Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 207

К 1756 году Адамс побывал на нескольких мелких должностях в городских учреждениях и был избран на важный пост сборщика налогов. Финансы Бостона едва пережили его пребывание в этой должности. Адамс не был нечестным, а просто неэффективным. Он проработал почти десять лет и выполнял обязательства перед городом за счет того, что использовал собранные в текущем году средства для покрытия недоимок за предыдущий год. В 1765 году он бросил эту игру со счетами, когда задолженность достигла 8000 фунтов. Адамс так и не возместил их. Городской казначей подал на него в суд. Суд постановил, что Адамс должен выплатить 1463 фунта. Однако город не настоял на исполнении этого решения и через несколько лет полностью простил ему весь долг.

Симпатию Бостона к Адамсу, возможно, укреплял «Кокус-клуб» — политическая организация, объединявшая ремесленников, купцов, лавочников, нескольких адвокатов и врачей. Клуб сформировался за тридцать лет до революции, по-видимому, для того, чтобы оказывать влияние на городское собрание. Он выдвигал свой собственный список кандидатов на должности в местные учреждения, а затем делал все возможное, чтобы тех выбрали. Джон Адамс сообщал в 1763 году, что клуб собирался в мансарде дома Тома Доуса — каменщика, служившего в бостонском ополчении. Сэм Адамс был малозаметным, но полезным членом клуба.

Похоже, что во время борьбы против Акта о гербовом сборе в 1765 году клуб «Кокус» влился в «Сынов свободы». Участие Сэма Адамса в сопротивлении в том и в последующие годы было реальным, хотя и довольно туманным. Теперь же, когда возник кризис, вызванный актами Тауншенда и циркулярным письмом, он наконец обрел собственное лицо.

Чтобы циркулярное письмо было одобрено, Адамс, вероятно, признал все свои политические долги. Что важнее, время оказалось очень подходящим для фракции, поскольку в конце любой сессии представители городов из внутренних районов страны чаще всего торопились по домам. Вот и теперь, в начале февраля, когда зимняя сессия близилась к завершению, несколько консерваторов из этих городов уехали, очевидно, уверенные, что все важные вопросы решены. Оставшаяся часть палаты, которую Адамс, Отис и компания подталкивали и, возможно, принуждали, приняла циркулярное письмо, адресованное спикерам законодательных органов других колоний[285].

Циркулярное письмо нельзя назвать «радикальным» документом, оно не предлагало никаких конкретных мер, а лишь представляло собой попытку колониальных законодателей «достичь гармонии друг с другом». Несмотря на иносказательность этого предложения, оно было важным, поскольку должно было укрепить взаимодействие, возникшее в период Акта о гербовом сборе. В основной части письма содержалось твердое заявление конституционной позиции колоний. Ничего нового в нем не появилось, кроме уверенного отказа от иллюзии, что колонии могут когда-либо быть представлены в парламенте. В письме также убедительно излагалось становившееся все более распространенным в Америке мнение, что, хотя парламент являлся верховной законодательной властью империи, он, как и все правительственные и политические органы, пользовался властью на основании конституции — фундаментального закона, который не случайно гарантировал всем подданным право платить налоги с их согласия. Причины возникновения протестов против выплаты зарплат королевским чиновникам из налоговых доходов были ни чуть не менее важными — интересы, безопасность и счастье подданного. Что касается американского таможенного управления, то его способность наращивать численность подчиненных угрожала колониальной свободе[286].

Спикер Кушинг отправил циркулярное письмо спикерам всех других колониальных ассамблей. Несколько ассамблей в тот момент не заседали, но к концу весны ассамблеи Нью-Джерси и Коннектикута ответили положительно, а реакция палаты депутатов Виргинии оказалась по-настоящему драматической. Депутаты, которые в 1765 году повели колонии за собой, не собирались на сессию с апреля 1767 года. Губернатор Френсис Фокье, хорошо усвоивший смысл виргинских резолюций, теперь считал палату депутатов, по сути, подрывной организацией и благоразумно воздерживался от ее созыва, кроме тех случаев, когда, как ему казалось, у него не было выбора. Фокье умер 1 марта 1768 года, и его кресло занял Джон Блэйр — президент совета, который исполнял обязанности губернатора до появления преемника. Блэйр созвал законодательное собрание в конце месяца и поручил ему рассмотреть несколько насущных проблем, среди которых особенно неотложными казались дела индейцев. Спикер Пейтон Рэндолф не имел намерения оставлять без внимания подобные вопросы, но ему также не хотелось игнорировать циркулярное письмо, которое он безотлагательно представил вниманию палаты. Ответ депутатов вышел далеко за рамки того, что предполагала просьба Массачусетса о согласованном обращении к Британии. Вооруженные петициями из округов Виргинии против приостановки работы нью-йоркской ассамблеи, а также против парламентского налогообложения, представители одобрили решительные обращения к королю, палате лордов и общин. Идя на традиционную уступку и признавая, что парламент может регулировать имперскую торговлю, палата представителей настаивала на своем равном с ним статусе как органа законодательной власти. У нее не было желания сделать Виргинию независимой, но и мириться с нарушением прав колонии они не собирались[287].

Такого рода аргументы громко звучали еще три года назад. К 16 мая палата представителей ступила на менее знакомую почву и составила собственное циркулярное письмо. Оно призывало колонии принять совместные меры против британских действий, которые были «направлены непосредственно на их порабощение». Данное предложение, туманное на первый взгляд, должно было, безусловно, означать, что колониям следовало безотлагательно запустить все те механизмы сопротивления, которые были разработаны в 1765–1766 годах. А чтобы рассеять какие-либо сомнения насчет намерений депутатов, они очень тщательно их разъясняли и выражали надежду на «сердечный союз» колоний[288].

Большинство оставшихся ассамблей уже закрыли сессии к тому моменту, когда массачусетское циркулярное письмо до них дошло. По крайней мере одна ассамблея — в Пенсильвании — еще действовала, но после прочтения письма в мае не приняла никаких действия. Легислатура находилась в руках партии квакеров, которая теперь переживала упадок, но не отдавала себе в этом отчета и боялась вызвать раздражение парламента. Как и в 1765 году, партия квакеров стремилась получить королевскую хартию. Это была тщетная надежда, однако она исключала какое-либо оспаривание власти монарха[289].

Пока эти колонии действовали или медлили, в Массачусетсе и Лондоне происходили события, которые делали неизбежной положительную реакцию на циркулярное письмо и способствовали дальнейшему отчуждению колоний от Великобритании. По сравнению с тем, что происходило между губернатором и фракцией после 11 февраля, циркулярное письмо видится едва ли не беспристрастным образцом государственной мудрости. В течение двух недель обе стороны вернулись к привычному образу действий: фракция — к выпадам, грубостям и даже угрозам по отношению к Бернарду и комиссарам таможни, королевские ставленники — к мольбам, чтобы штыки оградили их от мучителей. Определить, когда именно началась эта дикость, невозможно (хотя в каком-то смысле она началась с появлением Бернарда восьмью годами ранее), но палата, руководимая Отисом, ясно выразила свои чувства, когда обвинила Бернарда во введении в заблуждение британский кабинет министров. Затем она запросила копии писем губернатора государственному секретарю, зная, что тот откажет, и когда он действительно отказал, потребовала его отстранения. После этого Отис и Адамс предоставили Джозефу Уоррену, врачу из Бостона, шанс проявить свое рвение в Boston Gazette, что Уоррен и сделал, написав статью, в который губернатор (не названный, впрочем, по имени) обвинялся в том, что окончательно «перешел на сторону зла» и возможно даже связан с дьяволом. Бернарду следовало бы понимать, что он не сможет ничего выиграть ни для себя, ни для королевской власти, связавшись с Boston Gazette. Но он, очевидно, не сознавал этого и, назвав статью «оскорбительной клеветой», обратил на нее внимание совета и готовился привлечь ее издателей к ответственности. Совет не пожелал принимать участия в этой стычке и порекомендовал предъявить претензию палате представителей. К этому времени Бернард с характерным для него политическим мазохизмом жаждал сатисфакции и последовал рекомендации совета. Два дня в палате представителей притворялись, что совещаются, а затем отклонили обвинение как необоснованное. Со слов Бернарда, которого нельзя назвать независимым наблюдателем, обсуждения в палате активизировал Отис, который рвал и метал, «словно сумасшедший» в палате представителей и оскорблял любого, кто был облечен властью[290].

285

О «частных кликах» см.: Barrington-Bernard Correspondence. P. 146. Хороший разбор того, как составлялось циркулярное письмо, см.: Jensen М. The Founding. P. 249–250.





286

EHD. P. 714–716

287

Jour. Va. Burgesses. XI. P. 143, 145, 149, 151, 157, 161, 165–171. В петициях от округов (Честерфилд, Энрико, Динвидди и Амелия) выражаются протесты против приостановки работы нью-йоркской легислатуры, что называется «фатальной тенденцией, столь пагубной для свободы народа» (Ibid. P. 145).

288

Jensen M. The Founding. P. 252; Pe

289

Ibid.

290

BG. Feb. 22, 28, March 7, 1768; Letters to the Ministry from Governor Bernard, General Gage, and Commodore Hood. Boston, 1769. P. 8–9.