Кто вы, юкагиры

Эти люди — юкагиры.

По юкагирским преданиям, юкагиров когда-то было так много, что их костры освещали всю тундру. От того времени на небе остался отсвет юкагирских костров — северное сияние. Якуты и русские старожилы Северо-Восточной Якутии до сих пор называют северное сияние «юкагирским огнем»…

ОТ ЗЕНЫ ДО АНАДЫРЯ

Первым русским, «проведавшим» Северную Якутию, был тобольский казак Иван Ребров, который в 1635 г. пробрался (по-видимому, с нижней Лены) на Яну и побывал «в Юкагирской и Катылинской землице». «Катылинской землицей» он называл Катылинскую волость, где жили переселенцы с Алдана — якуты. Ребров собрал с якутов и юкагиров первый, ясак в размере 14 сорокой соболей (560 штук) и поставил на Яне зимовье. Вероятно, это было Верхнеянское зимовье.

С Яны Ребров пошел «по морю в новую сторонную реку, в Нганы, и в Юнгази, для прииску и приводу новых людей и землиц»{7}.

В XVII в. под «приводом» понималось приобщение коренных жителей к числу подданных русского царя: их приводили «под высокую царскую руку». Обыкновенно «привод» сопровождался захватом у новых подданных заложников — «аманатов», которые сидели в острогах и зимовьях в качестве гаранта того, что их сородичи будут исправно платить «государев ясак», т. е. подать мехами.

Судя по челобитной Реброва, он был первым русским в на Индигирке. В 1638 г. он поставил там два зимовья и выехал оттуда в 1641 г. с ясаком в Якутский острог. К сожалению, Ребров не отличался словоохотливостью — в челобитной о своей службе он почти ничего не говорит о юкагирах. В 1638 г. на Яне и Индигирке побывали другие ленские служилые люди — Посник Иванов, Иван Ерастов, Федор Чюкичев и др. Они и рассказали о том, какие группы юкагиров жили в то время на этих двух реках.

Юкагиры, обнаруженные русскими на верхнем правом притоке Яны — Адыче («Одучее») (на всем протяжении Яны русские встречали только якутов), оказались охотниками-оленеводами. Оленеводами оказались и чендопские юкагиры.

Забегая вперед, замечу, что эти, наиболее западные юкагиры, сильно смешались с тунгусами. Временами они появлялись и на нижней Лене, где русские их называли то тунгусами, то юкагирами. Поскольку все местные юкагиры были так или иначе связаны с бассейном Яны, они обыкновенно именовались янгинцами, или яндинцами, от тунгусского обозначения Яны — Янга.

На Яне и в прилегающих районах в середине XVII в. насчитывалось 170 плательщиков ясака, т. е. взрослых охотников. Если считать, что один такой охотник приходился на семью из четырех человек, то все местное юкагирское население достигало 680 человек[11].

Гораздо больше юкагиров жило на Индигирке. Со слов Посника Иванова якутские воеводы так докладывали царю о вновь открытой реке: «А Юкагирская-де, государь, землица людна и Индигерская река рыбна. Будет-де, государь, впредь на Индигерской реке, в Юкагирской землице, сто человек служивых людей, и тем-де людем можно сытым быть рыбою и зверем без хлеба. И в Юкагирской-де, государь, землице соболей много. И в Индигирь-де, государь, реку многие реки впали. А по всем тем рекам живут многие пешие и оленные люди. А соболя и зверя всякого много по тем рекам и землицам»{8}.

В верхнем течении Индигирки, куда сначала попали Посник Иванов и его товарищи, жили «пешие и оленные юкагиры — шоромбойские и енгинские мужики»{9}. Насколько можно понять, шоромбойцы были оленеводами, а «енгинские мужики» — пешими охотниками. В последних нужно, как я думаю, видеть янгинцев — бывших жителей верхней Яны.

Стойбища шоромбойцев и «енгинцев» тянулись, видимо, до устья левого притока Индигирки — Уяндипы. Вероятно, это та самая река, которую Иван Ребров в 1635 г. называл Нганой (название Уяндина она получила по имени местного юкагирского князца Уянды).

Ниже шоромбойцев и «енгинцев» на Индигирке жили юкагиры-олюбенцы. Князец Уянда и другие юкагиры рассказывали о них следующее: «…есть-де вниз по Индигерской реке, у тундр, край лесов, живут юкагири, а род их имянуется Олебензии; два князца-де у них, одному-де имя Морле, а другому — Бурулга. А промеж собою-де они братья сродные. Морле-де живет, к морю пловучи, в левой протоке, а Бурулга-де — в правой»{10}.

Среди индигирскйх юкагиров насчитывалось в середине XVII в. 268 ясачных плательщиков. Следовательно, юкагирское население составляло приблизительно 1070 человек.

Наряду с юкагирами в верхней части бассейна Индигирки в первой половине XVII в. жили ламуты[12] и якуты. Последние появились там уже после прихода русских. Ламуты, продвигаясь вниз по течению Индигирки, начали теснить юкагиров. В 1656–1658 гг. часть «енгинцев» ушла с верховьев Индигирки к Уяндинскому ясачному зимовью, находившемуся в устье Уяндины.

Летом 1642 г. уже известные нам служилые люди Иван Ерастов, Федор Чюкичев и др. (в том числе Семен Дежнев), разузнав о пути у олюбенских князцов Морле и Бурулги, выплыли к Алазее морем из устья Индигирки.

«А по той… реке живут и кочюют многие алайзейские юкагирские люди, а ясаку-де оне, юкагири, николе не давали и служилых людей оне не видали. А живут оне в избылых (т. е. не на одном месте, — В. Т.), а князцев у них зовут Невгоча и Мундита», — говорили русским Морле и Бурулга. О Невгоче Бурулга сообщал, что он ему «брат названой»{11}.

Проводником в плавании на Алазею у служилых людей стал сын Бурулги — Чепчюга.

В глазах юкагиров люди, появившиеся на парусном судне в устье Алазеи, «имели вид и странный, и страшный: у них лица были косматые, а руки — вооруженные громоносною молнией»{12}.

Дойдя до лесных мест, служилые люди поставили Алазейское зимовье. Аманатская «казенка» начала наполняться заложниками, а их сородичи начали приходить с соболями.

Алазейские юкагиры были оленеводами и, подобно тунгусам, ездили на оленях верхом. Не случайно, видимо, казак Иван Белява, побывавший на Алазее в 1643 г., называл тамошних жителей «юкагирскими тунгусами». В ясачных документах алазейские юкагиры иногда именуются алазеями. Исследователь юкагиров В. И. Иохельсон в конце XIX в. записал юкагирский вариант того же этнонима — алаи.

Численность алазейских юкагиров достигала в середине XVII в. 580 человек (145 плательщиков ясака). Кроме них, между Алазеей и Колымой кочевали также чукчи-оленеводы.

Алаи тесно общались со своими соседями как на Индигирке, так и на Колыме. Захваченный русскими в плен на Индигирке колымский шаман Пороча говорил, что «алазейские мужики ходят по вся годы на Ковыму-реку к ковымским мужикам, к пешим и оленным, в гости… А Ковыма-де река собольна, и которые сторонние реки пали в Ковыму, и те реки собольны ж, а люди на Ковыме-реке и по сторонним рекам… живут юкагири и соболей промышляют много»{13}.

На Колыме русские появились около 1643 г. и тогда же основали Средвеколымское зимовье. Нижнеколымское и Верхнеколымское зимовья были поставлены в 1644–1647 гг.

Нижнеколымских юкагиров русские иногда называли омоками, а для верхнеколымских не существовало определенного названия. Б. О. Долгих полагал, что к верхнеколымским юкагирам можно прилагать записанное Иохельсоном название когимэ, которое, вероятно, просто означает «колымские». Большинство нижнеколымских юкагиров было оленеводами, а большинство верхнеколымских юкагиров не имело оленей. Вся группировка колымских юкагиров (включая и омолонских) насчитывала в середине XVII в. 270 плательщиков ясака, т. е. приблизительно 1080 человек.

Омоки вначале мирно уживались со своими западными соседями — чукчами. В 1649–1650 гг. состоялось даже совместное выступление колымских юкагиров и чукчей против служилых людей. Юкагиры-омоки «Еюк, да Тимка, да Нирпа, да Ермо, да Аил, сын Кигича, да Игольник с родниками и со всеми своими улусными людьми… призвали неясачных омоков и с моря чукоч и хотели на рыбной ловле служилых людей побить»{14}.