеца по Чечне (преследующего свои цели, и в силу этого докладывающего, что рыбкинским путем дальше идти нельзя, что это, так сказать, “фул конец”).

Но Верховный, помимо “подставки” Рыбкина, видимо, уловил в этих суждениях другого спеца, участвовавшего в перипетиях 1994-1996 годов, нечто “властно важное”. Это вовсе не означает, что он хочет сменить “путь Рыбкина” на “путь спеца” или “путь Куликова”. Тем более, что (признаем очевидное) никакого “пути” у Куликова сегодня нет. Есть лишь интуитивное понимание того, что прострация охмырения кончится адом, который коснется самым непосредственным образом и самого Анатолия Сергеевича. “Пути” же у Куликова нет не потому, что он “так прост” и чего-то там сообразить не может. А, напротив, во многом именно потому, что, при всей своей простоте, Куликов давно уже “совсем не так прост”. Простые вообще министрами не становятся. И по нескольку лет (и каких лет!) на посту не удерживаются. Да еще с повышением по службе.

Оставим даже в стороне Первомайск, после которого Куликов сумел удержаться во власти на очень крутом вираже. И всмотримся только в последние два года.

В марте 1996 года Куликов выступает против всесильной тогда группы Коржаков-Барсуков-Сосковец и, вроде бы, против самого Ельцина, подписавшегося под “пиночетовским” предвыборным сценарием. И выигрывает.

Летом 1996 года он снова выступает против той же “тройки” и выигрывает второй раз. Вместе с Лебедем, Чубайсом и Березовским.

Осенью 1996 года он выступает против Лебедя. Сначала просто один. Потом с Чубайсом и Березовским. И выигрывает, вопреки всем “однозначным” прогнозам.

Зимой 1996-97 года он выступает против Чубайса, Коха и пр. И выигрывает! С Березовским!

Весной-летом 1997 года Куликов вступает в конфликт с Березовским, оставаясь в конфликте с Чубайсом. И остается на посту опять-таки вопреки всем предсказаниям.

Осенью 1997 года он не остается в стороне от “войны с Чубайсом”, но уже к началу зимы 1997-98 года выдвигает компромиссную схему с советом банкиров и пр., со сложной, многоходовой комбинацией в пространстве власти.

Заметим, что к этому времени теряет аппаратное равновесие даже такой мастер игры, как Березовский, в результате этой потери снятый со значимого для него поста замсекретаря Совбеза. И обратим внимание на то, что роль Чубайса и Немцова в этом снятии резко преувеличена. Ибо хозяин снятий и назначений прислушивается по кадровым вопросам ко всяким там “кудрявым, рыжим и прочим” только тогда, когда ощущает, что “клиент готов” и потерял чувство этого самого равновесия.

Заметим также, что Березовский, проиграв одну из игр, понес в ней, как член Большой Игры, урон ощутимый, но не решающий. У него остались в руках финансовые инструменты, информационное оружие (ОРТ, другая пресса) средства делания решений и влияния на теневую политику.

Проиграй Куликов столько же хоть раз и хоть в одной из своих суперрискованных для функционера (а не игрока, как Березовский) игровых партий последних двух лет и он проиграл бы все в один момент! Но он ведь не проиграл! Пока не проиграл, разумеется…

И все это при том, что для Куликова игра не самозначима. В отличие от того же Бориса Абрамовича, который игрок всем своим существом. Наблюдая за поведением Куликова в телевыступлениях, считывая, насколько это возможно, его психологическое состояние по весьма фрагментарным эфирным свидетельствам, мы позволяем себе рискованное, но, видимо, небезосновательное утверждение: Куликов, похоже, считает, что прекрасно обойдется без игры, и будет жить и работать в соответствии со своими представлениями о нормах человеческой жизни. Но, во-первых, никто не знает на самом деле меру значимости игры для себя. И большинству (возможно, в некие моменты жизни даже Березовскому) кажется, что можно и без этой игровой “галеры” как-нибудь… Просто… По-людски…

Но это говорит часть человеческой личности. А другая часть, к которой больше доверия, шепчет: “Брось, не морочь себя, без игры не бывает!”. Поэтому желание жить без игры это… Как бы точнее определить… Нечто условное. Кроме того от желания до возможности “дистанция огромного размера”. Игра не прощает выхода. Это понимают все крупные игроки, в первую очередь те, кто так рискованно играл на чеченском поле.