Страница 21 из 47
— Но как вор проник во дворец? И почему сигнализация не сработала, когда дверь покоев маркиза Буны была взломана? — спросила чародейка, увлечённая версией отца Вила.
— В замке полно народа, — пояснил герцог, с нотками снисходительности в голосе, — он мог оказаться кем угодно, от личного камердинера до случайно нанятого слуги, а мог и просто проникнуть в замок во время приёма гостей. Вы же сами видели, какое там творилось безобразие.
— И всё же меня твоя версия, отец, не убеждает, — возразил коррехидор, — вор мог вполне уйти с пустыми руками. Его величество упоминал о не особо благополучном состоянии финансов дайнагона. Вдруг маркиз Буна сам уже продал свой пистолет? Вор входит в комнату и находит лишь пустой футляр.
— Вздор! Ни один кавалер наградного оружия не станет продавать его, даже если будет стоять на грани нищеты, от чего маркиз Буна был далёк. И потом, — отец победно поглядел на сына, — если бы он продал свой пистолет, ради чего он стал бы привозить в Каэ-доно пустой футляр?
Вил уже почти придумал очередной контраргумент, как спокойную тишину глубокой ночи пронзил женский крик. Из-за привычной слышимости в артанских домах и замках крик показался громким, отчаянным и преисполненным боли.
Глава 5 ПИСТОЛЕТ И САПФИРЫ
Кричали в соседних апартаментах, дверь которых также украшал знак Букового клана. Глава Дубового клана обошёлся без обычной вежливости: деликатного стука и разрешения войти. Отец Вилохэда резко распахнул дверь, вооружившись наградной шпагой дайнагона, и решительно шагнул внутрь. Коррехидор и Рика последовали за ним.
Однако ж ничего ужасающего в соседних покоях они не увидели. В гостиной (очень похожей на гостиную Дубового клана) стояла женщина со шкатулкой в руках и причитала над ней, как над покойником.
— Леди Буна, — сэр Гевин опустил оружие, — простите великодушно за внезапное вторжение, но мы услышали крик и подумали, что тут происходит что-то страшное.
— А тут и происходит, — воскликнула женщина и со злостью швырнула шкатулку на диван. Чародейка узнала в ней ту самую даму, что была на торжествах в жёлтом платье с хризантемами и удостоила её порицающего взгляда за показывание языка за веером, — меня бессовестно обворовали! Сэр Гевин, вы, как глава Совета древесных кланов, должны принять незамедлительные и самые решительные меры к поимке злодея, опустошившего мою шкатулку с драгоценностями! Это просто неописуемо! — продолжала бушевать леди Буна, — воры! И где? В королевском замке! Куда катится Артания!?
— Госпожа маркиза, — Вил решил остановить поток причитаний и обвинений, — мы скорее приступим к делу, если вы расскажете, наконец, что именно, когда и как у вас украли.
— Передо мной, как я понимаю, наш хвалёный коррехидор? — она вскинула тёмную бровь, покосившись при этом почему-то на чародейку, — хорошо же вы выполняете свои обязанности. Ни дневной безопасностью, ни ночным покоем тут даже не пахнет.
— Мой сын и невеста Дубового клана находятся в Каэ-доно как частные лица, — возразил герцог Окку, — обеспечение порядка в замке не входит их компетенцию, этим занимаются совершенно иные люди. В данный момент граф расследует убийство по личному приказу его величества. Возможно, он выделит время, дабы не оставить вас без помощи в ситуации, в которой вы оказались.
— Какие красивые слова! — снова в сердцах воскликнула леди Буна, — скажите уж прямо, если будет время, он, — она кивнула на Вила, — опросит слуг. Ибо только слуги могли совершить столь гнусное злодеяние.
— Что у вас похитили? — Вил начинал злиться. Его раздражали женщины, подобные Дави́не Буна. Те, что не сомневались, будто былая красота и высокое положение возносят их выше окружающих. И полагающих себя в праве руководить любыми мужчинами, попавшими в их сферу их внимания.
— Как? Разве я не сказала? — маркиза посмотрела на коррехидора с таким видом, будто в том была его личная вина, — у меня пропал комплект оправленных в белое золото сапфиров: колье, серьги и браслет. Кроме сапфиров насыщенного василькового цвета на всех украшениях имеется россыпь мелких бриллиантов. Это драгоценности Букового клана, свадебный подарок моего дорогого, незабвенного сэра Ка́я. Мы столкнулись не просто с кражей, это — оскорбление, своего рода плевок в лицо Буковому клану, матерью главы которого, я в силу прискорбных обстоятельств нынешнего вечера я являюсь.
Несмотря на упоминание о прискорбных событиях, чародейке подумалось, что кража сапфиров в момент волнует леди Давину куда больше, нежели смерть свёкра.
— Когда вы обнаружили пропажу? — спросил Вил, когда сэр Гевин удалился, сославшись на необходимость быть при его величестве.
Леди Буна предложила, наконец, всем присесть, несколько раз глубоко вздохнула, стараясь унять волнение, и рассказала следующее: перед торжеством она надела топазы, а сапфиры оставила в нижнем потайном отделении лаковой шкатулки из Делящей небо.
— Вы привезли набор заведомо более дорогих украшений, а надели простые топазы? — удивилась Рика.
— Госпожа невеста Дубового клана, — с явной иронией произнесла леди Буна, — я с первого взгляда вижу в вас отсутствие опыта придворной жизни. Леди Камирэ сегодня была в голубом, а сие означает, что ни одна другая дама не может надевать этот цвет, дабы не вызвать недовольства её высочества. Я выбрала жёлтое платье, следовательно надеть к нему украшение с камнями синего цвета уже не могла.
— Зачем вы вообще брали с собой сапфиры? — насупилась чародейка, сильно не любившая, когда тычут в нос её собственной неопытностью или неосведомлённостью, — оставили бы их в Кленфилде в сейфе, и всё.
— Я собиралась надеть голубое платье, вышитое незабудкам и первоцветами, — чуть искривив полные сочные губы проговорила маркиза, — оно как нельзя лучше подходило к моему настроению в ожидании весны. То, что её будущее величество также намерена облачиться в голубое, стало известно буквально за час до начала празднества. Спасибо госпоже Тибе, она всегда намекает остальным дамам, какое платье выбрала её хозяйка и повелительница. Она прислала записку со стихотворением. Что-то там про ледяные звёзды глаз, сияющие, подобно весеннему небу. Это из классической поэзии. Все заинтересованные лица сразу поняли, что леди Камирэ намеревается облачиться в голубое.
— Понятно, — сказал Вил, — что предшествовало краже?
— Ни-че-го, — раздельно, как с непонимающему, но докучливому ребёнку, ответила дама, — я даже не доставала сапфиры, так что предоставленная в моё распоряжение весьма неумелая горничная не могла их видеть. Заперев дверь комнаты, я отправилась на торжество, где и пребывала до момента, когда его величество милостиво разрешил всем отправляться в свои комнаты. Выполняя требование не ложиться в кровать, я почитала книгу, затем поужинала и решила облачиться в домашнее платье. Звать неумеху просто не было желания, поэтому я разделась сама, повесила платье в шкаф, надела домашнюю одежду и решила убрать в шкатулку драгоценности. Это и были те самые топазы, о которых я вам рассказывала. Тогда-то я и заметила, что нижнее секретное отделение взломано. Взгляните, — она весьма грациозно протянула коррехидору шкатулку, — на передней стенке след от ножа. Лак поцарапан, даже выломана небольшая щепочка. Когда я с душевным трепетом открыла отделение, то там было совершенно пусто. Пропали и драгоценности, и бархатный синий мешочек, в котором они хранились уже восемнадцать лет.
— Хорошо, госпожа маркиза, Королевской службой дневной безопасности и ночного покоя принято ваше обращение о краже сапфиров, — заявил Вилохэд официальным голосом, — когда вы пришли в свои покои, дверь была заперта или нет?
— Право, господин граф, я не помню, — заявила леди Буна, и выразительно потёрла висок, — я была столь потрясена случившимся при вручении ежегодных наград его величества и возвратилась сюда в столь подавленном состоянии, что могла и не заметить открытой двери. Все мои мысли целиком были заняты бедным, бедным лордом Кестером. Такая глупая смерть! Я понимаю, он с доблестью защитил жизнь дамы, но…, — внезапно у неё из глаз брызнули слёзы, — это ужасно! Просто ужасно.