Страница 13 из 15
За последние полгода Петя, похоже, стал уставать. Его вымотали эти короткие встречи и частые, без предупреждения, Ленины исчезновения. Потеряли остроту перепады от ликующей наполненности ее присутствием к долгим ночам без сна, мучительным из-за ревности и неразделенной любви.
И Петя сдался. Однажды утром он вышел из своей комнаты, как обычно, с красными глазами. Глядя куда-то поверх голов, он невпопад, срывающимся от обиды голосом громко крикнул:
– Уедем! Как можно быстрее! Если все готово, я могу хоть завтра!
После этого в доме все завертелось. И 29 января рокового для семьи 1919 года они погрузили свои вещи на извозчика и поехали к поезду, уходящему в Париж.
На вокзале творилось что-то невообразимое. Казалось, вся Москва собралась в эмиграцию. В сутолоке Таня с сестрами жались к матери, а Петя мрачно держался особняком, напряженно вглядываясь в снующую толпу. В толпе мелькали знакомые и полузнакомые лица бывших профессоров Московского университета, бывших князей, графов, знаменитых и полузнаменитых артистов…
Наконец, подали поезд. Толпа озверела. Люди оставляли налаженную привычную жизнь, родных и близких, и никто не знал, сможет ли вернуться когда-нибудь назад. Но оказалось, что все это неважно, все это меркнет в сравнении с ценностью их деревянных чемоданов, набитых барахлом, уродливо раздутых баулов и узлов. Драгоценную ношу несли на плечах, тащили волоком, прижимали к груди, как малых детей. Даже бывшие князья и княгини, профессора и профессорши сами тащили, волокли и сгибались под тяжестью тюков, ящиков, сундуков. То несла человека извечная сила – выжить! Согнутый, сгорбленный, почти ползущий, он не останавливался ни перед чем – ни перед падающими женщинами, ни при виде плачущих потерявшихся детей, ни перед стариками, еле передвигавшими ноги…
Растерянный, покрасневший князь впервые в жизни грубо кричал на жену:
– Дарья, держи этот баул! Ты что, ослепла – сумку забыла! Петя, проверь, мы все взяли?! Аня, Таня, тащите вдвоем этот чемодан! Всем садиться в поезд!
До крови ободрав руки жесткой веревкой, которой был обвязан тяжелый чемодан, девочки с трудом поднялись в вагон. Все места были заняты вещами и людьми. Впереди они увидели Петю. Он зло сбрасывал с полки чьи-то вещи.
У окна сидел маленький мужчина с каменным лицом. Вдруг он подскочил и, выставив вперед круглый живот, закричал фальцетом:
– Я герой войны! Не имеешь права, щенок!
– Я князь и тоже был на фронте, – ответил побледневший Петя.
– Все мы теперь князья… Бывшие… – сказали сбоку.
Бледный и ожесточившийся Петя продолжал расчищать полку от вещей. Мама с дрожащей одиннадцатилетней Катей села на освободившееся место. До отхода поезда оставалось минут пятнадцать.
Вдруг из конца коридора кто-то громко позвал:
– Петя! Петя!
Возившийся с вещами брат резко выпрямился.
– Лена?… – чуть слышно пробормотал он и рванулся в конец коридора.
Мама побледнела, беспомощно посмотрела на отца. Князь сделал резкое движение в сторону сына:
– Петя! Поезд отходит через несколько минут…
Но Петя уже ничего не слышал.
– Ничего страшного, Дашенька, – неуверенно сказал папа. – Он только простится с нею…
Несколько минут просидели молча. Мама невидящими глазами смотрела в окно, крепко прижимая к себе уставшую, засыпающую Катю.
В вагоне стало тихо. Все устроились на своих местах и ждали отправления поезда.
– Я не могу! Я не могу просто так сидеть! – не выдержала Дарья Андреевна. – Степа, пойди, позови его! Сейчас поезд тронется! Он опоздает!
– Мама! Папа! – неожиданно появился Петя. Глаза его были безумны. – Я не могу с вами ехать! Сейчас не могу! Я приеду позже! Мы приедем! Вместе с Леной!
Он задыхался и с трудом произносил слова.
– Не-е-е-ет! – вдруг по-бабьи заголосила мама. – Нет! Нет!
Она всем телом повисла на сыне:
– Петенька! Прошу тебя! Сыночек! Не оставляй нас! Петенька!
– Мамочка! – казалось, что Петя тоже плачет, но по другой причине. – Мамочка, дооогая, она сказала, что любит меня! Никогда этого не говорила, а сейчас сказала! Она любит меня! Мама, понимаете?!
Поезд медленно тронулся с места.
– Мама, прощайте! Вернее, до свидания! – Петя рванулся от матери к выходу. – Я клянусь вам, что скоро приеду!
Князь схватил сына за рукав:
– Ты никуда не пойдешь! Ты поедешь с нами!
– Вы с ума сошли! – Петя с силой толкнул отца, и тот упал к кому-то на колени.
Поднялся крик. Сестры заплакали. Поезд стал набирать ход. Петя побежал к выходу и выпрыгнул из вагона.
Дарья Андреевна упала без чувств на пол. Все столпились вокруг нее, пытаясь переложить ее на сиденье. И никто не знал тогда, что эта Лена своим появлением спасла Петю от жуткой участи всех мужчин этого поезда – князей, графов, профессоров…
В дверь негромко постучали. Таня вздрогнула от неожиданности, словно выныривая из прошлого.
– Кто там?
– Миссис Гур! Это я, Олег Петров. Ваш гид.
Таня остолбенело молчала.
«Все пропало! – подумала она. – Уже пришли за мной!»
На секунду перед ней возникла та ужасная картина, которую уже более полувека она гнала от себя: поезд… расстрел мужчин… и под железнодорожным откосом мама, ее тихая мама кричит нечеловеческим криком, а двое грязных, заросших солдат с красными бантами в петлицах срывают с нее платье…
– Миссис Гур, ваша подруга сказала, что вы неважно себя чувствуете. Я решил проверить, все ли в порядке. Может быть, вам нужен врач? У нас замечательные врачи!
– Я… – Таня пыталась сглотнуть ком, мешавший говорить. – Нет, не надо. Врач не нужен.
– Вам плохо? – заволновался за дверью Олег. – Я сейчас пришлю врача!
– Нет! – Справившись с накатившей волной страха, Таня подошла к двери и бодро заговорила: – Мне не нужен врач. Спасибо. Я, извините, Олег, не могу вас впустить: не одета! Вы уж простите старуху…
– Да, я понимаю, – не очень уверенно сказал он. – Не забудьте, что вечером идем в театр. Надеюсь, вам станет легче!
– Конечно, обязательно. Спасибо за беспокойство. Счастливой прогулки.
В изнеможении Таня сняла пальто и пошла в ванную освежиться холодной водой. Но едва она плеснула на лицо первую пригоршню воды, как раздался телефонный звонок. Забыв выключить воду, Таня рванулась в комнату и, думая, что это звонит Элизабет, схватила трубку:
– Алло?
– Хэлло, Франк? – прозвучал низкий женский голос. – Хау ар ю?
Ударение было поставлено на последнем слове, а в слове «ар» было тяжелое русское «р-р».
– Ноу, ай эм нот Франк! – в сердцах сказала Таня по-английски. – Энд ю шуд сэй: «Хау ар ю» инстэд оф «Хау ар 'ю».
– Чаго? Чаго? – непонимающе сказал голос по-русски.
– Короче, здесь нет никакого Франка! – на чистом русском ответила Таня и уже хотела положить трубку, но голос сказал:
– Во дает! На чистом русском шпарит! Слушай, ты каких предпочитаешь – блондинок или брюнеток?
Таня изумленно открыла рот, потом сказала:
– А разве… разве я звучу как мужчина?
– А какая разница? – без всякого смущения ответил голос. – Или ты только «стрэйт»?[11] Так я тебе парня пришлю. Тебе сколько лет?
– Восемьдесят три, – сказала Таня и спросила тоже на «ты»: – А тебе?
Гудки отбоя были ей ответом.
Таня удивленно постояла над телефоном и ушла в ванную. Через некоторое время пришла Элизабет.
– Уехали! – она восторженно сверкала очками. – Сама видела. А почему у тебя лицо красное? Ты плохо себя чувствуешь?
– Нормально. Это пройдет. – Таня приставила палец к губам и показала на приготовленный заранее блокнот.
Взяв ручку, торопливо написала:
«Джуди уже ушла? Ты видела?»
«Да», – написала ниже Элизабет.
Во всех книгах о советской России написано, что КГБ прослушивает номера иностранцев. Таня на этот счет специально консультировалась у того же своего знакомого русского эмигранта. Тот сказал, что прослушивать все разговоры иностранных туристов КГБ физически не в состоянии, но, тем не менее, ВСЕ номера интуристовских гостиниц в Москве оборудованы скрытыми микрофонами – на случай, если надобность в подслушивании возникнет. Поэтому лучше соблюдать меры предосторожности. И теперь, чувствуя себя чуть ли не персонажем шпионского фильма из серии «Мишн импоссибл», Таня лихорадочно писала в блокноте:
11
без отклонений.