Страница 12 из 47
— Это случилось непосредственно перед, — коррехидор замялся, — инцидентом, или раньше?
Взгляд тёмных глаз стал страдальческим, и госпожа Тиба, выдавила из себя со значительным усилием:
— Я не помню, честное слово, не помню.
— Хорошо, — проговорил Вил, услышав, как лейб-медик сделал вдох, еле удерживаясь от желания вклиниться в разговор, — просто расскажите, что вам запомнилось.
— Сначала я стояла возле кресла своей госпожи, — срывающимся голосом начала госпожа Тиба Эдаби, — награждение шло своим чередом. Леди Камирэ захотела ледяного гла́йса с грейпфрутом. Она не пьёт никакого другого глайса, кроме этого. Позади на столе специально стоял кувшин с этим напитком и колотым льдом, я подала ей, а затем отнесла её стакан обратно.
Вил кивнул, поощряя продолжать рассказ дальше.
— Потом награждали по очереди: сперва его величество, следом — госпожа, снова его величество, и снова госпожа. Потом, — камеристка наморщила лоб, словно прикладывала большие усилия для того, чтобы вспомнить, — потом леди Камирэ назвала имя…, — она запнулась, — госпожи То́ри, кажется…, я повернулась к столу, чтобы взять брошь с карточки, на которой была указана соответствующая фамилия, и …, — девушка беспомощно поглядела на Вилохэда, — всё, а дальше я не помню.
— Вы совсем не помните, как подошли к леди Камирэ и попытались ударить её шпилькой из причёски? — спросил коррехидор с намеренной жёсткостью.
— Ударить леди Камирэ? — как эхо повторила она, — как такое могло быть? Я восхищаюсь госпожой, она всегда неизменно терпелива и добра ко мне, я не понимаю, почему должна была наставить шпильку на неё!?
— Мы позднее поговорим о двигавших вами мотивах, — холодно заметил четвёртый сын Дубового клана, в данную минуту нас интересуют ваши действия и ваши ощущения. Вы попытались ударить леди Камире в грудь серебряной шпилькой для волос. Ведь господин Нода рассказал вам о произошедшем.
— Мне? — удивилась Тиба и энергично замотала головой, — нет, не говорил. Вернее, я не помню. Но я никогда не смогла бы ударить свою госпожу чем либо, — залепетала она, — это неправда! Я такого не помню, меня просто оговаривают! Я ничего не делала, — слёзы брызнули из глаз, и девушка принялась судорожно глотать воздух, — мне просто стало плохо.
— Как бы там ни было, — сказал коррехидор, которому начало надоедать упрямое отрицание очевидного, — помните вы или нет, его величество Элиас и несколько десятков человек видели, как вы, госпожа Тиба Эдаби, пытались ударить невесту короля, при этом были остановлены господином королевским дайнагоном. После чего выхватили вторую шпильку и ударили в глаз маркиза Буну. Удар был смертельным.
Рика хотела добавить про оскорбления, которые камеристка леди Камирэ выкрикивала во время своей эскапады, но удержалась. Она надеялась, что сейчас произойдёт момент истины, и леди Тиба сознается. Однако ж, ничего похожего не произошло. Глаза придворной дамы расширились от удивления, губы заметно дрожали, и, если бы чародейка не знала, что лейб-медик час назад рассказал придворной даме об убийстве, готова была бы поклясться, что Тиба Эдаби слышит историю с собой в главной роли в первый раз.
— Господина Буну? — спросила она, и выронила стакан, схватившись за грудь, — я? Убила королевского дайнагона шпилькой для волос?
— Довольно притворства, — бросил Вил, — поднимите свой стакан и возьмите себя в руки. Вы находитесь под арестом, и неважно, признаете вы свою вину или нет, факт убийства остаётся фактом.
Придворная дама встала, пошатнулась и, опершись левой рукой за кушетку, подняла упавший стакан.
— У вас ещё имеется небольшой шанс избежать виселицы, — как само собой разумеющееся констатировал Вил, — вы ведь должны знать, что за убийство в Артании полагается смертная казнь? — и, не дожидаясь ответа, продолжил, — но малюсенький шанс избегнуть петли у вас всё же имеется. Не думаю, что такая милая и невинная девушка, как вы, госпожа Тиба, осознано могли влезть в государственную измену. Скажите, кто вас надоумил напасть на леди Камирэ. Вы не должны страдать в одиночку, мерзавец или мерзавка, втравившие вас в эту гнусную историю, заслуживает кары. Не выгораживайте никого, Эдаби, будьте откровенны со мной, как со старшим братом. И я даю вам слово древесно-рождённого лорда, что ваше сотрудничество со следствием зачтётся вам на суде.
Эдби Тиба смотрела на красивое лицо коррехидора широко раскрытыми глазами:
— Никто, господин граф, — проговорила она, — никто меня ни во что не втравливал, и я никого не убивала. Ни намеренно, ни случайно. Я просто упала в обморок от жары и волнения. Готова поклясться в этом на чём угодно. Пускай госпожа чародейка проверит мои слова, вы ведь можете сделать это?
— Проверим. Обязательно проверим, — жёстко пообещал Вил, — только будет поздно, тогда добровольное признание утратит свою ценность. Сделайте усилие сейчас, вспомните, что было когда леди Камирэ произнесла имя баронессы Тори?
— Закройте глаза, расслабьтесь, — приказала Рика, — и постарайтесь представить свои действия.
Придворная дама, всё ещё продолжавшая беспомощно держать пустой стакан в руках, послушно сомкнула веки.
— Вот вы стоите возле своей госпожи, — продолжала чародейка абсолютно спокойным и незнакомым коррехидору низковатым голосом, — леди Камирэ называет имя баронессы. Что вы делаете? Отвечайте, быстро, не задумываясь! — последние слова прозвучали как приказ.
— Я шагаю к столику, — бесцветным голосом проговорила придворная дама, не открывая глаз.
— Что вы видите на столе?
— Хрустальный кувшин, серебряную чашу с подтаявшими кусочками льда, недопитый глайс в высоком стакане, карточки с фамилиями дам, некоторые уже пустые. На других лежат броши, ордена и прочие подарки. Я ищу карточку с фамилией «Тори», — на этих словах девушка замолчала.
— Что вы делаете дальше? — повысила голос чародейка, — дальше, что было дальше?
— Дальше? — едва слышно повторила подопытная, — дальше я делаю шаг назад…,
Она вскрикнула, тело её затряслось, а руки столь сильно сжали стакан, что тот лопнул, и осколки поранили правую ладонь. Сама же придворная дама выгнулась дугой, упала на пол и забилась в конвульсиях, глаза её открылись, обнажив белки, изо рта полезла пена.
— Откройте окна, — приказал подоспевший доктор Нода, — отойдите и бросьте мне подушку.
Вил открыл настежь окно, а чародейка обеспечила подушку.
— Разве не нужно засунуть ей в рот что-то твёрдое? — поинтересовался коррехидор, наблюдая, как лейб-медик перевернул девушку на бок и подсунул ей под голову подушку.
— Зачем? — поднял на него глаза врач.
— Вдруг она откусит себе язык и больше не сможет давать показания.
Доктор Нода присвистнул.
— Ерунда. Язык — такая же мышца. Пока он в гипертонусе, как и всё тело госпожи Тибы, вероятность откусить его равна нулю.
— У госпожи Тибы был подобный приступ? — спросила чародейка не без интереса наблюдавшая за судорожными подёргиваниями конечностей лежавшей на полу камеристки.
— Ничего общего. Она просто рыдала, а тут похоже на падучую. Хотя не представляю, как девица, страдающая подобным недугом, могла оказаться старшей придворной дамой невесты короля! Но вам, господа, лучше оставить нас. Когда девушка придёт в себя, последнее, в чём она станет нуждаться, так это зрители.
— Скажите, Эрика, — сказал коррехидор, когда они отошли на достаточное расстояние от покоев лейб-медика, — странный приступ, невольными свидетелями которого мы сделались, ведь не проявление некой душевной хвори, о коей до нынешнего вечера никто не подозревал?
Рика, не задумываясь, ответила:
— Уверена, что нет. Вы ведь догадались, что я попробовала пробить психологические барьеры госпожи Тибы при помощи элементарного гипноза.
— Гипноза? — не поверил своим ушам Вил, — вы хотите сказать, что умеете делать это не хуже цирковых престидижитаторов?
— Об таком не особо любят распространяются, но врачей и чародеев учат основам гипнотического внушения. А я просто чуток потренировалась, да и посвящённость богу смерти сыграла не последнюю роль, — добавила она, — мне подумалось, что сильные переживания заставили обвиняемую поставить самой себе психологический барьер, потому как реальность оказалась слишком страшной. Она убедила себя в том, что ничего не было, просто упала в обморок при большом стечении народа.