Кто вы, юкагиры

«Сильным охотником» был для своей многочисленной семьи Е. И. Шадрин. По его словам, он, в молодости «легкий» на ногу, неутомимо «бегал» до горам и лесам в поисках пищи.

Составная семья юкагиров вела общее хозяйство и благодаря этому могла противостоять превратностям кочевой охотничьей жизни. «Одну куропатку найдя, ее едим все. Одного дикого оленя убив, его едим все. Сеть закинув, один хариус попадается — его все едим», — рассказывали о себе верхнеколымские юкагиры{122}.

Проводник и переводчик Иохельсона верхнеколымский юкагир Алексей Долганов нарисовал выразительную картину жизни своих соплеменников в условиях первобытного коммунизма: «Если снег глубокий (для охотничьего промысла. — В. Т.), в глубоких местах (подо льдом. — В. Т.) сети спускаем. У кого бывают две сети, у кого одна. В одной чёпке рыба есть, в другой чёпке — нет. В рыбной чёпке две сети имеющий рыбу промышляет… Теперь, если сети имеющий рыбу упромыслит, это с не имеющим сетей поделит. Одну сеть имеющий, одну-две, иной раз много [рыбы] поймает — это все делит».

И еще: «Промышленники-парни, с каждого дома по одному, в лес, на горы, дикого оленя разыскивая, ходят. Таким образом ходя, если одного-двух диких оленей убьют, их, всем разделив, живем. Диких оленей ищущие отдельно кочуют; в чёпках сети ставящие, удящие, лед долбящие тоже отдельно ходят… Убившие [диких оленей] шкур не берут. Нуждающиеся, без одежды, люди шкуры имеют… Убившие их [оленей] головы [себе] берут. Это мясо [дикого оленя] всем паями делят»{123}.

*

Интересы совместного труда и быта требовали от членов общины известной выдержки, иначе их жизнь была бы омрачена взаимными ссорами, ревностью и даже местью. Может быть, отчасти поэтому мы встречаем у юкагиров обилие ограничений, совершенно или почти совершенно неизвестных у тунгусов. «Между здешними инородцами исстари ведется обычай, что члены одного семейства не должны разговаривать между собою без особенной нужды, исключая мужа и жены, а также женского пола между собою, — писал А. Е. Дьячков о жителях Анадыря. — Например, ле разговаривают свекор с невесткою, деверь с невесткою, брат с братом, если оба женаты, и отец с сыном, если сын женатый. Если свекору нужно что-нибудь сказать невестке, то он говорит это своей жене, т. е. свекрови, чтобы она передала его слова невестке. Если в семье малые дети, то этих детей употребляют вместо толмачей…»{124}. Дьячков думал, что такой обычай «происходит по какой-то мнимой стыдливости».

У верхнеколымских юкагиров в разговоры не вступали тесть и теща — с зятем; свекор и свекровь — с невесткой; мужчина — с мужем младшей сестры и женой младшего брата; женщина — со старшим братом мужа; мужчина — со старшим братом жены. Родственники-мужчины не могли вести между собой разговоры об их отношении к незамужним женщинам, а родственницы-женщины — об их отношении к мужчинам. Иохельсон как-то попросил своего переводчика Алексея Долганова объяснить, в каких отношениях состоял его двоюродный брат с дочерью «родового кузнеца», но получил такой ответ: «Это мой родственник, и я не могу с ним говорить о таких вещах»{125}.

Запрет на общение с определенными категориями лиц, нигде не записанный и наказуемый разве что порицанием, действовал на сознание юкагиров как безусловный «категорический императив». Иохельсон приводит рассказ, слышанный им от верхнеколымских юкагиров. Два брата жили вместе со своей старшей сестрой и ее мужем. Друг с другом они не разговаривали и не шутили. Однажды во время праздника один из братьев надел «кукашку» зятя и принял участие в пляске. Другой брат, думая, что видит зятя, решил над ним подшутить и неосторожно дотронулся до него. Как только он убедился в своей ошибке, упал замертво от разрыва сердца.

Верхнеколымские юкагиры обозначали «обьгчай неговорения» термином нэксиинии, тундровые — мэнэнайнии, а «оламученные» юкагиры нижней Индигирки — ламутским словом тункамэтэк. Все три термина можно перевести одинаково — «взаимно стесняться». Лица, связанные «взаимным избеганием», назывались верхнеколымскими юкагирами ниал, а тундровыми — найл.

Иохельсон считал, что юкагирский «обычай неговорения» был призван предупреждать кровосмесительные браки, которые, судя по фольклору, были довольно частым явлением в древности. На мой взгляд, этот обычай — результат двойных экзогамных запретов, существовавших у юкагиров вследствие их смешения с тунгусами.

«Неговорение» охватывало не только кровных родственников и свойственников, но и лиц, относившихся к различным возрастным категориям: мужчины старшего поколения не могли непосредственно общаться с женщинами младшего поколения.

Старшие у юкагиров, как и у тунгусов, обращались к младшим по имени, но младшие, обращаясь к старшим, должны были прибегать к термину, определявшему степень родства между ними («дядя», «тетя», «старший брат» и т. д.).

Как и у тунгусов, у юкагиров можно выделить три основные возрастные группы: родственники старше отца и матери (деды и бабки); родственники младше отца и матери, но старше «меня» (старшие братья и сестры); родственники младше «меня» (младшие братья и сестры).

И у тунгусов, и у юкагиров «мой старший брат» и «младший брат отца» обозначаются одинаково. Равным образом одинаково обозначаются «мой младший брат» и «мой сын», «моя младшая сестра» и «моя дочь».

В этой возрастной категории родственники по полу не выделяются и одинаково именуются эмдз (эмджэ) у верхнеколымских юкагиров и эмдэн (эмджэн) — у алазейских.

Совпадение систем родства юкагиров и тунгусов объясняется взаимной диффузией обоих народов, о чем уже неоднократно говорилось. Победа в этом процессе осталась на стороне тунгусов. Юкагиры, в особенности тундровые, заимствовали у тунгусов даже некоторые термины: ама — «отец», вниз — «мать», ака — «старший брат», экза — «старшая сестра», яду — «муж».

Правда, есть в юкагирской системе родства и некоторые отличия от тунгусской: в ней более четко выделяются кровные родственники со стороны отца и матери. Например, у тунгусов старшие братья отца и матери обозначаются одинаково (как у русских), а у юкагиров дядя со стороны матери именуется хаха, а со стороны отца — чомочиэ (верхнеколымский диалект). Такая детализация отражает двусторонний характер экзогамии у юкагиров.

Итак, в древности у юкагиров существовал материнский род. Контакты и браки с тунгусами плюс заимствование у последних оленеводства привели к «деформации» материнского рода в составную семью. У тундровых юкагиров на смену матрилокальному браку пришел патрилокальный, что отвечало стремлению отца передать своих оленей по наследству сыну, а не зятю. У таежных юкагиров, культура которых более самобытна, стали параллельно сосуществовать обе эти формы.

Глава 9

ГРУППОВОЙ И ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ

ПОРТРЕТЫ ЮКАГИРОВ

ЭТНИЧЕСКОЕ ДОСЬЕ

Собравшись пополнить этническое «досье» юкагиров справкой об их душе и характере, я сразу же попал в затруднительное положение.

Священник А. Аргентов писал: «…обитатели тундр глубокого Севера, несмотря на мнимую, кажущуюся суровость свою, одарены теплыми сердцами»{126}. А уж он-то, прожив 13 лет среди этих людей, должен был знать их достаточно хорошо.

О «кротком нраве» и честности юкагиров сообщал русский врач Ф. М. Августинович, посетивший Колыму около ста лет тому назад.

Первый глубокий исследователь и лучший знаток юкагиров В. И. Иохельсон дал им следующую аттестацию: после камчадалов юкагиры — самые скромные из аборигенов Севера.