Страница 27 из 54
Следует, однако, подчеркнуть, что и после поражения восстания «комунерос» испанская демократическая традиция отнюдь не исчезла: не были полностью ликвидированы муниципальные права самоуправления, продолжало существовать прогрессивное крыло деятелей испанской культуры.
Поэтому та Испания, которая хлынула в Новый Свет, не была чем-то однородным с социальной точки зрения: вместе с Испанией королевского деспотизма на американской земле укоренилась и Испания «комунерос» и гуманистов; наряду с духом религиозной нетерпимости и фанатизма туда был привнесен дух тех, кто умел ставить на колени собственных королей.
Сложность и неизбежная неоднозначность оценки роли Испании в Новом Свете связана с тем, что испанская культура (в широком смысле, как способ бытия нации) была перенесена в Америку как противоречивое единство реакционной и прогрессивной сторон. Здесь важно учитывать обе части данного определения: как сущностную противоположность, так и нерасторжимое единство этих сторон в рамках социально-этнического целого.
Следует оговориться, что это целое также имело сложную структуру: испанская нация находилась в стадии формирования, а в рамках испанского королевства сосуществовали разные этносы, составлявшие, однако, различные части складывавшейся единой общности.
В целом в эпоху конкисты и трехвекового колониального господства в рамках того единого в своей противоречивости социального целого, которое представляла собой Испания, преобладала реакционная сторона. В результате, говоря словами X. К. Мариатеги, «колонии Испании — нации, скованной традициями века аристократии, подвергались влиянию, отмеченному печатью упадка»{116}. Но на различных исторических этапах конкретное соотношение реакционных и прогрессивных тенденций в испанском наследии менялось. Преобладание имперской Испании, Испании феодальной реакции после поражения восстания «комунерос» в 1521 г. было закономерным. Однако эта закономерность проявлялась как тенденция в постоянной борьбе с контртенденцией к развитию и укреплению прогрессивной, гуманистической традиции.
Лучшей иллюстрацией данному утверждению может служить развернувшаяся в XVI в. важнейшая по своему значению и по своим последствиям идейная полемика о Новом Свете. Содержание ее составляли две темы, в конкретной действительности представшие в нерасторжимом единстве: осмысление и оценка индейского мира и самооценка мира иберийской Европы в связи с действиями ее представителей в Америке. Участники этой борьбы, принадлежавшие к многоликой и противоречивой испанской общности, представлявшие различные тенденции в ее культуре и общественной жизни, в то же время стоят у истоков различных и противоположных по своему социальному содержанию латиноамериканских традиций.
В ходе полемики XVI в. столкнулись между собой представители реакционного испанизма, имперской идеологии и сторонники очень своеобразного по своим конкретно-историческим формам явления, все же бывшего специфически испанской разновидностью общеевропейского феномена, — испанского гуманизма. Сущность имперской позиции составляло наряду с оправданием завоевания и жесточайшей эксплуатации местного населения возвеличивание Испании, на которую Провидение возложило якобы почетную миссию христианизации индейцев. С наибольшей ясностью эту сущность выразил главный хронист испанского короля (императора Карла V) X. Хинес де Сепульведа, а самое подробное обоснование точка зрения имперского испанизма нашла в работах Г. Фернандеса де Овьедо-и-Вальдеса и Ф. Лопеса де Гомары{117}. Названные идеологи конкисты заложили основу так называемой «розовой легенды» о роли Испании в Новом Свете, сущность которой составляла идеализация конкисты и колониального режима.
Деятельность сторонников реакционного имперского испанизма встретила серьезное сопротивление со стороны гуманистических кругов Испании. Наиболее яркими представителями гуманистического лагеря были Б. де Лас Касас и Ф. де Витория. Для дальнейших судеб латиноамериканской гуманистической традиции ключевое значение имеет, несомненно, фигура Лас Касаса. Его мировоззрение и деятельность неоднократно становились предметом подробного исследования, в том числе и в советской латиноамериканистике{118}. В связи с данной темой необходимо отметить следующее.
Столкновение с необычной действительностью Нового Света и реалиями конкисты привело к кризису сознания мыслящей части испанского общества, оказавшемуся в конечном счете продуктивным. Ломка прежних представлений, огромное расширение горизонтов познания мира и человека, активное осмысление нового материала — все это привело в итоге к переходу испанской гуманистической традиции на качественно более высокий уровень развития. Пожалуй, этот уровень можно выразить одной фразой Б. де Лас Касаса: «Все нации мира — люди…»{119}
Это был полный и осмысленный разрыв с принципом «они и мы», с этой «окаменелостью поведения», в плену которой находилось сознание как самих конкистадоров, так и идеологов конкисты типа X. Хинеса де Сепульведы. Разрыв, ставший концентрированным результатом титанической духовной работы. От осуждения отдельных зверств конкистадоров Лас Касас через страстное утверждение мысли о человеческой полноценности индейцев пришел к оправданию права угнетенных на восстание и к обоснованию необходимости ухода Испании из «Индий», восстановления их независимости, возвращения индейцам их земель и богатств. В конце своей духовной эволюции Лас Касас пришел к взглядам, во многом предвосхитившим центральные идеи XVIII в. — века Просвещения: необходимости управления человеческим сообществом в соответствии с законами разума, трактуемыми как «естественный» (и одновременно божественный) закон; права народов на суверенитет и на соответствующие действия в отношении тех, кто нарушает это право и «естественный закон»: «Там, где правосудие отсутствует, угнетенный и обиженный вправе вершить его сам…»{120}
В плане рассматриваемой темы особенно важно отметить, что прорыв Лас Касаса к идее всечеловеческого единства стал результатом осмысления конкретных реалий Нового Света. Он вложил столько страсти в защиту его коренных обитателей, что земля «Индий» уже просто не могла быть для него чужой. Нарастание мотивов «всемирности», выход на общечеловеческую проблематику явно сопровождались у Лас Касаса постепенной «американизацией» сознания. Конечно, степень ее нельзя абсолютизировать, как нельзя не видеть с позиций сегодняшнего дня недостатков великого испанского гуманиста, связанных прежде всего с подменой конкретной и сложной действительности эпохи конкисты выдержанной в морализаторских тонах схемой, в которой безмерно идеализируемые индейцы, трактуемые как «природные христиане», воплощение всех добродетелей, противостояли больному, извращенному, греховному миру Европы. Однако такое противопоставление было объективно орудием борьбы с колониальной идеологией и, пожалуй, первым симптомом самоутверждения только еще рождавшейся новой человеческой общности перед лицом Старого Света.
Следует отметить, что Лас Касас и его сторонники сумели оказать достаточно существенное воздействие и на официальный курс испанской короны в отношении «Индий». Это оказалось возможным прежде всего в результате умелого и тонкого использования противоречии между королевской властью и конкистадорами. Главной, хотя и кратковременной, победой гуманистических кругов стали принятые в 1542–1543 гг. «Новые законы», основанные на идеях Витории и Лас Касаса (того периода).
Нельзя не принимать во внимание и исключительно сильное воздействие личности самого Лас Касаса на различных людей, в том числе и на императора Карла V. История взаимоотношений великого гуманиста и монарха сильнейшей в то время мировой державы содержит один в высшей степени любопытный эпизод. Был момент, когда Карл V под влиянием Лас Касаса и его единомышленников впал в такую моральную депрессию, что решил оставить Перу и вернуть власть инкам, «и только Ф. де Витория уговорил его не принимать такого решения до тех пор, пока инки сами не будут в состоянии поддерживать католическую религию в своей стране»{121}. Лас Касас наносил весьма чувствительные удары своим противникам. Так, на определенном этапе ему удалось добиться запрещения публикации трактата X. Хинеса де Сепульведы, трудов Овьедо-и-Гомары, т. е. наиболее известных своих идейных противников.