Страница 17 из 37
Лифт не работает, поэтому Федорцов с Антошкой уже начали подниматься. Их голоса разлетаются эхом по подъезду. Речь, разумеется, идет о крутости человека-паука. Ну, конечно. Антошка не теряет возможности обсудить любимую тему.
— Ну что, Антон Алексеевич, будем прощаться? — Говорит Федорцов у обшарпанной двери Антошки. — Был рад знакомству.
Он присаживается перед ним на корточки и жмет руку. Антошка вот-вот лопнет от гордости и важности момента.
Я улыбаюсь и отдаю ему пакет со сменкой.
Когда дверь за ним закрывается, я поворачиваюсь к Федорцову. Он выглядит человеком из другого измерения, которого злая судьба закинула на мою лестничную клетку.
Он прячет руки в карманах брюк и смотрит на меня, не торопясь нарушить молчание. Я фокусируюсь на воротнике его рубашки и ощущаю предательскую сухость во рту. Хочется себя хорошенько встряхнуть, чтобы мозги встали на место.
— Может быть зайдете? У меня арабика теперь есть, а не только растворимый кофе. — Поднимаю глаза и снова вижу искорки веселья.
Почему этот безобидный вопрос ощущается так интимно? Федорцов бросает взгляд на часы и говорит:
— Почему нет? Я — заядлый кофеман.
Это правда, у них всегда была дома кофе-машина и с каждым годом она менялась на более современную и функциональную.
Я едва успеваю вставить ключ в замочную скважину, как дверь распахивается, и на пороге появляется Костя. На нем домашнее трико и футболка с известной рок-группой.
«Какого хрена», — хочется взвыть мне. Я была уверена, что он вернется к себе. Смысл оставаться у меня, если о пропаже Насти так ничего и не стало известно. Хоть контролируй меня, хоть нет.
— Я шум в прихожей услышал… — растерянно говорит Костя, поправляя наушники на шее, — тебя весь день дома не было.
Он переводит взгляд на Федорцова и растерянность быстро сменяется злостью. Костя сжимает челюсти и слегка раздувает ноздри. Смотрит на Федорцова, как на заклятого врага.
Я теряюсь. Впиваюсь пальцами в ремешок сумки и поворачиваю голову в сторону Федорцова, как будто хочу удостовериться, что в эту секунду не произойдет ничего неизбежного. Он смотрит сквозь Костю: спокойно и слегка презрительно в своей обычной манере. Такой взгляд достается от Федорцова незнакомым людям.
— Извините, Марк Николаевич, Костя временно живет у меня, пока находится в поисках жилья. — Выдаю самую простую для объяснения, лживую версию.
— Тогда отложим кофе до следующего раза. — Он кивает Косте и возвращается глазами ко мне. — Хорошего вечера, Инга. Выпей что-нибудь горячего, чтобы не заболеть.
— До свидания. — Бросаю разочарованно, провожая глазами его широкую спину в синем пиджаке.
Костя так и продолжает с ненавистью смотреть ему вслед, вцепившись в дверную ручку.
13
Захожу в квартиру и устало сбрасываю обувь.
— Что у тебя за дела с ним? — Костя раздраженно захлопывает дверь и смотрит на меня.
— Кость, ты что здесь делаешь?
— Помогаю тебе. — Он складывает руки на груди. — Если ты забыла, мы оба хотим найти твою сестру. С каких пор ты с этим козлом дружбу водишь?
Кладу мобильник на комод и смотрю на Костю. По его напряженным плечам и сведенным бровям понимаю, что он действительно ждет от меня ответа.
— Если ты не понял, я знаю про твое наглое вранье с ипотекой и выдуманной хозяйкой. — Я не понимаю, в чем он пытается меня уличить и начинаю злиться.
Извинений от него не будет, как я понимаю. Решил, что записульки достаточно.
— А ты меня спросил, нужна ли мне теперь твоя помощь? — Делаю акцент на слове «теперь». — Ты уже должен был забрать свои вещи и перебраться к себе на Ленина. — Говорю обманчиво-спокойно.
Прохожу мимо него на кухню, чиркаю спичкой и зажигаю плиту, чтобы поставить чайник. Не хочу заболеть. Нужно выпить чаю и принять горячий душ. Дождь за окном поливает с новой силой.
Костя не сдается и следует за мной. Приваливается к дверному косяку и показательно сверлит взглядом мою щеку. А когда понимает, что развивать тему я не намерена, продолжает:
— Я это и так знаю. Я тете Маше обещал, что присмотрю за тобой, чтобы ты глупостей не наделала. А ты, похоже, по Настиной дорожке собралась. На бабки Федорцова повелась?
Я с грохотом ставлю чайник на плиту.
— Кость, а ты не оборзел, мне такое говорить? — Чувствую, как горят щеки, несмотря на то, что кисти и ступни, наоборот, ужасно мерзнут. — Не надо манипулировать мамой, ладно? И поучать меня тоже не надо. Я сама со всем справлюсь. Лучше бы со своей жизнью разобрался. Если бы ты был такой умный, то, наверное, не сел бы за распространение. — Меня оглушает собственный голос, полный злости, и лишь потом приходит осознание того, что я сказала. Пальцы впились в старую столешницу. Дыхание сбилось.
Костя ударил разом по двум болевым точкам — маме и Свечке.
Костя съеживается и часто моргает. Делает вдох, после чего тихо произносит:
— Тыкать меня этим в морду — подло, Инга. Меня подставили, и ты это знаешь.
Он разворачивается и выходит из кухни. Меня мгновенно начинает душить чувство вины. Я ведь так не думаю, зачем ляпнула?
Черт!
— Кость! Кость! — Кричу вслед под свист чайника.
***
На следующее утро я сваливаюсь с температурой. Голова раскалывается, спину чудовищно ломит, а в груди горит. Не помогают ни спреи, ни таблетки.
В голове такая каша, что ни о каком расследовании я не помышляю. Любой мыслительный процесс причиняет боль.
Костя остается со мной. По негласной договоренности мы оба делаем вид, что вчерашнего разговора не было. Он приносит мне лекарства и ромашковый чай.
Даже в этом состоянии я чувствую стыд и вину за то, что наговорила ему. Благодарно сжимаю его руку и снова проваливаюсь в сон.
Ночью мне становится так плохо, что Костя вызывает скорую. Морщусь от громких голосов и ледяных прикосновений врача. Мне делают укол, и я снова засыпаю.
Так проходят два дня. На третий — становится чуть лучше. С облегчением узнаю от Кости, что с Антошкой все хорошо. Наверное, моя иммунная система решила отомстить мне за невнимательность к себе и наплевательское отношение.
Утром в квартире чудесным образом появляются Аня с Робертом. Они стоят надо мной, как обеспокоенные родители.
В комнате пахнет сладкими духами, на столе лежит огромный пакет с фруктами.
Подкладываю подушку под спину и хриплю:
— Так, тревожное семейство Дельфинов, немедленно перестаньте меня гипнотизировать. Я жива. Болею редко, но, как видите, метко. — Захожусь в приступе кашля.
Аня скептически смотрит на меня и тянется с поцелуем, но на полпути осекается и снова выпрямляется.
— Вы что здесь делаете?
— Заюш, ты три дня на сообщения не отвечала. Мы с Бертом волновались.
Закатываю глаза.
— Ты мне то месяцами не звонишь, то чуть ли не каждый день преследуешь. Про личное пространство не слышала? — Ворчу я.
Аня растягивает губы в улыбке, демонстрируя идеально-белые зубы, и собирается что-то сказать, но ее прерывает мелодия звонка.
Роберт достает телефон.
— Алло. — Едва успевает ответить, как из трубки сыплется отборный мат.
Роберт отходит к окну, но громкий динамик все равно позволяет услышать гневные речи Федорцова-старшего.
— Чтобы через пять минут твоя жопа была здесь! Сам разгребай за собой это дерьмо! — голосятв трубке и связь прерывается.
— Папа не в духе? — Неуместно хихикает Аня.
Роберт снова подходит к моей кровати. У него горят уши и щеки. Он поправляет идеально лежащую челку и прячет телефон в карман серого пиджака.
— Ехать надо. — Говорит севшим голосом. — Выздоравливай, Инга.
— Спасибо. — Благодарно киваю и подтягиваю одеяло повыше.
Мне становится искренне жаль Роберта. Не думала, что Николай Павлович — такое хамло. Он со всеми своими сотрудниками так разговаривает или только с родственниками? Почему-то мне кажется, что с Марком Николаевичем этот номер не прошел бы.
— Все, мы погнали, пока папа там все с землей не сравнял. — Говорит Аня, поднимаясь с моей кровати. — Я еще тебе рыбку красную привезла и костный бульон. Пока, дорогая. — Она, по привычке, чмокает воздух и выходит вслед за Робертом.