Страница 155 из 207
Временами конгресс, несомненно, усугублял ситуацию неуклюжими методами контроля. Жалобы влекли за собой расследования, ради которых конгресс каждый раз создавал специальные комиссии, и расследования иногда влекли за собой задержку или приостановку работы. Линейные полномочия никогда не были четко разграничены, хотя окончательная ответственность, безусловно, лежала на конгрессе. На практическом уровне, однако, квартирмейстеры считали абсолютно необходимым более тесно сотрудничать с армейским командованием. Но когда речь шла о деньгах, командование было вынуждено соглашаться с решениями конгресса, что имело почти катастрофические последствия для армии.
Дело в том, что конгресс не умел управлять системой снабжения. И именно это неумение, свойственное офицерам старшего звена не в меньшей степени, чем делегатам конгресса, было истинной причиной перебоев с поставками. Финансы, снабжение, управление — все это было неизведанной территорией. Чтобы справляться с многочисленными трудностями, члены конгресса и военные совершили организационную революцию, сопровождавшуюся неудачами и ошибками, неизбежными в случае преобразований такого масштаба.
Еще одной проблемой, с которой столкнулся конгресс, была неустойчивость общественных финансов. Ввиду отсутствия гарантированных поступлений в бюджет конгресс был вынужден прибегать к разным способам добывания денег. Ни один из них не принес желаемого успеха.
К чести конгресса следует отметить, что при всех ошибках, которые он совершал в сфере снабжения, он никогда не держал в черном теле генерал-квартирмейстера и его помощников. В течение большей части войны эти служебные лица получали комиссионные в размере 1 % от всех сумм, которые они тратили. Натаниэль Грин, сменивший Миффлина в марте 1778 года, спустя год признался, что «при таких доходах можно сколотить целое состояние». Грин, однако, больше жаждал славы, чем денег, и, назвав свой пост унизительным для его воинской гордости, грустно констатировал, что «за всю историю никто не слышал ни о каких генерал-квартирмейстерах — ни о как таковых, ни в связи с каким-либо блестящим сражением». Он был неправ в первой части своего утверждения — о квартирмейстерах не только слышали, но о них еще и ходила дурная слава. Сам Грин исполнял свою должность добросовестно, хотя в течение всего срока пребывания в ней не уставал сетовать на то, какой постыдный пост он занимает[911].
Пытаясь снять с квартирмейстерского отдела часть его нагрузки, в конце 1776 года, после отхода войск из Нью-Йорка, конгресс произвел два важных изменения. Во-первых, он назначил интенданта по кожсырью и сделал его подотчетным одному из своих комитетов — военному совету. На отдел кожсырья была возложена обязанность обеспечения армии обувью — обязанность непростая, с учетом взвинченных цен на кожу и того факта, что армия передвигалась исключительно пешим ходом[912].
Еще более важной реформой, осуществленной конгрессом, было создание отдельного управления по снабжению армии обмундированием. Управление возглавил Джеймс Миз. О его «достижениях» на этом посту можно судить по каламбуру, изобретенному солдатами для описания болезни, связанной с плохой одеждой: «мы умираем от мизори» (контаминация фамилии Mease и слова «корь» — measles), мрачно шутили они. Миз, филадельфийский купец, обратился к Вашингтону с просьбой о назначении, сопроводив ее льстивым пожеланием, чтобы Бог даровал Вашингтону будущие успехи, которые «были бы всегда равны вашим заслугам, то есть были бы столь же грандиозными, сколь грандиозны намерения вашего превосходительства». Несколько месяцев спустя Миз пытался объяснить рассерженному Вашингтону, как могло случиться, что один из его полков оказался одетым в красные мундиры. Подобная возможность выпадала Мизу крайне редко; большую часть времени ему приходилось оправдываться не за цвет мундиров, а за их отсутствие. Вашингтон понимал, что не все перебои в снабжении обмундированием являются следствием некомпетентности Миза, но он не мог игнорировать их и в августе 1778 года потребовал отставки Миза. Конгресс удовлетворил его требование лишь в июле следующего года[913].
Миз оказался легкой мишенью, хотя он цеплялся за свой пост еще долгое время после того, как терпение его начальника лопнуло. Строевые офицеры, подвергавшие Миза беспощадной критике, фактически усложняли его работу и усугубляли бедственное положение армии самовольным присвоением припасов при любой возможности. По пути в главную армию припасы становились объектом самой настоящей охоты, когда местные командиры и подразделения, отряженные для какого-либо специального задания, останавливали фургоны и брали все, в чем нуждались — или что им нравилось.
Это была рационализация в чистом виде. Они защищали страну, а эти припасы были предназначены для нужд армии. Офицеры были частью армии и, следовательно, тоже испытывали нужду. То соображение, что некий центральный орган — например, штаб генерала Вашингтона — объективно оценивает общие потребности армии и устанавливает приоритеты, либо не приходило им в голову, либо игнорировалось.
К чести конгресса следует отметить, что он не прекращал попыток навести порядок в дезорганизованной сфере снабжения. Ближе к концу 1779 года он решил отказаться от большей части старой практики в пользу передачи функций по снабжению армии правительствам штатов. В начале декабря 1779 года конгресс принял решение о реквизиции «определенных видов припасов» у штатов, подобно тому как он реквизировал у них денежные средства. Это решение дало примерно те же результаты, каких стремились достичь сами штаты, порой успешно, но большей частью неудачно. Новый план, введенный в действие в 1780 году, привел бы к неадекватным результатам даже в том случае, если бы штаты были в состоянии собирать припасы в необходимом количестве. Поставка говядины, муки, фуража и тому подобного в армию Вашингтона, располагавшуюся в Нью-Йорке, оказалась исключительно трудной задачей для южных штатов. Роберт Моррис, суперинтендант финансов, столкнувшийся с проблемой снабжения сразу по своем вступлении в должность в июне 1781 года, попытался исправить ситуацию, издав распоряжение, согласно которому припасы, собранные на большом расстоянии от армии, подлежали продаже, а вырученные деньги должны были идти на закупку продовольствия и одежды вблизи расположения войск. За счет этого экономилось время и сокращались расходы на транспортировку[914].
К тому моменту, когда Моррис вступил в должность суперинтенданта, в тех штатах, которые пытались удовлетворить запросы конгресса, раздражения и злобы накопилось больше, чем припасов. В этих штатах функционировали свои собственные снабженческие организации, многие из которых были наделены полномочиями реквизировать у граждан то, что те отказывались продать. Их граждане — например, жители Нью-Джерси — были искренними патриотами, однако они не хотели принимать бумажные деньги или сертификаты в обмен на свою продукцию. Принимать такие бумажки, по их мнению, было все равно, что отдавать свою собственность даром. Разумеется, они протестовали, и их правительство в конце концов пошло на уступки. В июне 1781 года власти Нью-Джерси значительно сократили полномочия суперинтенданта по закупкам и местных подрядчиков, а вскоре отказались и от практики реквизиции припасов. Во всех других местах, где была создана система закупки припасов, практика принудительного отторжения собственности у граждан была прекращена еще раньше[915].
В скором времени штаты окончательно отказались от реквизиций, чего нельзя сказать об армии. Вашингтон строго следил за тем, чтобы реквизиция применялась лишь в крайних случаях. Его раздражала прижимистость граждан, но он также хорошо осознавал вред, причиняемый реквизицией. Поэтому, хотя в июне 1781 года он охарактеризовал снабжение армии как «скудное», он продолжал по возможности избегать тех мер, которые могли бы настроить граждан против армии[916].
911
GW Papers (Грин — Вашингтону, 24 апреля 1779 года).
912
JCC. VIII. P. 487, 585–607.
913
GW Papers, Ser. 4, Reels 39, 41 (письма Миза от 6 января и 12 мая 1777 года).
914
The Papers of Robert Morris, 1781–1784. 5 vols. Pittsburgh, 1973- I. P. XIX–XX, 372–374.
915
Ibid. II. P. 198n, fh. 3.
916
Ibid. P. I, 293.