Самая темная нота

Неужели я действительно выгляжу так по-другому?

Я поднимаю стекло и смотрю на свое лицо. Вай делает мне макияж перед тем, как я ухожу в гостиную. Она воспринимает это как тренировку и закатывает истерику, если я пытаюсь сделать это сама.

Обычно, когда я смотрю в зеркало, пока она работает, я вижу бронзовые пятна, похожие на военную краску. Но когда она все разглаживает, мои скулы выглядят более четкими, челюсть — более тонкой, а нос — как будто я сделала пластическую операцию.

Макияж — страшная вещь.

В сочетании с зелеными линзами для глаз и рыжим париком я в безопасности. Если только никто из мальчиков не увидит меня вблизи.

Пальцы тянутся к парику, и я начинаю снимать его, когда раздается стук в дверь.

— Привет, я ищу пианистку? Менеджер сказал, что я могу найти тебя здесь. — Говорит знакомый голос.

По моим венам прокатывается прилив паники.

И все становится в десять раз хуже, когда я вижу, что ручка двери поворачивается.

У меня есть несколько секунд, чтобы поправить парик на месте.

Входит Датч, и я уже должна быть готова к тому, что он заполнит собой всю комнату.

Но это не так.

Без формы Redwood Prep он выглядит больше, выше и опаснее. Хотелось бы мне как-то остановить время, чтобы осмотреть его и обойти, оставив его в пустой комнате одного.

Его волосы рассыпались по лицу, и я понимаю, что мне нравится его беспорядочный вид. Это тревожит, потому что он — угроза и разрушитель жизни, и мне не должно ничего в нем нравиться.

Пристальный взгляд янтарных глаз изучает меня.

Я чувствую тепло во всем теле и быстро отвожу взгляд.

Чем больше времени я провожу рядом с Датчем, тем больше понимаю, почему он не утруждает себя демонстрацией мачизма. Его взгляд жесток. Он тяжелый, темный и властный.

Раздосадованная, я понижаю голос до хрипловатого и спрашиваю: — Ты гнался за мной всю дорогу сюда только для того, чтобы поглазеть на меня?

Его брови вздергиваются, и я надеюсь, что это не потому, что он узнал мой голос.

С детства у меня получались отличные пародии. Как и музыкальные ноты, голоса имеют свою уникальную тональность.

Когда Виола была младше, она умоляла меня читать ей сказки на ночь. «Голоса, голоса» — Настаивала она. И я вживалась в образ, меняя тональность, чтобы оживить сказочных персонажей.

Теперь я во многом опираюсь на этот навык, надеясь, что Датч не видит его насквозь.

Он засовывает руку в карман. — Я пришел...

— Спросить, не видела ли я девушку по имени Каденс? — Вклиниваюсь я.

Мое беспокойство зашкаливает. Мне нужно как можно скорее убрать его из этой комнаты, из этой гостиной, из моей жизни.

— Я ее не видела.

Я отворачиваюсь от него, надеясь, что он поймет намек и сам отступит.

Но мне лучше знать.

Датч Кросс не уходит, не получив того, за чем пришел.

Он задерживается в дверном проеме. Его взгляд ласкает меня так, что у меня кровь воспламеняется.

Когда воцаряется тишина, я понимаю, что не должна быть такой пренебрежительной. Датч никогда не скажет мне — настоящей мне — о том, почему он так стремится сделать мою жизнь несчастной. Но он не знает этой версии. Может, мне удастся выпытать у него это, пока я переодета.

Резко повернувшись, я поднимаю подбородок.

— Зачем ты вообще ходишь и спрашиваешь о ней? Она тебе что-то сделала?

Он делает шаг в комнату, медленно, как будто я исчезну, как мираж, если он будет двигаться слишком быстро. На его лице задумчивое выражение. Сильный нос и подбородок прорезают тень.

Тишина становится гнетущей, а температура повышается, когда он приближается ко мне. Никогда раньше я не чувствовала такого напряжения. Оно такое хрупкое, что одно слово — и оно рассыплется.

— Как тебя зовут? — Спрашивает он. Вибрация его голоса будоражит меня так, как не способна даже музыка.

Его тело больше, чем я помню, его твердая грудь останавливается на расстоянии одного дыхания от моего лица. Он — мой враг в Redwood Prep. Но сейчас он не смотрит на меня так, словно хочет сломать.

Я не сразу понимаю, что таращусь. Я захлопываю рот и переминаюсь с ноги на ногу.

— Почему ты хочешь знать?

— Потому что каждая идеальная песня заслуживает названия.

Мои ресницы мерцают. Неужели этот задумчивый зверь только что сказал что-то романтичное?

Когда его янтарный взгляд впивается в меня, клянусь, все мое сердце вылетает из ребер и начинает биться по комнате, как летучая мышь.

И тут я вижу интерес, мелькнувший в его взгляде. Я думала, он пришел, чтобы выследить меня — настоящую меня. Но это не так. Он вернулся сюда, потому что ему нравится мое альтер-эго.

Энергия бурлит в моем теле, сверкая, как молния. В Redwood Prep было так много моментов, когда казалось, что свет в конце туннеля становится все меньше и меньше. Так много моментов, когда все, чего я хотела, — это шанс уравнять шансы.

У меня было не так много возможностей отомстить великому Датчу Кроссу. Теперь, когда передо мной открыта дверь, я чувствую себя смелой.

Я ни за что не позволю этому моменту ускользнуть от меня.

Не обращая на него внимания, я ухмыляюсь.

— Обычно эта фраза срабатывает для тебя?

На его лице появляется призрак улыбки, но она исчезает так быстро, что я не уверена, показалось ли мне это.

— Обычно это все, что требуется, да. — Он пожимает плечами, но блеск в его глазах совсем не случайный. — Как давно ты играешь?

Интерес в его голосе застает меня врасплох.

— Давно.

— Я никогда не слышал, чтобы кто-то так деконструировал Шопена. Твой учитель фортепиано, должно быть, любит тебя.

Упоминание о моем учителе фортепиано напоминает мне о мистере Маллизе, и это заставляет меня жадно жаждать боли Датча.

Я делаю осторожный шаг вперед. — Люди развиваются. Не понимаю, почему музыка тоже не может развиваться. Музыка — это отражение нас. Кто мы есть, откуда пришли и кем хотим стать.

— Это также мера совершенства. Если мы сыграем не совсем правильно, мы не выиграем.

Я сморщила нос.

— Я думаю, что наша одержимость удерживать вещи, пытаясь сохранить их такими, какими они были всегда, может помешать нам увидеть то, что важно.

Его взгляд скользит по моему телу. Когда он снова скользит вверх, я понимаю, что это не та игра, в которую можно играть легкомысленно.

— И что же это?

Я впиваюсь зубами в нижнюю губу.

— Композиторы пытаются передать чувство, а не идеальную оценку. Легче уничтожать классику, когда я думаю, что некоторые из этих парней могут первыми уничтожить и свою собственную работу.

Мои слова вызывают у меня медленную ухмылку, от которой пламя танцует до самых пальцев ног.

Я замираю, ненавидя себя за то, что заметила. Это Датч — разрушитель жизней и душ. Он позаботился о том, чтобы за последние несколько недель в Redwood Prep мне было чем разрушить весь день.

Я отодвигаю мистера Маллиза на второй план, а сердцем остаюсь на задании. Как использовать интерес Датча так, чтобы причинить ему наибольший вред?

Я продолжаю жевать нижнюю губу. Поскольку я не провожу большую часть своего времени, выхватывая конфеты у малышей, как Датч, идеи приходят не так быстро, как я думала.

Мне нужно еще немного потянуть время.

— Ты должен знать, как важно прокладывать свой собственный путь. — Хрипло говорю я. — В конце концов, ты ведь тоже музыкант.

— Откуда ты это знаешь? — Он пристально смотрит на меня. — Ты следишь за моей группой?

Воздух застывает в моих легких, когда я понимаю, что, возможно, выдала себя. Если я признаюсь, что слышала о его группе, он может спросить меня о моей любимой песне или еще о чем-нибудь. Но я еще не слышала, как играют Датч.

У меня раздуваются ноздри, когда я думаю о том, как мне быть.

— Не слышала. — Я тянусь к его руке и поднимаю ее. — У тебя мозоли на кончиках четырех пальцев, но нет мозолей на большом пальце. Это признак человека, который проводит больше часов за игрой на гитаре, чем за едой и сном.