Кто вы, юкагиры

Семен Курилов принадлежит к той же группе бетильцев, т. е. «объюкагиренных» тунгусов. Вместе с тем еще не так давно он, по его словам, относил себя к потомкам бывшего 2-го Алазейского рода (Эрбэткзн), который имеет ламутское происхождение, а его брат Гавриил Курилов — к потомкам бывшего 2-го Каменно-ламутского рода (Ходейджиль, или Хододил), в членах которого можно видеть потомков анадырско-колымских ходынцев. Это лишний раз показывает, до какой степени «все смешалось» «в доме» юкагиров… В конце-концов братья сошлись на том, что они юкагиры-алаи, а точнее — потомки бывшего 1-го Алазейского рода, представлявшего, но Йохельсону, «остаток древнего населения Большой тундры»{37}. Я бы, со своей стороны, предложил им именоваться хангаями, поскольку этнонимы Бетильский и Ханганский в Алазейской (Большой) тундре считались синонимами…

Примечателен разговор, который состоялся у меня на озере Малое Улуро с эвенкой Акулиной Лаптевой, женой юкагира А. П. Атласова. Мне хотелось выяснить, что она знает об этнониме «илкан», который, по слухам, бытовал среди западных групп эвенов.

— Слыхали ли вы слово «илкан»? — спросил я.

— Слыхала, — ответила Акулина. — Так называли наших предков.

— А что значит «илкан»?

— «Настоящий».

— «Настоящий» — кто?

— Настоящий вадул…

— Но ведь вы, кажется, эвенка?

Тут началась путаница. Акулина перестала отвечать на вопросы. Не без труда мы все же пришли к такому соглашению: «настоящие» вадулы (одулы) — это ее муж и другие Атласовы, а не она сама и не другие эвены.

— А кто по национальности Елизавета Николаевна Курилова?[26],— спросил я, когда мы уладили наш «конфликт».

— Эвенка, — уверенно ответила Акулина.

И юкагиры, и эвены Алазеи индифферентно относятся к вопросу о своей национальности и одинаково охотно готовы «писаться» как эвенами, так эвенками и юкагирами. Все алазейские эвены знают юкагирский язык, но не все юкагиры знают эвенский. Это указывает на то, что приоритет принадлежит юкагирской традиции как более давней. И эвены, и юкагиры хорошо владеют якутским языком. Последний, наряду с русским, сейчас является языком, на котором общается все многоязыкое население алазейской тундры, не исключая и русских старожилов. По-юкагирски между собой разговаривают только юкагиры, да и то не все, в основном — пожилые.

«ЭВЕН СКАЖЕТ НЯН, ДУТКИН СКАЖЕТ ТОБАР…»

Посмотрим, что же происходило на соседней с Алазеей Индигирке, где в XVII в. жили юкагиры — шоромбойцы, янгинцы и олюбенцы.

Потомки этих юкагиров в течение XVIII и XIX столетий испытывали на себе настойчивое культурное и языковое воздействие со стороны ламутов, превосходивших их по численности. В низовьях Индигирки юкагиры смешивались также с русскими старожилами — жителями селения Русское Устье, якутами и чукчами, пришедшими сюда во второй половине прошлого века.

Сотрудники Верхоянского этнографического отряда Якутской экспедиции АН СССР, работавшие там в 1927–1929 гг., отмечали, что тип «русскоустьинцев», особенно мужчин, «более сходен с юкагирским, что объясняется длительной метисацией» населения{38}.

Семейство Варакиных — жителей Русского Устья — ведет начало от юкагирского князца (старосты) Ефима Варякина, возглавлявшего в 60-х годах прошлого века Кункугурский юкагирский род. Добавлю, что по своему названию этот род был ламутским, но его члены, по-видимому, представляли собой смешанную ламутско-юкагирскую группу.

В 1912 г. в Русском Устье жил ссыльный В. М. Зензинов, автор ряда работ о Якутии. Он писал, что здешних юкагиров «осталось 2–3 человека, живущих в русских семьях на положении работников; они уже сильно обрусели. Только в 20–30 верстах к востоку от Шевелева[27] живут с небольшими стадами оленей юкагиры, 5–7 семей… летом, в «комарное время», они спускаются к морю. Еще дальше, на восток, и немного южнее, на каменистой возвышенности, живут более многочисленные «каменные юкагиры»{39}. «Оленными» и «каменными» юкагирами здесь названы ламуты.

В настоящее время, по моим данным, в Аллаиховском районе Якутской АССР живет, не считая русских и якутов, около 250 эвенов (бывших ламутов) и около 40 юкагиров. Их почти невозможно различить ни по языку, ни по образу жизни, ни по внешнему облику. «Эвен скажет нян, Дуткин — тобар», — так объяснял мне разницу между индигирскими эвенами и юкагирами юкагир И. И. Никулин (имелся в виду «топор»). Местные жители, относящие себя к юкагирам, не употребляют общеюкагирского самоназвания одул, а именуются либо дуткэ, либо бугуч. Часть юкагиров дуткэ носит фамилию Дуткин. Происхождение указанных этнонимов мне пока не совсем ясно.

И наконец — Яна…

Во второй половине XVII в. источники отмечают на нижней Яне значительное количество ламутов — выходцев с отрогов Верхоянского хребта. Это явилось причиной быстрого «оламучения» местных юкагиров-янгмк^ев. В 1722 г. там еще числился юкагирский Мелетин род, состоявший всего из трех плательщиков ясака, но в конце 1730-х годов его представители уже значились ламутами…

Наряду с ламутами на рубеже XVII и XVIII столетий в низовьях Яны росло также пришлое якутское население. В 40-х годах XVIII в. сообщалось, что в Устьянском зимовье живут якуты, занимающиеся собаководством, и «немногочисленные юкагири».

Уже во второй половине того же века академик И. И. Георги отмечал, что в языке янских юкагиров много якутских слов. В конце XIX в. якуты этого района численно превосходили ламутов и юкагиров вместе взятых. Последние, контактируя с якутами, сначала научились понимать их, а потом и сами заговорили по-якутски.

В общем и на Яне юкагиров не стало, хотя значительная часть местного кочевого населения продолжала, по традиции, именоваться в документах юкагирами. Жители верховьев Омолоя в 1865 г. причислялись к Каменному юкагирскому роду, а жители низовьев этой реки — к Смоленскому юкагирскому роду (правильно — Омолойскому). Юкагирами начали называть также ламутов — членов Дельянского и Кункугурского родов.

Иными словами, здесь повторилась та же история, что на Анадыре, нижней Колыме и Индигирке…

Глава 3

ЧЕРЕЗ ЭПИДЕМИИ И ГОЛОДОВКИ

«БОЛЬШАЯ», «ДУРНАЯ», «СТРАШНАЯ», «УЖАСНАЯ»

Начиная с XVII в. главным незримым врагом юкагиров была оспа — по юкагирской номенклатуре «большая болезнь».

«На туземцев она наводит панический страх, — писал об оспе А. Аргентов, — Самые лютые (знаменитые. — В. Т.) шаманы в робость приходят от оспы и к пораженному ею страдальцу не осмелятся приступать… Паника усиливает эпидемию»{40}.

В первой четверти XIX в. юкагирам стали делать прививки. Согласно документации Нижнеколымской церкви, в 1813–1817 гг. «коровью оспу» привили многим десяткам юкагиров и ламутов Колымы. Несмотря на это, оспа продолжала косить юкагиров с не меньшей силой, чем прежде. По данным Аргентова, в XVII–XVIII и первой половине XIX в. эпидемии повторялись через каждые 70–80 лет. Во второй половине XIX в. в Северной Якутии эпидемии вспыхивали по меньшей мере трижды.

Судя по материалам доктора Е. А. Дубровина, хранящимся в Якутском филиале Сибирского отделения Академии наук, «страшная эпидемия оспы» разразилась в 50-е годы XIX в. на огромном пространстве от Олеиека до Индигирки. В 1884 г. эпидемия «черной оспы» охватила низовья Индигирки. Бежавшие с Индигирки чукчи-оленеводы занесли болезнь на Колыму. Эта эпидемия почти вдвое сократила численность некоторых юкагирских родов. В 1-м Смоленском роде от оспы погибло 33 человека из 70.

Эпидемия оспы, прокатившаяся по Колымскому округу зимой 1889 г., унесла 10,5 тыс. человек. Согласно преданию, юкагиры 2-го Алазейского рода, испытывавшие нужду в табаке, подкочевали к русскому селению на Алазее. Русские прокричали им об оспе, советуя уезжать, но юкагирам хотелось курить. Они попросили передать им табак на острие копья. Предосторожность не помогла — этот род почти весь вымер от оспы.