Страница 183 из 207
Заслуга конгресса в формулировании земельной политики в то время не получила признания. В 1786 году конгрессом и большей частью нации владело ощущение кризиса. В основе этого ощущения лежало разочарование в системе государственных финансов и торговой политике, которое, в свою очередь, порождало сомнения в пригодности республиканских институтов правления. Большая часть сомнений, безусловно, относилась к самому конгрессу, хотя убежденные националисты также сомневались в адекватности местных институтов, в частности законодательных органов штатов и проводимой ими политики. При таких настроениях многие американцы начали опасаться, что Американская революция и ее родное дитя, республика, вскоре потерпят крах.
Озабоченность, касающаяся общественных финансов, распространялась на экономику, и в течение большей части времени до 1789 года в газетах, конгрессе и частных беседах звучали жалобы на спад в торговле. Как это часто бывает, общественное восприятие не распознавало реалий. А каковы были экономические реалии? Их невозможно очертить точно — ввиду скудности количественных данных, но они показывают, что, несмотря на ущерб от войны и закрытие доступа американским судам в Британскую Вест-Индию, экономика восстанавливалась стремительно, хотя и неравномерно. Пожалуй, быстрее всего торговля возрождалась в среднеатлантических штатах. Пенсильвания, Делавэр, Нью-Джерси и Нью-Йорк издавна производили сельскохозяйственную продукцию на продажу, особенно в Вест-Индию. Теперь они начали превращать свои продукты в товары для местных рынков — например, делать из злаков пиво, портер и виски с целью утоления республиканской жажды. Они также начали производить промышленные товары для себя и для юга[1044].
На севере, в Новой Англии, процесс восстановления шел медленнее. Торговля треской, китовым жиром и кораблями, которые янки поставляли на английские рынки, особенно в Вест-Индию, также пострадала от войны. И разумеется, американцам было отказано в доступе в порты Британской Вест-Индии. В 1786 году ловцы трески довели объем своих продаж до примерно 80 процентов от довоенного уровня. Они добились этого, отправляя свои суда во Французскую Вест-Индию и в порты Испании й Португалии[1045].
В южных штатах восстановление проходило с большими трудностями. Рисовый пояс лишился традиционных британских субсидий в тот момент, когда Америка провозгласила независимость. После войны упало производство индиго, и большинство каролинских плантаторов едва сводили концы с концами. Табак, произрастающий на территориях вокруг Чесапикского залива, теперь мог поставляться — и поставлялся — прямо на европейский континент. В 1780-е годы в Европу поставлялось меньше виргинского табака, чем в годы непосредственно перед войной, но полное восстановление было не за горами. И усилия по культивации пшеницы, кукурузы и льна, начатые за тридцать или более лет до революции, продолжались[1046].
В целом оживление внешней торговли происходило с поразительной легкостью. Безусловно, запрет на вход кораблей в Британскую Вест-Индию тормозил торговлю, зато во всех других местах американские суда встречали радушный прием. Хотя британцы закрыли для американцев Вест-Индию, они вели с ними дела в портах приписки на тех же условиях, на каких они торговали с судами из колоний. Американские поставщики, в частности, уплачивали те же пошлины и получали те же возвратные пошлины, что и жители колоний.
В такой обстановке цены на американские товары в 1780-х годах оставались высокими, при этом особенно выгодной была торговля табаком и пшеницей. Американские штаты, экспортировавшие эти продукты, безусловно, имели хорошие прибыли, но Новой Англии и Южной Каролине, которые были вынуждены импортировать зерно, было трудно платить за него по мировым ценам.
В большей части страны цены падали, реагируя на неблагоприятный торговый баланс и на европейские уровни цен. Государственный долг оставался высоким, несмотря на все усилия конгресса и штатов погасить его. Этот долг и вывоз металлических денег за пределы страны с целью покрытия дефицита торгового баланса способствовали спаду в торговле и замедлению восстановления[1047].
Стороннему наблюдателю экономическое восстановление в 1780-е годы могло показаться многообещающим и даже впечатляющим. Однако экономическое положение страны в то время выглядело неутешительным, если принять во внимание заниженные цены, высокие государственные и частные задолженности и хаос в области регулирования торговой деятельности. Американцы, естественно, судили о своих перспективах по текущим условиям, по обстоятельствам, которые были налицо в текущий момент. Сравнения в долгосрочной перспективе были для них недоступны; и даже если бы они были доступны, они вряд ли бы устранили беспокойство американцев.
У всех ли американцев экономическая ситуация 1780-х годов вызывала тревогу, неизвестно. И нет никакого способа определить, насколько широко было распространено ощущение, что с революцией что-то пошло не так. Тот факт, что государственная политика вызывала недоверие, не подлежит сомнению, и это настроение владело не только конгрессом или законодательными органами штатов. Газеты по всей территории Соединенных Штатов практически еженедельно публиковали письма и очерки о тяжелых условиях и об угрозах, которые эти условия несут нравственности и республиканизму. Священники затрагивали эти темы в своих субботних проповедях, а патриотически настроенные писатели выпускали памфлеты и стихотворения, посвященные американским проблемам. И частная корреспонденция того периода свидетельствует о том, что состояние республики беспокоило многих людей, не прибегавших к печатным изданиям для выражения своих взглядов на проблему[1048].
Главным предметом озабоченности, которую, по-видимому, разделяли самые широкие слои населения, был конгресс. Именно неудовлетворенность конгрессом и его деятельностью — или бездеятельностью — породила движение за конституционную реформу, сформировавшееся в 1780-е годы.
Деградация конгресса, в ходе которой он постепенно терял авторитет и доверие общества, началась задолго до окончания войны. Как только разразилась война, конгресс приступил к поискам способов создания и содержания армии. В течение одного года проблема приобрела форму вопроса, знакомого практически всем правительствам, вовлеченным в войну: где взять деньги. Разумеется, конгресс прибегнул к увеличению денежной массы — методу, широко практиковавшемуся и в прежние времена. До войны правительства колоний печатали деньги по мере необходимости и использовали их для покрытия своих расходов. Они, однако, не действовали без плана и без оглядки на очевидные последствия неограниченной эмиссии денег. Чтобы сохранить поддержку народа, они назначали налоги с целью изъятия денег из обращения параллельно их выпуску. Это соотношение бумажных денег и налогов, предназначенных для их изъятия из обращения, давало людям уверенность в деньгах, которые служили законным платежным средством не только для уплаты налогов, но и для выплаты частных долгов. Если жители какой-либо колонии теряли уверенность, что их правительство собирает или способно собирать налоги, деньги обесценивались[1049].
Народ Америки потерял уверенность в способности конгресса собирать налоги еще на раннем этапе революции. В 1775 году конгресс выпустил шесть миллионов долларов бумажными деньгами, и к концу следующего года эта сумма выросла до 25 миллионов. За весь период революции конгресс выпустил около 200 миллионов долларов. Поскольку у него не было полномочий собирать налоги, он был вынужден довольствоваться тем, что изъятием денег из обращения занимаются штаты. Штаты собирали деньги в форме налогов, но они не выводили их из оборота. Они не делали этого, поскольку сами испытывали крайнюю нужду в деньгах, и, как следствие, они тратили их с той же скоростью, с какой собирали. Хуже того, они выпускали свою собственную валюту[1050].
1044
Bjork G. G. The Weaning of the American Economy: Independence, Market Changes, and Economic Development // Journal of Economic History. 24. 1964. P. 541–560.
1045
Ibid. (в разных местах).
1046
Ibid. (в разных местах).
1047
Ibid. P. 559; Shepherd J. F., Walton G. M. Economie Change After the American Revolution: Pre- and Post-War Comparisons of Maritime Shipping and Trade // Explorations in Economic History. 13. 1976. P. 397–422.
1048
Rakove J. N. Begi
1049
Ferguson Е. J. Power of the Purse. P. 3–24.
1050
Ibid. P. 29–31.