Городок

Ну и ну, во дела столичные!

Анна же и её подруга оказались совсем не «фифами», а весёлыми и очень дружелюбными девушками.

«Во как, – думали местные театральные. – Мы бы не смогли. Мы бы хоть немного, но поругались. Или отметили, что туалеты – на улице. Безобразие!»

А эти девушки – ничего. Ходили в лес, набирали грибов. Купили вина, и вечером после очередного спектакля было даже весело.

Нюта, так стали называть Анну актрисы, сразу согласилась спеть немного.

Алябьева, Верстовского, несколько арий из опер.

Так всё и было. И здорово. Публика принимала Анну на ура. Местные расслабились и подобрели. Совсем всё стало хорошо, когда Анне пришла молния:

«Связи срочным подписанием контракта турне Европе немедленно прошу прибыть дирекцию театра.

Директор»

Вот и всё. Художник было хотел всё-таки что-то сделать, сказать. Даже сделал набросок поясного портрета. Но объясниться не успел.

Ту-ту, поезд умчал Анюту Кернер из жизни художника.

Кто знает, как сложилось бы. Правда, мама художника тихонько своему мальчику, впавшему в меланхолическое состояние, сказала мудрые слова. Как каждая мама.

– Особенно не переживай. Придёт время, и всё образуется. Просто помни, что у тебя – мама. И это – на всю жизнь. Даже если меня и не будет.

Ажиотаж постепенно затих. Народ вновь смотрел «Бесприданницу» или слушал «Чио-Чио-Сан» и переживал. «Какой же мерзкий этот капитан! Бросил девушку, да с ребёнком. Его бы на профбюро вытащить. Враз бы в ум вошёл».

На периферии девушки вообще более чувствительны и сентиментальны.

«Провинциальные города»

Российский городок

Томск

Торжок

Кострома

Плес

Углич

Углич

Волжин. Белоруссия

Белорусская деревня

Старо-Борисов

Слоним

Минск начала 20 века

Обновленная провинция

Раков

Градообразующий барак

Ещё одна улочка в Городке была уважаема и пользовалась вниманием. Не столько жителей, сколько властей города.

Вернее, и тех, и других.

Называлась она с самого начала, этак года с 1915-го, а может, чуть раньше, «Электросила». Но народ сразу назвал её «Электрическая». И всё.

Конечно, тут же немного сократили – стали звать «Лектрическая». Улица была как все в Городке. Не особенно проездная. Травка. Цветы перед домами.

Но вот дома были интересные. Звались они испокон веков «бараки».

Построены были добротно. Часто артели строили просто для себя. Ибо после бараков все переходили на строительство сердца Городка – электростанции.

На самом деле электростанция давала Городку постоянную работу на самой станции, работу вокруг станции, жизнь, наконец, всему городу.

Ну что бы делали трамваи Городка, театр, больницы, школы, Дворец культуры? Недаром глава Городка, он же тайком писал стихи (очень, кстати, плохие), кричал на одном совещании:

Так вот, построены были бараки. Об двух этажах. Типовые. Ещё Морозов Савва для своих ткачей такие бараки строил. И стоят они по всей Руси. Стоят уж, пожалуй, век. Или даже больше.

Ежели за ними наблюдать, да народ бы проживающий не распоясывался, то впору на бараки Городка вешать табличку будущего «Дом образцового содержания».

На самом деле, строения из дерева поддерживать в добром состоянии не трудно, ежели только у проживающих лиц мужского пола руки растут откуда надо.

Вот так спокойно и жил народ в бараках, где в просторных кухнях стояли столы. Их было от восьми до одиннадцати с примусами, керогазами, утюгами угольной растопки и прочими крайне необходимыми семье предметами. Даже самовары были.

Ещё помнят строители бараков отряд полотёров, натиравших до невозможного блеска полы в комнатах. Коридор, кстати, не натирался. Просто жильцы никак не могли сговориться, кто и как за коридор должен платить.

Обычно всё упиралась в одинокую бабку, которая на все увещевания коллектива жилищного отвечала спокойно и флегматично:

– Мене до смерти и в таком колидоре будет ладно. А кому неймеца, пущай и трёть его, етот ваш колидор. Я по нему не хожу.

Этот довод бабки, что она-де коридором не пользуется, приводил жильцов в полное замешательство. Народ сдавался. Коридор не натирался и становился всё грязнее и грязнее. Но что делать? Все – человеки.

В бараках была, как уже указывалось, большая кухня.

И комнатка, где можно было умыться. Правда, и на кухне висел рукомойник. Споласкивай руки. Над ним – зеркальце. Мутное, грязноватое, забрызганное зубным мелом, но всё же видеть своё не очень ясное отражение было можно. Может, и к лучшему, что в лёгком тумане.

Вот туалета было не предусмотрено. Он построен на улице. Конечно, на задворках бараков. Каждому бараку – отдельное строение. С мужским и женским отделением. Как правило, одно из них было всегда заколочено.

Кстати, во времена царизма нужники бараков чистились. Была служба.

Известно кто – золотари. При наступлении свободы золотари были призваны в РККА, милицию и другие органы как знающие тёмные закоулки жизни. Туалеты стали бесхозными. А новая власть городская денег для гигиены барачных нужников изыскать не смогла. Мол, золотари теперь тоже трудящиеся, а говно убирать должны все.

Таким образом золотари остались. Нужники – тоже. Но пользоваться ими по причине переполнения не представлялось никакой возможности. Спасло переулок Лектрический и народ браков решение города: «Больше терпеть эту вонь в районе электростанции невыносимо. Срочно проводим канализацию». Что и было, слава Богу, сделано. Теперь даже бабка противная в туалет ходила. За цепочку дёргала. Вода с шумом низвергалась.

Все были счастливы. Да как бы!

Цепочки для слива были удобные, стандартные, с фаянсовой белой ручкой.

Она видна даже при свете лампочки Ильича, то есть 25 свечей.

Конечно, нашлись, как не найтись! Стали эти ручки снимать. Это не трудно. Кольцо разожми, и всё. Ручка в кармане. Зачем она и кому нужна – никто объяснить не мог.

Жильцы разводили руками, материли тихонько друг друга. Но что делать?