Страница 201 из 207
Эта формулировка вошла в конституцию, как и другие решения, предложенные комитетом. Одно важное исправление подготовленного комитетом документа касалось способа избрания президента. К тому времени коллегия выборщиков получила одобрение, но сохранялись разногласия по вопросу, кто должен выбирать, если ни один из кандидатов коллегии не получит большинства голосов. Комитет по доработке рекомендовал поручить выбор сенату — рекомендация, приемлемая для большинства делегатов от малых штатов. После дальнейшего обсуждения и довольно безуспешного маневрирования конвент, по-видимому, был поколеблен Мейсоном и Уилсоном, заявившими, что наделение сената этим правом приведет к появлению «аристократии еще худшей, чем абсолютная монархия». Роджер Шерман предложил разумный выход: выбирает палата представителей, делегация от каждого штата имеет один голос[1147].
Самая важная часть работы конвента была завершена 8 сентября, когда был избран еще один комитет — комитет по стилю и упорядочению — с задачей облечь множество статей в стройную форму конституции. В этом комитете заседали Мэдисон и Александр Гамильтон, но основная работа была проделана Гувернером Моррисом, обладавшим выдающимися редакторскими способностями. Моррис вычеркнул массу лишних слов, перегруппировал те, что остались, и переписал преамбулу. По завершении своего труда Моррис и комитет не без удивления обнаружили, что смогли удовлетворить конвент, орган весьма придирчивый[1148].
Делегаты подписали документ 17 сентября. Джордж Мейсон, так и не смирившийся с решением отвергнуть требование двух третей для принятия навигационных актов, отказался поставить свою подпись. Так же поступили Эдмунд Рэндольф и Элбридж Джерри. Рэндольф объяснил, что поставит свою подпись лишь в том случае, если будет принято решение о созыве еще одного конвента с целью рассмотрения поправок, хотя он еще не решил, отвергнуть или поддержать ратификацию. Причины Джерри не вполне ясны, но, судя по рассказу доброжелательного свидетеля, он считал, что эта конституция непригодна для республиканского народа[1149].
Другие не согласились и подписали — очевидно, в надежде на то, что ратификация не встретит трудностей. Ратификация произошла за девять месяцев, но не без трудностей и в довольно напряжен ной атмосфере. Вероятно, эти трудности были неизбежными. В любом случае, они были ничтожны в сравнении с теми, которые уже были преодолены американцами.
26. Ратификация: конец и начало
Что произошло в Конституционном конвенте? В 1787 году многие считали, что конвент отказался от приверженности принципам Американской революции. Носители этого убеждения подчеркивали, что конституция фактически разрушила старую конфедерацию суверенных штатов, заменив ее тем, что они называли «консолидированным» правлением. При таком правлении власть и суверенитет сосредоточены в центре — не в отдельных штатах. В течение первого года после закрытия конвента появится много новых толкований понятия консолидации.
Начиная с 1787 года это убеждение разделяется многими историками, которые описывают конституцию как выражение консервативных тенденций. Лишь немногие продолжают видеть в ней плод заговора держателей государственных ценных бумаг, стремившихся обогатить себя и представителей своего класса. Большинство считает, что конституция с заложенной в ней структурой правительства была тем орудием, с помощью которого элита рассчитывала ограничить рост демократии. Согласно этой интерпретации, конституция являлась консервативной реакцией на интенсивное движение в направлении демократии, вызванное к жизни революцией. В 1776 году, говорят нам, демократия присвоила себе революцию и ее великие принципы. Исподволь были созданы демократические политические инструменты, такие как конституции штатов и «Статьи конфедерации». Эти инструменты и олицетворяемые ими идеалы основывались на допущении, что носителем суверенитета является народ. Историки, считающие, что в 1776 году состоялось вторжение демократии в общественную жизнь, ограничивают революцию как таковую периодом с 1776 по 1781 год и оценивают все, что происходило в дальнейшем, в сравнении с тем, что они считают истинным стандартом революционного действия.
Эта точка зрения грешит узостью и в каком-то смысле является антиисторической, так как устанавливает некую норму, в сравнении с которой последующая история выглядит малозначительной. На самом же деле революция представляла собой сложную совокупность событий, происходивших на протяжении почти тридцати лет и прошедших несколько этапов. Оценка одних этапов как более «революционных» или более «консервативных», чем другие, препятствует пониманию их всех.
После завоевания независимости и заключения мира перед революцией встали новые вопросы. Весь комплекс проблем, существовавших до 1783 года, был связан с установлением независимости. В последующий период сохранялись многие из них, особенно проблема управления свободных людей свободными людьми. Тем не менее эти периоды существенно отличаются друг от друга — период между 1775 и 1783 годами определялся войной с ее специфическими требованиями и целями. Все понимали, что некоторые из методов руководства, применявшихся во время войны, не годятся для мирного времени. Таким образом, хотя послевоенные проблемы, связанные с властью, имели сходство с довоенными, они все же были другими, так как имели место в условиях мира. Не подлежит сомнению, что в 1780-е годы американцам приходилось решать проблемы, унаследованные ими от войны, но независимость и мир придали этим проблемам новое измерение.
Когда закончилась война, в конгрессе, законодательных органах штатов и армии заправляли деловые люди — купцы, юристы, крупные фермеры и плантаторы. Это были проницательные и увлеченные деятели, но забота о создании добродетельной республики занимала умы ее представителей, по-видимому, не так сильно, как прежде, или как она занимала умы лиц, подобных Сэмюэлю Адамсу. Успех в торговле и энергия в управлении казались им почти столь же важными, как добродетель — и необходимыми для добродетели. Их прозрения и, вероятно, также их мечты теперь были сосредоточены на больших общественных организмах, включая нацию, и на власти, которой могли обладать эти организмы. В центре их внимания стояли проблемы, оставшиеся от войны, и их собственный опыт управленческой деятельности, особенно в конгрессе и в армии.
Такие люди писали конституцию. Они делали это в настроении, отмеченном разочарованием. Ибо делегаты разделяли широко распространенное подозрение, что добродетель бежит из деградирующей Америки. Но американские достижения предыдущих тридцати лет вселяли в них надежду. Эти достижения были настолько ослепительными, что почти никто из делегатов не мог отказаться от равного по силе убеждения, что американский опыт республиканизма послужит великим примером для всего мира.
Эти сложные настроения являются доказательством устойчивости протестантских и либеральных ценностей, пронизывавших американскую атмосферу в 1760–1770-е годы и вплоть (по меньшей мере) до 1779 года. Они также свидетельствуют о силе старой морали и ее способности определять политические взгляды. Ибо в 1780-е годы, как и до войны, считалось, что общественная жизнь черпает свои силы в нравственности народа. Добродетельным, как полагало большинство американцев, является тот народ, который ценит бережливость, презирает роскошь, ненавидит коррупцию и любого рода крайностям предпочитает умеренность и равновесие, особенно в области социальных порядков. Но прежде всего это народ, который сохраняет чувство ответственности перед общественными интересами даже в тех случаях, когда эти интересы приходят в столкновение с личными целями.
Ослабление этих старых стандартов и жажда личной наживы, заявившие о себе сразу после войны, убедили делегатов конвента в необходимости реорганизация американского правительства. Их неудовлетворенность поведением народа вынудила их признаться самим себе в истинности ранее немыслимого предположения: сам народ может быть источником тирании. Это признание знаменовало появление нового реалистичного взгляда в американском конституционализме, приверженцы которого, как и лежащей в его основе идеологии радикального либерализма, были склонны — по крайней мере, на раннем этапе революции — к обожествлению народа. Эта старая разновидность либерального мышления рассматривала проблему политики в свете противопоставления правителя управляемым. При этом ставился вопрос, каким образом следует контролировать правителя, чтобы он не превратился в тирана. В 1780-е годы, и прежде всего в Конституционном конвенте, был обозначен новый источник тирании — сам народ.
1147
Ibid. P. 515, 527.
1148
Ibid. P. 547, 553.
1149
Ibid. P. 644–645; Billias G. A. Elbridge Gerry: Founding Father and Republican Statesman. New York, 1975. P. 200–205.