Девочка со свечкой

В поле моего зрения появляется Костя. Он, согнувшись, тащит Роберта по полу. Оставляет его в углу, где стоят какие-то доски, и подходит ко мне. Снимает со своих ключей брелок-трансформер, щелчком раскладывает лезвие и начинает срезать скотч.

— Ну, как тебе твои богатенькие друзья, Инга? — Усмехается.

— Ты знал, да? — Я растираю запястья. — Ты поэтому приехал сюда?

— Про бумаги? — Он срезает скотч на ногах. — Да, взломал Настину почту и увидел несколько писем с угрозами: стал копать дальше. Я сказал твоему Федорцову, что не остановлюсь в поисках. Веришь или нет, я любил твою сестру.

Пока я тыкалась, как слепой котенок, он играл в свою игру. То посылал мне сообщения, то взломал почту, не удосужившись мне об этом сообщить. Роберт, Костя — отличные у меня друзья.

— Она сделала от тебя аборт, Костя.

Я знаю, что ему будет больно, поэтому и говорю. Чтобы заставить его страдать. Костя замирает и дергает щекой. Пялится в пол. Его плечи напряжены. Я отползаю ближе к стене и не свожу с него глаз. Он поднимает глаза, и мне на мгновение становится его жаль: сколько муки в его взгляде. Но Настю мне жаль гораздо больше. Ее несбывшиеся ожидания, свадьба, планы на будущее.

— Ты врешь, — шепчет он. — Какая же ты жестокая тварь.

— Нет.

— Врешь! — Повышает он голос.

Я смотрю на Роберта. Он лежит без сознания, вывернув ногу. Стоп. Друзья… Костя сказал: «твои богатенькие друзья».

— А почему… — Я не успеваю ничего сказать: Костя получает смачный удар вазой по голове.

Я кричу от испуга, вскакиваю и бегу, но меня сбивает с ног. Я не заметила в полумраке боковую дверь прямо рядом с нами. Оттуда и появилась Аня, ударив Костю по голове.

«Господи, не может этого быть! Это же сюр какой-то!», — мигает красное табло в голове. Пытаюсь скинуть Аню с себя, но она оказывается очень юркой и сильной.

— Да успокойся ты! — Кричит на меня Аня и сжимает запястья. — Берт, помоги!

Роберт и Костя поменялись ролями. Теперь Костя «отдыхает» в углу, а Роберт, морщась, идет к нам. Я невыгодно придавлена Аниным весом к полу. Плитка неприятно холодит щеку и живот под распахнувшимся пиджаком. Из уголка глаза вытекает одинокая слезинка. Я не понимаю, что чувствую. Страх? Горечь предательства? Жажду справедливости?

Меня поднимают с пола и рывком сажают на какой-то ящик. Роберт больно сжимает плечо. Растрепанная Аня опять надевает туфли и упирается руками в бока.

— Где бумаги, заюш?

— Ань, как ты могла? Это же твоя семья — брат, отец.

Меня мутит. Головная боль усиливается.

— Берт — тоже моя семья, а отец об него ноги вытирает. — Роберт цыкает на нее. — А что, не так?

Она смотрит на него, а потом переводит полные обиды глаза на меня и продолжает:

— Он просто наемный работник. Его в любой момент могут выпереть без выходного пособия. Тот же Марк, например. Сколько раз я разговаривала с отцом. Все без толку. — Она ходит туда-сюда и возбужденно жестикулирует. — У нас просто был рычаг давления, никто, естественно, не собирался никому создавать неприятности. Вот, скажи, что плохого в том, что я хочу нормальных условий для моего мужа. Разве его положение в компании справедливо?

Только есть одна маленькая деталь: фирму с нуля создал Николай Павлович, вложив время, силы, здоровье. А Марк поднимал ее вместе с ним. Мне кажется, они имеют право сами решать, кто будет наемным работником, а кто — акционером.

— Что вы сделали с Настей?

— Ничего. — Пожимает плечами Аня.

Меня начинает трясти. Я не знаю, оставят ли меня в живых. Придет ли в себя ближайшее время Костя, но я должна узнать правду. Любой ценой.

— Я скажу, где документы только после того, как узнаю, что произошло в тот вечер. Ясно? — Для убедительности добавляю несколько непечатных выражений.

Роберт брезгливо морщится. Аня смотрит в стекло одной из картин и аккуратно убирает в прическу вывалившиеся пряди.

Циничные твари.

— Если вы сейчас же все не расскажете, то не видать вам документов. Никогда! Хоть убейте меня здесь! Вы поняли, уроды? — Нервы сдают, и я ору на них, захлебываясь слезами.

Что со мной не так? Все мое окружение оказалось с гнилой сердцевиной.

Аня подскакивает от неожиданности. Роберт подходит и бьет меня по лицу. Моя голова дергается назад. Я прикусываю щеку: во рту металлический привкус.

— Успокойся, истеричка! — Рявкает он.

— Берт, не надо. — Аня подходит и хватает его за руку. — Пойди, присядь. — Указывает ему на еще один ящик в стороне.

— Я сказала тебе правду, Инга. — Аня серьезно смотрит на меня. — Я ничего ей не сделала. Я приехала к даче Дмитриенко, чтобы в тысячный раз уговорить ее отдать бумаги, которые она, прошу заметить, украла из кабинета Берта.

— Вы преследовали ее вдвоем. — Говорю себе под нос, вспоминая слова Смирнова о том, что Свечку кто-то напугал у ювелирного.

— Она думала, что я собираюсь использовать документы против Марка, поэтому не отдавала их. Уперлась, как ослица. — Аня отходит и прислоняется спиной к стенке. Ее голос становится тише. — Она убегала от меня, упала и ударилась головой о какой-то корень. Мгновенная смерть. Мне жаль, Инга.

Она прикрывает глаза и ведет ладонями по волосам. Роберт широко расставил ноги, опустил голову, смотрит в пол. Я беззвучно плачу.

Повисает тяжелая пауза. Слышно лишь, как гудит освещение.

Оказывается, я верила, что Настя жива. Говорила, что не верю, но это была неправда. А сейчас надежда умерла. Марк был прав — с исчезновением Насти я навсегда утратила часть себя. Как же больно. Тру кулаком грудь и сгибаюсь пополам.

— Мне жаль, Инга. Правда, жаль. — Аня сползает по стене и обнимает колени руками. — Давай договоримся и спокойно разойдемся. Ты же мне не чужой человек. Вспомни, мы с Бертом все это время были рядом с тобой. Поддерживали тебя, как могли.

— А еще пытались понять, у меня ли бумаги, или Настя избавилась от них. — Рычу на нее сквозь слезы. Они текут по лицу и никак не останавливаются. — Какие из вас друзья? Твари вы.

— Закрой рот. — Устало говорит Роберт.

— Куда вы дели тело? В поселке каждый сантиметр был по нескольку раз прочесан.

— Это ты узнаешь только после того, как мы получим бумаги. — Аня с трудом поднимается и подходит ко мне.

Я не вижу больше в ней сестру Марка, подругу, красивую блондинку, дочь, жену. Я вижу в ней чудовище, из-за амбиций которого погибла моя Настя.

Вскакиваю и сбиваю ее с ног. Она оступается на высоких шпильках и падает. Пока Роберт соображает, я молниеносно стягиваю с ее ноги правый туфель и бью ее шпилькой в плечо. Аня воет от боли и хватается за него рукой. Второй туфель я запускаю в Роберта, целюсь в лицо, но промахиваюсь и разбиваю стекло одной из картин. Осколки со звоном осыпаются на пол. Роберт стремительно приближается. Я использую эти несколько секунд: седлаю Аню и наношу ей яростные удары. Она закрывается от меня руками.

Роберт хватает меня за волосы и тащит по полу туда, где лежит Костя. Почему я всегда считала Роберта интеллигентом? Из-за дорогих костюмов или наманикюренных ногтей? Это была просто оболочка.

«Живой я от сюда не выйду», — проносится в голове.

Болит голова, кожа головы, щека. Кажется, я одна сплошная боль. Ступни околели. Силы покидают меня. Куда мне тягаться с молодым, озлобленным мужиком? Да и за что мне теперь бороться? Делаю вдох, чтобы последний раз закричать, как вдруг слышу голос Федорцова. Хрустит стекло. Кричит Аня. Я отстраненно рассматриваю межплиточные швы.

«Я и не знала, что Марк может так материться», — думаю я и отключаюсь.

28

Неделю спустя

— Инга, если ты не будешь есть, то тебе будут вводить питание внутривенно. И не делай вид, что ты спишь. Я в пять лет лучше притворялся, чем ты сейчас.

Распахиваю глаза.

Федорцов стоит надо мной в обожаемом им костюме-тройке и хмуро взирает на мою опухшую физиономию сверху вниз. На тумбочке рядом с больничной койкой стоит благоухающий букет полевых цветов. И где он их только нашел под конец осени? Мелкие ромашки напоминают мне о доме. Когда под вечер спадала знойная жара, мы с бабушкой ходили в поле за нашей коровой Зорькой. Там росли такие же цветы. Пахло пряными травами. Такое далекое воспоминание, как будто не из этой жизни.