Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 134 из 207



В разгар этой ссоры силы Клинтона нанесли решительные удары и блокировали город без поддержки флота. В ночь на 14 апреля подполковник Банастр Тарлтон, командир легиона лоялистов, захватил Монкс-Корнер, стратегический пункт выше по течению Купера, связывавшего Чарлстон с северной частью провинции. А на следующей неделе Тарлтон и подполковник Джеймс Уэбстер с двумя полками овладели всеми подходами вдоль Купера в пределах шести миль от Чарлстона[798].

Отрезанный, Линкольн потерял надежду. Но граждане Чарлстона выступали категорически против капитуляции. Многие, вероятно, надеялись, что Вашингтон двинет войска на юг и спасет их. Линкольн пытался убедить их в бесполезности сопротивления и 21 апреля объявил Клинтону о своей готовности сдаться при условии, что ему и его армии будет позволено беспрепятственно покинуть город. Клинтон ответил категорическим отказом.

В конце первой недели мая две армии разделяли считанные ярды. Саперы отлично справились со своей работой, проделав ходы сообщения до самых американских позиций и фактически осушив главный ров, пересекавший полуостров. Линкольн дергался и нервничал, пытаясь убедить Клинтона позволить ему сдаться с воинскими почестями и разрешить его ополченцам разойтись по домам. Клинтон не хотел ничего об этом слышать, и в ночь на 9 мая обе стороны подвергли друг друга сильнейшему обстрелу. На этот раз, ведя огонь по деревянным домам, британская артиллерия добилась полного успеха. Когда по всему городу запылали пожары, граждане Чарлстона решили, что с них довольно. Сдача состоялась 12 мая. Ополченцы были освобождены под честное слово, и всем американским офицерам было разрешено оставить при себе свои шпаги, однако когда они начали кричать: «Да здравствует конгресс!», англичане не выдержали и заставили их сдать оружие. Общее количество пленных солдат и офицеров Континентальной армии составило 2571 человек, под честное слово были отпущены 800 ополченцев. Погибших и раненых с обеих сторон было на удивление мало — 76 убитых и 180 раненых с английской стороны и 80 убитых и 138 раненых с американской стороны. Американцы понесли огромные потери в оружии и припасах: 343 артиллерийских орудия различного калибра, почти 6000 ружей, 376 бочек с порохом, свыше 30 000 патронов для стрелкового оружия плюс большие запасы рома, риса и индиго[799].

Три дня спустя чудовищный несчастный случай пополнил списки погибших и раненых. Трофейные ружья швыряли как попало в деревянный сарай, где хранился порох. Одно из ружей, по-видимому, оказалось заряженным и при падении на кучу произвело выстрел. В результате последовавшего взрыва вспыхнули шесть домов и погибли около 200 человек, среди которых были и англичане, и американцы, и немцы, как военные, так и гражданские лица. По свидетельству одного немецкого офицера, «великое множество» людей, страдая от страшных пороховых ожогов, «извивались на земле, как черви». Повсюду были разбросаны тела, некоторые настолько «изуродованные, что в них невозможно было распознать человеческие фигуры». Таким образом, долгая и тягостная осада окончилась кошмаром[800].

Даже в самые тяжелые периоды осады, за исключением, пожалуй, долгих ночей страха, сохранялось некое элементарное чувство порядка. Между двумя сторонами имелась четкая граница, и солдаты могли отличить друзей от врагов. Обстрел, пусть зачастую и неэффективный, вселял страх как в военных, так и в гражданских, но люди свыклись с этим страхом, он стал неотъемлемой частью их обыденного существования, тем более что его источник был известен — враг, залегавший ниже уровня земли, как с той, так и с другой стороны. Теперь, когда Линкольн сдал город, страх распространился по обеим Каролинам, и хотя он был не таким интенсивным, как у участников осады, в нем было некое особое жуткое свойство, поскольку угроза возникала внезапно и нередко исходила от соседей и бывших друзей.

Недоброе отношение со стороны местных жителей явилось для англичан полной неожиданностью. Клинтон не рассчитывал, что наведение порядка в Южной Каролине будет легким делом, но он не считал эту задачу невыполнимой, и у него был план действий. 1 июня он и Арбетнот выпустили прокламацию с обещанием полного помилования пленным и другим активным мятежникам, которые примут присягу на верность Короне. Эта прокламация вызвала недовольство среди лоялистов, которые надеялись, что мятежники будут наказаны. А тут Клинтон обещает повстанцам, присягнувшим на верность, что они будут иметь те же права, которые всегда имели под британским правлением, плюс освобождение от налогов, введенных парламентом. Многие мятежники уже согласились на освобождение под честное слово, подвигнутые к этому гарантией, что их имущество останется в их собственности, а также слухами, что конгресс собирается уступить обе Каролины и Джорджию Великобритании.

Клинтон не верил честному слову своих пленных, и хотя он освободил несколько сотен, он также отправил других, открыто нелояльных, на острова у побережья и в плавучие тюрьмы в гавани. Там, в этих рассадниках заразы, в течение ближайшего года умерло восемьсот человек.

Через два дня после выпуска прокламации о снисхождении Клинтон, не посоветовавшись с Арбетнотом, выпустил еще одну (Томас Джонс, историк-лоялист, впоследствии сардонически заметил, что англичане надеялись подавить восстание с помощью прокламаций), согласно которой все, кто дал честное слово, должны были быть выпущены на свободу 20 июня, но при условии, что они дадут клятву поддерживать меры англичан по наведению порядка. Те, кто отказывался от активной поддержки, рассматривались как мятежники. Прямым следствием этого требования было то, что люди, которые в ином случае, возможно, не стали бы продолжать участие в войне, вернулись к активному сопротивлению. Но Клинтону не пришлось столкнуться с этим явлением. На следующей неделе, узнав, что в его отсутствие французы могут попытаться захватить Нью-Йорк, он отправился туда с четырехтысячным войском, большей частью лошадей и фургонов и значительным количеством снаряжения. Теперь он мог с чистой совестью препоручить командование Корнуоллису, который давно стремился к независимости.

Насколько тяжелую ношу взвалил Клинтон на Корнуоллиса, стало ясно очень скоро. Командование в обеих Каролинах было независимым, хотя главнокомандующим армии в Америке по-прежнему оставался Клинтон. Он наказал Корнуоллису усмирить Южную Каролину, вернуть Северную Каролину и направиться в Виргинию для проведения операций с участием контингентов из Нью-Йорка.





Хотя командование Корнуоллиса было независимым, он столкнулся с большими ограничениями при его осуществлении. Прокламации, которыми обязал себя Клинтон, можно было сбросить со счетов, что и было сделано, когда наиболее опасные из мятежников были брошены в тюрьму. Но прокламации породили сопротивление, которое росло в течение всего лета, росло с каждой попыткой подавить его. По сути, все действия Корнуоллиса, направленные на уничтожение врагов короля, были тщетными. Он столкнулся в Южной и Северной Каролинах с той же проблемой, с какой Хау и Клинтон столкнулись на Севере: для восстановления лояльности американцев требовалось подавить восстание, но процесс подавления только усиливал сопротивление.

Этот процесс практически сразу вышел из-под его контроля, приняв форму жестоких столкновений, происходивших в течение всего лета между лоялистами и патриотами. Одно из первых состоялось 20 июня, через десять дней после того, как Корнуоллис взвалил на себя командование. Полковник лоялистов Джон Мур, служивший под началом Корнуоллиса в верховьях реки Купер, вернулся к себе на родину в Рамсауэрс-Милл, Северная Каролина, и попытался завербовать своих соседей на службу королю. Откликнулись лишь около 1300 человек, чтобы в итоге потерпеть поражение в хаотичном сражении с равными по численности силами мятежников. Те из людей Мура, кто выжил, дезертировали, оставив его с тридцатью не успевшими убежать солдатами, которых он повел к Корнуоллису в Камден.

798

Ward С. II. P. 700–702.

799

Ibid. P. 703; Diary of Captain Ewald // The Siege of Charleston. P. 87. Потери указаны no: Toll. P. 70.

800

Diary of Captain Ewald // The Siege of Charleston. P. 89.